Прогулки по Москве. 40-е. «Я думал, что Сталин будет всегда»
Григорий Солганик, профессор МГУ, доктор филологических наук, 1932 года рождения
Мы жили на Таганке. Там на площади был рыбный магазин. Никогда больше я не видел такой продажи: продавец с черпаком стоял возле чана с водой и вылавливал оттуда рыбу. Вываливал сразу на прилавок. Крупная! Живая!
В первом классе у нас была учительница Ольга Николаевна. Она учила нас чистописанию и особенно напирала на букву О. Букву О надо было писать очень красиво, потому что так начинается ее имя. Когда я закончил первый класс, началась война.
Каждый вечер Москву бомбили. Прилетали самолеты. Мама с нами отправлялась в метро на Кировскую. Уходили на рельсы, раскладывали одеяла и ночевали там. Когда начинало приходить много народу — это была тревога. Рано, часов в шесть утра мы оттуда выходили, и я собирал осколки. Горячие осколки снарядов, которыми пытались сбить самолеты. Тогда я не понимал, что происходит что-то страшное. Для меня это было приключение.
В октябре в Москве началась паника, грабежи, мародерство. Ждали прихода фашистов, Москву могли сдать. Было так страшно, что даже приснился сон, который потом долго-долго преследовал меня: в нашем дворе высаживается десант фашистов и начинает расстреливать всех подряд.
С боем нас посадили в поезд. Была борьба за места — все хотели уехать. Мы осели в маленьком городке Бирск у пьяного аборигена, который каждый вечер напивался и пел: «Шумел камыш, деревья гнулись».
В 44-м мы снова вернулись в Москву. Наш дом разбомбили. В Москве был голод и бандитизм. Москва была мрачная. Не грязная — мрачная: светомаскировка, все затемняли окна. Мама продавала вещи. «Место встречи изменить нельзя» — очень правдивый фильм, все было так. Вернулись покалеченные фронтовики, работы не было. Чем только они не занимались.
Во дворе у нас была семья: мать с десятью детьми. Практически мать-героиня, но все ее дети сидели в тюрьме. Старший был главарь банды. Мне он покровительствовал. У всех этих шаек было такое орудие — бритва между пальцев. Чуть что, они говорили: «Попишу тебя». Это так называлось — «пописáть» — по глазам, по лицу. Пройти по улице, особенно вечером, было опасно. Мой «покровитель» говорил: «Если что, ты скажи — Вовка Сапог».
Тогда были очень хорошие, но страшно бедные и голодные учителя. В четвертом классе у нас был Владимир Алексеевич, по кличке Валасéич. Пожилой человек, бедный: у него даже бумажки никогда не было. Но класс замирал, когда он читал: «Едет гуннов царь Аттила...» Мы так его любили и жалели, нам казалось, что он голодал, однажды пошли в буфет и накупили ему всем классом булочек. И завалили его этими булочками. Это было ужасно некрасиво. Он очень смущался. Булочки, кажется, так и не забрал.
Я любил Сталина, как любят Бога, как любят Вождя. У меня была тетка, старая большевичка, еще революцию 1905 года делала. Так вот, у нее на столе всегда стоял Ленин, а Сталина не было. И я не понимал этого. Я думал, что Сталин будет всегда. Никаких сомнений в его величии, возможностях — всемогущий. И разуверился я очень поздно, уже ко времени, когда он умер. При этом я чувствовал ложь и еще ребенком всегда понимал, что можно говорить, а что нельзя. Дома всего боялись: аресты, аресты.
В 40-е годы очень много смотрели трофейных фильмов. Там целая серия была фильмов с актрисой, которую очень любил Гитлер, — Марикой Рекк. Я слышал рассказы фронтовиков про «другой мир». Слышал и верил, но мысли о том, что у нас что-то не так, не приходило. Я принимал эту далекую красивую страну как данность.
С большой долей горя я воспринимал борьбу с безродными космополитами, это была антисемитская кампания, а я еврей. Были квоты в университеты, на работу. Отчасти поэтому я уехал учиться в Казань, а потом еще долго не мог устроиться на работу. Никогда не думал о том, чтобы уехать. И мне жалко тех, кто уехал. Они уехали на чужбину, другой язык. Я без русского языка себя не мыслю. Это уже в крови.
Другие тексты проекта:
Прогулки по Москве. 50-е. «Все очень боялись атомной войны»
Прогулки по Москве. 60-е. «Москва пустынная, спокойная, никто тебя не трогает»
Прогулки по Москве. 70-е. «Это было унизительно, но тогда мы этого не понимали»
Прогулки по Москве. 90-е. «Облако агрессии накрыло Москву, как булгаковская тьма, пришедшая с моря»
Полная версия проекта здесь:
Здесь можно скачать приложение TheQuestion.ru, чтобы задавать свои вопросы и отвечать.