[poll id="381" align="left"]

Николай Шабуров, директор Центра изучения религий РГГУ:

Когда актер надевает церковное облачение, оно превращается в реквизит. Религия в разное время относилась к подобным вещам по-разному: наверное, по законам Российской империи так нельзя было поступать, но мы-то все-таки живем в XXI веке, и ни одна религия у нас не имеет государственного статуса.

В рамках карнавальной культуры наряжаться в священнослужителей было совершенно нормально, это запросто делали. Да и у нас пока еще не запрещено театральное искусство, хоть мы и движемся к этому. И разве в театре и кино нельзя изображать духовных лиц в одеяниях?

Церковная одежда была куплена в магазине карнавальных костюмов. А если бы Собчак там купила бутафорский генеральский мундир — у меня был такой в детстве — и сфотографировалась в нем? Это было бы оскорблением нашего воинского знамени? Я еще понимаю, если человек производит какие-то действия, но это ведь просто фотография.  

Мне не совсем понятен закон о защите религиозных чувств. Почему мы должны выделять из других чувства определенной категории граждан? И что мы в данном случае понимаем под чувствами, а тем более под религиозными чувствами? Это все-таки вне юридической сферы. И на фотографию Собчак может обидеться только больное сознание, которому везде чудятся обиды и оскорбления.

Никас Сафронов, художник:

В наше время с подобными выпадами нужно быть осторожным, особенно если ты знаковый человек и любое твое движение могут рассмотреть двояко. Но лично я считаю, что каждый надевает на себя, что хочет, и ничего в этом страшного нет. Я вот изображал себя в одежде католического священника — у меня были католические монахи среди предков. Думаю, ничего кощунственного тут нет. Вот если бы человек пришел в храм и начал выдавать себя за священника — это другое дело. То, что мы сейчас обсуждаем, — это некий творческий акт, который может позволить себе творческий человек, а Ксения, конечно, человек творческий. В кино ведь актрисы раздеваются догола, могут целоваться с человеком в кадре, и их мужья, которые часто сами актеры или режиссеры, понимают, что это нельзя считать изменой. Одно дело — что человек делает перед камерой, другое — что он совершает вне пространства камеры. Есть вещи, которые имеют определенные территории. Обнаженная натура в музее — это нормально, на Красной площади — нет.

Табу в искусстве — это в первую очередь внутреннее ощущение самого человека, его понимание, насколько он может нарушить границы. Кесарю — кесарево, и, если творческий человек состоялся как личность, достиг известности, он вполне может позволить себе выход за рамки. Особенно если это помогает ему стать более значимым художником. Победителей не судят. Те, кто достиг вершин, могут влиять на общество, нарушая табу.

Тимофей Кулябин, театральный режиссер:

Я не видел фотографию и не могу ее комментировать. Но, оказавшись заложником статьи за оскорбление чувств верующих, я так и не понял, в чем ее суть.

 

Ольга Сибирева, эксперт информационно-аналитического Центра «Сова»:

Предсказать перспективы уголовного преследования Ксении трудно, но практика применения закона об оскорблении религиозных чувств позволяет предположить, что Собчак опасность не грозит. За время существования закона по нему был осужден всего один человек: новосибирский художник Артем Лоскутов — за распространение изображения Pussy Riot, стилизованного под икону, он был оштрафован на 1 тысячу рублей. Было много попыток возбудить по этой статье и уголовные и административные дела, но 148-я уголовная статья ни разу не дошла до обвинительного приговора.

Закон об оскорблении чувств верующих был политическим решением, ответом на акцию Pussy Riot. Он очень неудобен для применения, нечетко прописан, дублирует другие уже существующие уголовные и административные статьи. Сотрудники прокуратуры и следственных органов сами прекрасно понимают, что им будет сложно доказать необходимость применения 148-й статьи УК, а не ее альтернатив.

Истец уже сообщил журналистам, что он несколько лет назад пытался добиться закрытия телепрограммы «Дом-2», которую тогда тоже вела Ксения Собчак. Вполне вероятно, что речь идет не об оскорблении религиозных чувств, а о личной неприязни к журналистке.

Лена Хейдиз, художница:

Я верующая и видела фотографию Ксении. Да, это провокационный акт, но с глубоким содержанием: во всех традиционных системах, в православии в том числе, считается, что женщина подчиняется мужчине: она не может быть священником или просто войти в храм без платка. Фотография Ксении дает повод для дискуссии о второсортности женщин в традиционном обществе — за это ей честь и хвала.

Если православие хочет остаться живым в России, оно должно претерпеть определенные трансформации, стать более терпимым и толерантным. А сегодня нам всем ничего нельзя, и это возврат во тьму, будто мы «Исламское государство», в котором можно убить на улице за то, что ты одет не так и любишь не того.

Андрей Кураев, протодиакон:

По поводу юриста могу сказать лишь одно: богата дураками русская земля. Фотографию Ксении нельзя сравнивать с, например, акцией Pussy Riot — она же не фотографировалась в этой одежде в храме. Если за такие вещи мы будем открывать Уголовный кодекс, нам придется перемещать в суд любой детский утренник, на котором дети переодеваются в несвойственные им наряды.