Издательство: «Альпина Паблишер»

Осенью 1973 г. бестселлером на книжном рынке ФРГ стала биография Гитлера, выпущенная известным публицистом (позднее — издателем газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung) Иоахимом Фестом. Книга раскупалась чрезвычайно быстро, несмотря на внушительный объем (около 1200 с.) и достаточно высокую цену. К началу 1974 г. в ФРГ было продано 0,5 млн экземпляров книги, а поставленный позднее на ее основе фильм («Гитлер — история карьеры») посмотрело за короткое время около 2 млн зрителей. Произошел всплеск «гитлеровской волны», обрушившейся на средства массовой информации ФРГ (и других стран Запада) в 1970-е гг. и воспринятой современниками как кризис исторического сознания и кризис исторической науки.

Причины интереса к фигуре фюрера в массовой культуре ФРГ 1970-х гг. были неоднозначными. Советский переводчик и публицист Лев Гинзбург, которому, по его словам, были ведомы не только вершины немецкого духа, но и «бездны, мрачные закоулки и тупики немецкой истории», делился размышлениями, возникшими в связи с просмотром в одном из городов ФРГ фильма по книге Феста: «Публика расходилась после сеанса молча, одни были озадачены, другие подавлены... Интерес к фашистскому прошлому в Западной Германии действительно резко возрос, но вызван он совершенно различными причинами... По размаху “гитлеровская волна” могла соперничать разве что с сексуальной... Однако дело было не только в коммерции... Страна переживала какую-то болезнь. Все были всем недовольны. Все маялись». В условиях экономической и политической нестабильности сплелись в тугой узел тоска по «сильной руке», обманутые ожидания социальных реформ после прихода к власти правительства социал-демократов и свободных демократов, осознание упадка молодежного движения.

Читателя книги Феста подкупает не только уровень проникновения в психологическую мотивацию поведения Гитлера, но в неменьшей степени — глубина освещения эпохи: «Жизнь Гитлера не стоило бы ни описывать, ни интерпретировать, если бы в ней не проявились надличностные тенденции и взаимоотношения, если бы его биография не была на всем своем протяжении одновременно и сколком биографии эпохи... Гитлер был не только фигурой, объединившей столь многие тенденции времени; в еще большей степени он и сам придавал событиям их направление, масштабы и радикальность».

Произведение Феста вызвало серьезную и обоснованную критику ряда ведущих историков ФРГ. Голо Манн заметил, что в методе автора заключены немалые опасности: «Чем дольше мы занимаемся этим героем, его происхождением, мотивами его поведения, его психологией, тем больше мы склоняемся к тому, чтобы понять его, и — только один шаг к прощению, а затем и к восхищению». Герман Грамль справедливо упрекал Феста за то, что он не показал, «насколько высока была степень участия определенных экономических кругов и таких консервативных групп, как армия и церковь, в провале Веймарской республики и тем самым, по меньшей мере косвенно, в подъеме национал-социализма».

Фест был прав, полемически выступая против упрощенных представлений о Гитлере как «агенте империалистических сил». Фест называл «идеологически предвзятыми» господствующие в марксистской литературе толкования, которые «представляют Гитлера “выкормышем” некоей “нацистской клики” промышленников, банкиров и крупных землевладельцев». Мартин Брошат рассматривал успех бестселлера о Гитлере как реакцию на «неомарксистские социально-теоретические интерпретации национал-социализма, в которых о Гитлере говорилось мало или только как об “агенте” анонимных правящих кругов». Но одновременно Фест, желая того или нет, показал нежизненность любой из одномерных «универсальных концепций», предлагаемых для толкования нацистской диктатуры, в том числе конструкции тоталитаризма. Как бы ни относиться к книге Феста, было бы нелепо (а это практиковалось у нас совсем недавно) обвинять ее автора в симпатиях к неонацизму. Не так давно книга, извлеченная из недр российских спецхранов, переведена на русский язык, и читатель может непредвзято судить о ее достоинствах и недостатках.

«Гитлеровская волна» отхлынула, а воздействие труда Феста ощущается до сих пор. Это не научный трактат, но он в значительной степени повлиял (очевидно, неоднозначно) на западно-германскую историографию нацистской диктатуры, прежде всего на дебаты о месте фюрера в политической системе Третьего рейха. После выхода книги Феста получили широкое распространение версии о модернизаторской функции нацистского режима. Фест писал о том, что именно Гитлер придал радикальность «процессу острых перемен», в которых нуждалась Германия. Впрочем, автор именует тезис о модернизаторской функции национал-социализма лишь «одним из многих аспектов толкования».

***

В 1970-е гг. в ФРГ развернулись дискуссии, в ходе которых выдвигались и оспаривались тезисы о степени применимости к истории нацистской диктатуры таких дихотомических категорий, как «монократия» и «поликратия», «модернизм» и «антимодернизм». Для ведущих исследователей «подлинной проблемой» была «не индивидуальная психопатология Гитлера, а состояние общества, которое его возвысило и позволило ему господствовать до апреля 1945 г.»

Обсуждение проблемы «монократия или поликратия?» возникло в ходе детального рассмотрения конфликтов и противоречий в системе органов власти нацистского рейха. На съезде историков ФРГ, состоявшемся в 1976 г. и обсуждавшем проблему «Личность и структура в истории», были представлены разные точки зрения на роль Гитлера в системе нацистского общества и государства. Клаус Хильдебранд — сторонник концепции «монократии» — утверждал, что фюрер, воплотивший «тип эпохи», определял главное содержание политики режима. Такая позиция, по мнению оппонентов Хильдебранда, несла в себе опасность повторения тезисов фашистской пропаганды и затушевывала деструктивные антагонизмы политической системы Третьего рейха. В ходе дискуссии о характере нацистских властных структур Гансом Моммзеном была выдвинута принципиально важная идея о непрерывной «кумулятивной радикализации режима», приобретавшей в ходе «борьбы с противниками» собственную динамику.

Значительное влияние на результаты научных споров 1970-х гг. оказала ставшая тогда достоянием историографии ФРГ книга «Бегемот: структура и практика национал-социализма», принадлежавшая перу эмигрировавшего в США выдающегося немецкого политолога, юриста, экономиста Франца Ноймана (1900–1954). Современники не сумели (или не захотели) понять значимость труда Ноймана, опубликованного на английском языке в США в 1942 г. На немецком языке «Бегемот» вышел только после того, как на монографию Ноймана вновь обратили пристальное внимание авторитетные американские исследователи.

Название книги восходит как к библейской мифологии, где названы имена морских чудовищ — Левиафана и Бегемота, так и к трудам Томаса Гоббса, в представлении которого Бегемот олицетворяет «негосударство», основанное на хаосе, произволе и насилии. Базируясь на марксистской методологии, пытаясь творчески развивать ее, Нойман исходил из того, что в Германии Гитлера господствовал «тоталитарный монополистический капитализм», «частнокапиталистическая экономика, регламентируемая тоталитарным государством».

Нойман выдвинул положение о неоднородности германского правящего класса, о конкурентной борьбе различных его группировок. Опираясь на доступные ему материалы, он выделил четыре «автономные блока власти»: промышленность, нацистская партия, государственная бюрократия, вермахт, «конкурирующие между собой и заключающие компромиссы, формой которых может быть решение фюрера». Автор констатировал: «цемент», который скреплял «блоки власти», — это «прибыль, власть и прежде всего страх перед угнетенными массами».

Процессы аризации и германизации (Нойман указывал на создание и функционирование концерна Геринга, на предприятия, действовавшие в рамках концлагерей Гиммлера) вели, по оценке ученого, к тому, что «политическая власть партии полностью укореняется в сфере производства», «практики насилия в нарастающем темпе становятся предпринимателями, а предприниматели — практиками насилия».

В книге «Бегемот» содержалась научная трактовка проблемы массовой базы режима: «тоталитарной диктатуре удалось превратить часть своих жертв в своих сторонников, а всю страну — в скованный военной дисциплиной вооруженный лагерь», удалось «включить массы в войну — в идеологическом и организационном отношениях». Противопоставляя свое видение настоящего и будущего страны достаточно распространенным в эмигрантской среде иллюзиям о возможности «германской революции», Нойман предупреждал о «глубокой индоктринации масс, сочетаемой с почти абсолютной системой террора», о стабильном перевесе в обществе «добровольных и недобровольных сторонников режима», о «невозможности организоваться тем, у кого иные мысли и чувства».

Сходные аргументы выдвигал Мартин Брошат (1926–1992) занявший в начале 1970-х гг. пост директора Института современной истории. Он считал, что «неверные представления о Третьем рейхе как тоталитарной диктатуре, целенаправленно контролирующей все отрасли общественной жизни», являются косвенным отражением «мистификаторской нацистской техники пропаганды и осуществления власти».

Каким был Брошат? Я беседовал с Германом Грамлем, долгие годы работавшим с ним. «Это был бесконечно талантливый человек. Он был изобретательным, постоянно будоражащим директором. Он, собственно говоря, и создал наш институт. Во время научных дискуссий он чувствовал себя как рыба в воде. Он не только охотно выслушивал возражения, он всегда просил высказывать другие мнения».

Во время дискуссий о политической структуре национал-социализма взошла научная звезда Ганса Моммзена, прямого потомка великого немецкого историка, лауреата Нобелевской премии по литературе Теодора Моммзена. Ганс Моммзен брался за решение самых серьезных вопросов истории нацистского периода, нередко вызывающих непримиримые споры. Научные дискуссии стали его стихией. Не ограничиваясь лекциями в университетских аудиториях, он нередко выступал перед учителями, профсоюзными функционерами. Ученый левых убеждений, следуя демократической традиции своего великого предка, он неутомимо борется против националистических тенденций в историографии ФРГ. Я хорошо помню, какой отклик вызывали его сообщения на научных конференциях, которые проходили в Москве, Екатеринбурге, других городах России и Германии.

С точки зрения Моммзена, было необходимо «дать анализ процесса принятия решений в рамках системы нацистского господства, рассмотреть специфические структурные элементы этой системы, которые не определяются только лишь характером и стилем руководства Гитлера». Ученый указал на ошибочность представлений о режиме (представлений, вытекавших из концепции тоталитаризма) как «рационально организованной совершенной системе террористической диктатуры». Он писал об «анархии в рамках системы», отмечая «нараставшую некомпетентность решений на всех уровнях».

Моммзен считал, что для политической структуры нацистской Германии были характерны «внутренняя аморфность системы национал-социалистической диктатуры», «постоянное соперничество за благосклонность фюрера среди сатрапов режима». Он полагал, что погружение рейха в пучину иррациональных преступлений («окончательное решение еврейского вопроса», физическое уничтожение советских военнопленных) являлось проявлением неизбежной «тенденции кумулятивной радикализации». В нацистской Германии, по мнению Моммзена, действовали «механизмы, которые вели режим к саморазрушению», и лишь «напряжение войны частично приостановило внутренний распад режима».

***

Существенные сдвиги происходили в изучении проблематики Второй мировой войны — на том фланге западногерманской историографии, где были традиционно сильны позиции консервативных кругов. В 1969 г. вышла в свет монография сотрудника фрайбургского научного центра профессора Манфреда Мессершмидта «Вермахт в нацистском государстве».

Примечательна биография автора книги, впитавшего в себя с детских лет независимый дух рабочих Рура. В 1943 г. шестнадцатилетним мальчишкой он был призван в вермахт, сначала в зенитную артиллерию, а затем в инженерные войска. Манфреду, по его собственным словам, было совершенно ясно, что война проиграна, и в апреле 1945 г. он, как и тысячи немецких солдат, решается на дезертирство, но попадает в плен к американцам.

После возвращения из плена Мессершмидт получает историческое и правовое образование, приобретает навыки практикующего юриста. C конца 1960-х гг. он посвящает себя исследованиям в области германской военной истории.