Локус контроля. Как формируется детское мировоззрение

Поводом для написания этого материала стали пост Анжелики Азадянц о людях с лишним весом и развернувшаяся под ним дискуссия о чувстве вины.

Начну издалека.

Однажды, когда я сама была подростком, стечением обстоятельств я оказалась в больнице. Это была клиника Педиатрического института, там лежали дети и подростки с серьезными заболеваниями. Меня положили в двухместную палату к девочке Насте 15 лет с серьезными травмами обеих ног. Она лежала в клинике давно, не могла ходить, и персонал явно надеялся, что нам, близким по возрасту, будет друг с другом повеселее и я смогу помогать Насте в повседневных делах. В двух соседних палатах лежали по шесть детей разного возраста — от 6 до 12 лет. В больничном заточении было довольно скучно, поэтому все они довольно быстро со мной, новенькой, перезнакомились и научились использовать меня для собственной пользы и развлечения.

Спустя некоторое время я в коридоре подошла к лечащему врачу и мрачно сказала, глядя в выщербленный кафельный пол:

— Переведите меня в одну из тех палат, а кого-то из них — на мое место. Они почти все готовы, им кажется, что двухместная палата — это круто, а шестиместная — отстой. Насте я и оттуда буду ходить помогать, если надо.

Врач, мужчина-хирург, долго молчал, соображая, что сказать и что сделать. Было очевидно, что выверты подростковой психологии не являются его специализацией и даже зоной обычного внимания. В конце концов он решил собрать больше информации.

— Вы что, поссорились?

Я отрицательно помотала головой.

— Настя тебя чем-то обидела?

Я повторила свой жест. 

— Что же тогда? — хирург явно терял терпение, и я решила, что должна объясниться максимально исчерпывающим образом.

— С Настей мне поговорить не о чем. Она даже не знает, как устроен фотонный двигатель. И главное — не хочет знать. А те меня слушают, им хоть интересно.

— Фотонный двигатель?!

Врач несколько секунд смотрел на меня, вытаращив глаза, потом запрокинул голову и захохотал, широко раскрыв рот. 

Я молчала, глядя, как интересно устроено у него небо, и вспоминая утверждение Конрада Лоренца, что улыбка и хохот у человека и высших приматов — это не градации одного и того же чувства, а две совершенно разных реакции с разными эмоциями. Хохот — это ближе к агрессии.

Отсмеявшись, хирург вдруг разом стал серьезным.

— Я тебя никуда переводить не стану, — сказал он, и я сразу развернулась, чтобы уйти. В общем-то я не очень и надеялась, но считала нужным попытаться.

Однако он остановил меня, удержав за плечо и почему-то сразу отдернув руку.

— И знаешь что еще, девочка? Учти, что большинство людей на этой планете не знают, как устроен фотонный двигатель, и вовсе не обязаны хотеть это знать. Подумай об этом хорошенько, я полагаю, это поможет тебе в будущем.

 Взрослые люди той поры так редко вступали с детьми в не бытовую коммуникацию, что каждая случайно полученная от них, тем более лично ориентированная информация подвергалась тщательной переработке. Поэтому я кивнула врачу, вернулась к себе в палату, села на кровать и стала думать.

***

Есть некоторое количество вещей, которым мы, уже взрослые, вроде бы должны научить наших взрослеющих детей. Сейчас процесс этого научения интенсифицировался до такой степени, что четверо из пяти (если не девять из десяти) детей чувствуют себя категорически перегруженными валящейся на них со всех сторон информацией и сдачей того или иного вида зачетов по ее усвоению.

И мне кажется, что этот поток сейчас несколько перекошен. Только вот в какую в сторону? Самая прямая ассоциация — из «Денискиных рассказов». Там сначала мальчик Дениска рассказывает про то, что он любит — это много всего разного из разных сторон жизни, а потом рассказывает другой мальчик — Мишка. И вот у этого Мишки всего тоже много, но оно все — только то, что он любит есть и пить. И в конце слушающий мальчиков учитель говорит: здорово, Миша, ты очень много всего любишь, но какое-то оно все немного одинаковое и съедобное.

В своей практике я уже некоторое количество лет наблюдаю, что сейчас у детей, подростков и молодых людей избыток «одинакового и съедобного», и в дефиците знание, «как оно в общем устроено» и «какое оно все имеет лично ко мне отношение».

И дискуссия к посту Анжелики напомнила мне об одном важном аспекте этой общего, как мне кажется, дефицита — аспекте локуса контроля. Их два вида: внешний и внутренний.

В самом примитивном виде это один из «вечных вопросов русской интеллигенции»: кто виноват — я сам или внешний мир? Если чуть посложнее, то: кто контролирует, кто властен над тем, что со мной происходит в этом мире? Еще сложнее — и мы выходим прямо на мировоззренческие горизонты.

Что тут важно для подростков и предподростков и что, как мне кажется, обязательно должны прояснить для них родители или иные заинтересованные в них взрослые?

1. Разумеется, знакомство с самим понятием локуса контроля (некоторым родителям предварительно придется самим с ним познакомиться — обещаю, будет интересно).
2. Объяснение на примерах прямо из окружающей жизни, как это вообще выглядит и работает.
3. Попытка анализа сначала на примере родителя (не ребенка!) — когда я, родитель, составляю мнение (говорю, действую) с позиций внешнего, а когда с позиций внутреннего локуса контроля. Очень полезное упражнение для самого родителя.
4. Поощрение любых попыток анализа «по теме» со стороны ребенка, подростка. Для многих современных детей и подростков даже попытка пересмотра уже устоявшихся матриц «Это потому, что они все придурки», «А чего она ко мне придирается!» — будет огромным мировоззренческим инсайтом. Альтернатива — честное признание: «Мам, ты знаешь, а у меня, оказывается, категорически внешний локус контроля. Они, правда, придурки, и училка правда придирается. Но ведь и у вас с папой тоже. У него во всем дурак-начальник виноват, у тебя — воры-чиновники и лично президент. Значит, мы целиком такая семья?» И вот здесь уже всем рядком сесть на кровать и думать.
5. Прямо вытекающая из темы локуса контроля другая тема: «А должны ли они?» Даже если могут. Должна ли была 15-летняя неходячая Настя хотеть узнать устройство фотонного двигателя? Должны ли люди хотеть нас понять? Услышать? Хотеть доставить нам удовольствие? Хотеть делать то, что кажется нам правильным, здоровым, интересным? Или они могут вовсе этого не только не делать, но и не хотеть? И от этого «нехотения» и «неделания» они вовсе не становятся плохими, отсталыми, глупыми или безвольными. Кто отвечает за то, чтобы я был понят и услышан? Я сам или они? Кто виноват, если этого не произошло (меня не поняли, не услышали, не захотели со мной играть, взять в компанию)? Они плохие или я сам недостаточно старался, неверно оценил ситуацию или свои ресурсы?

Все вышеперечисленное — важные темы не только для современных детей и подростков, которых все детство развлекают и развивают, прививая им чувство собственной важности и нужности кому-то, но и в целом для современного мира, который, с одной стороны, провозглашает примат разнообразия, а с другой — то и дело пытается силой заставить всех даже не делать по большому счету одно и то же (прямое насилие вечная и в общем-то понятная вещь, и методы сопротивления ему наработаны веками), а — полное иезуитство — стремиться к одному и тому же.

Мне кажется, если родители возьмут на себя труд прояснить все это для своих взрослеющих детей и будут честны в процессе этого прояснения, то дети потом скажут им большое спасибо.

Я со своей стороны еще раз говорю спасибо Анжелике и тому хирургу, имя которого, к сожалению, не сохранилось в моей памяти.