Государство решает, кому жить
«Я считаю, что сейчас у нас в стране достаточно населения, чтобы захлопнуть дверь и вырастить чистых, настоящих американских граждан... Слава Богу, у нас в Америке, наверное, больше, чем в любой другой стране, процент чистой, неподдельной англосаксонской породы, лучшей нации среди представителей нордической расы... Не желая никого обидеть, но стремясь сохранить нас самих, давайте захлопнем дверь и ассимилируем то, что у нас уже есть, вырастим чистокровных американских граждан и разовьем наши собственные ресурсы».
Нет, это сказал не нацист и не член ку-клукс-клана. Это фрагменты речи, произнесенной 9 апреля 1924 сенатором-демократом Эллисоном Дюрантом Смитом по прозвищу Хлопковый Эд, на обсуждении нового закона об иммиграции. В этой речи Смит ссылался на авторитет Мэдисона Гранта, директора Американского евгенического общества и сторонника расовой гигиены. Впрочем, Смит мог не тратить красноречие понапрасну. Только шесть сенаторов проголосовали против того, чтобы захлопнуть дверь. Стремясь поощрить иммиграцию из «расово чистых» стран, вступивший в силу в 1925 году Иммиграционный акт устанавливал квоты для хотевших стать американцами, на основе переписи населения 1890 года, когда Америка еще была в значительной степени «нордической». По новому закону, который действовал до 1965 года, ежегодно США могли принять 164 667 человек, при этом максимальные квоты были установлены для Германии (51 227 человек), Великобритании (34 007) и Ирландии (28 657). Массовой эмиграции итальянцев и евреев из Восточной Европы был положен конец. Первые десять лет ХХ века в США ежегодно приезжало около 200 тысяч итальянцев. С 1925 года из Италии могли въезжать только 3845 человек. Иммиграция из стран Азии и Латинской Америки законом вовсе не предполагалась.
Середина 20-х стала временем, когда евгеника овладевала умами политиков, и то, что в 1925 году была опубликована «Моя борьба» Адольфа Гитлера, совсем не выглядит случайностью. В 1927 году Верховный суд США принял постановление по делу «Белл против Бак», разрешив стерилизовать «умственно отсталую» Кэрри Бак и дав зеленый свет евгенической стерилизации на национальном уровне. В 1928 году законы о стерилизации были приняты в швейцарском кантоне Во и канадской провинции Альберта, а в 1929-м Дания стала первой страной, сделавшей стерилизацию общегосударственной политикой.
Скандинавские законы о евгенической стерилизации (Дания — 1929 г., Норвегия — 1934 г., Швеция — 1935 г., Финляндия — 1935 г.) — очень показательный пример попытки создать идеальное население для идеального общества. В том, что скандинавские страны приняли сходные законы, предполагавшие стерилизацию «умственно отсталых», нет связи с тем, что этот регион воспринимался как прародина истинно нордической расы. Скандинавские социал-демократы строили государства всеобщего благосостояния, и в этом строительстве ответственность правительства за своих граждан была куда значимее личного выбора. Патерналистская социал-демократическая модель использовала научный подход в планировании нового общества. Отсутствие неполноценных членов общества оптимизировало расходы и позволяло распределять блага в пользу здоровых граждан. Человек, признанный слабоумным даже по ошибке, не мог распоряжаться собственной судьбой — государство знало лучше. В результате в Швеции за 40 лет действия закона было стерилизовано 63 тысячи человек.
Именно потому, что государство не вмешивалось в частную жизнь граждан, евгенические законы не были приняты на родине евгеники, в Великобритании. Последняя попытка принять закон, пусть даже в самой мягкой форме, о добровольной стерилизации была провалена парламентом в 1931 году. Принцип невмешательства в частную жизнь оказался сильнее популярности евгеники, которая после Первой мировой войны постепенно сходила на нет. Евгенические идеи никогда не были популярны в католических странах: представление о том, что можно корректировать созданное по замыслу Всевышнего и препятствовать деторождению, воспринималось там враждебно.
Что же происходило в стране, которая больше, чем любое другое государство, контролировала жизнь своих граждан? Евгенические идеи были сочувственно встречены в России в начале века (статью «Евгеника» для энциклопедического словаря братьев Гранат в 1911 году писал К.А. Тимирязев), а в 1920 году отдел евгеники был открыт в Институте экспериментальной биологии. Директор и основатель института Николай Кольцов стал председателем Русского евгенического общества и в 1923 году издал книгу «Улучшение человеческой породы»; с 1922 по 1930 год выходил «Русский евгенический журнал». Был создан Институт мозга, в котором предпринимались попытки исследовать природу гениальности, — для этого институт получил право изымать мозг умерших знаменитостей, например Маяковского, Андрея Белого и Багрицкого. Эксперименты, подобные тому, что проделал профессор Преображенский («Собачье сердце» было написано все в том же 1925 году), едва было не осуществил знаменитый селекционер Илья Иванов. В 1926 году Академия наук СССР совместно с французским Институтом Пастера организовала экспедицию в тропическую Африку для опытов по искусственному оплодотворению самок шимпанзе семенем человека. Этот удивительный эксперимент не удалось осуществить из-за его плохой организации, но памятником идее получения наилучшего генетического материала путем скрещивания человека и приматов стало создание Сухумского обезьянника. Но в СССР с евгеникой было покончено уже в конце 20-х годов. Она не вписывалась в идеологию создания нового человека путем изменений исключительно социальных условий. Эпоха Лысенко становилась все ближе, убежденность в том, что внешние обстоятельства сильнее законов наследственности, росла. Написанное в 1936 году письмо Сталину американского генетика, впоследствии лауреата Нобелевской премии, Г.Г. Меллера, в котором содержался призыв обратить внимание на «позитивную» евгенику — не отбраковывать худших, а выращивать лучших, — осталось без ответа.
Понятно, почему идея отказа от худших уже не выглядела популярной. С 7 апреля 1933 года практическая евгеника стала применяться в рамках государственного закона по отношению к целому народу. В этот день в Германии был принят первый закон, закрепивший второстепенный статус низшей расы. Он носил невинное название «О восстановлении профессионального чиновничества» (здесь немецкий оригинал). Неариец не мог быть государственным служащим. Опубликованные через несколько месяцев разъяснения к этому закону дали определение понятия «неариец». «Неарийцем» считался каждый, кто имел хотя бы четверть еврейской крови. В сентябре 1933 года министерство внутренних дел еще раз указало: решающим при определении «неарийца» является не религия, а раса и кровь. Так возведенные в ранг закона представления о расовой чистоте окончательно сделали историей старый добрый религиозный антисемитизм. Принятые в сентябре 1935 года короткие и предельно ясные Нюрнбергские законы открыли новую историческую эпоху: государство взяло на себя ответственность устанавливать критерии «нормальности» — одновременно социальные и биологические.