- Нужно удалять оба мениска и крестообразную связку! - сказал, как отрезал мужчина в белом халате, подняв перед своими глазами черный матовый рентгеновский снимок так, что день за окном высветил изображение моего несчастного колена.

- Доктор, - робко начал я уточнять свои перспективы, - а, может, со временем пройдет?

- Не пройдет: мениски разрушены, связка не заработает, - сказал доктор, сев в своё начальственное кресло и сразу продолжив, спокойно, и, кажется, даже как-то весело:

- Анализы у вас хорошие. Сегодня у нас что? А! 15-е августа. Понедельник. В среду вечером ложитесь, с утра в четверг – оперирую, три месяца на костылях, зато потом – всё будет хорошо и вообще…

- Что вообще? – поинтересовался я в диком недоумении, вжимаясь всё глубже в своё больничное сиденьеце.

- Я похож на урода? - спросил так же весело доктор, резко встав с кресла и вытянувшись передо мной в полный рост.

- А что? – изобразив «бровки домиком» и прося пощады, спросил я.

- А то, - ответил он с гордостью, звонко чеканя каждое слово, -  что у меня из четырех менисков и двух крестообразных связок, остался один мениск и одна связка, причем на разных коленях. И что? И ничего! Я катаюсь на лыжах и вообще…

Разговор был окончен. Вообще.

Выйдя из кабинета врача, сев за руль машины и взглянув на свою левую ногу я вдруг отчётливо представил на ней гипс и ужаснулся.

Оставшуюся часть дня я бродил по улицам своего города и представлял себе, как хожу на костылях везде, где сейчас бываю без костылей: во дворе, дома, в кафе, на работе… Представлял и ужасался.

В ночь с понедельника на вторник я долго не мог заснуть и, к тому же был разбужен бесцеремонным визитом в мою спальню этого же врача – мужчины в белом халате, который пытался мне что-то объяснить. При этом, за спиной этого хирурга, когда он говорил со мной, стояли, набившись в нашу уютную спальню, все хирурги всех времен и всех народов, включая Гиппократа в тунике и с лавровым венком на голове и Авиценну, в чалме и халате. Они все стояли надо мной, лежащим почему-то на кушетке и решали вместо меня про меня, жестикулируя и бормоча на всех языках всех народов всего мира.

Резко проснувшись, уже при свете дня, в холодном поту, осознав, что кушетка, хирург, Гиппократ и прочие мне приснились, я немного успокоился, снова опустил голову на подушку и задремал: эта ужасающая монополия на моё здоровье была всего лишь сном…

День прошёл незаметно и закончился поздним вечером.

Не зная, чем себя занять, когда нужно спать, а спать не хочется, я мимодумно взял с книжной полки увесистый оранжево-коричневый томик с изотерическим рисунком «непонятночего» на обложке и надписью Карлос Кастанеда «Учение Дона Хуана».

Сел в кресло и начал читать, а стрелки будильника на прикроватной тумбочке продолжили равномерно и равноускорено кружить по циферблату.

Примерно через час или два и спустя несколько десятков страниц, в моём воображении разыгралась мультяшными картинками драма, в которой под цыганские мотивы в исполнении Эмира Кустурицы и его «The No Smoking Orchestra», сквозь кирпичный песок мексиканской пустыни, на ветру и под палящим солнцем, стремительно прорываются в высь, извиваясь своими мясистыми, колючими и заостренными, словно щупальца осьминога, ветками, кактусы, роняя на грубые ладони индейца из племени «Яки» густые, тяжелые капли пейота…

Зачитавшись, живо представляя перед своими глазами эту анимацию, я вдруг будто очнулся и абсолютно осознанно посмотрел вперед и в никуда: в этот момент, в эту самую секунду, будто вернувшись из Мексики в своё кресло, я понял «от чего» и «для чего» заболело моё колено!

И я заснул, как-то особенно быстро и делово.

И на утро, когда я проснулся, нога в коленной её части абсолютно не болела! Я распахнул одеяло, пощупал сустав, согнул и разогнул его, встал на пол босиком и – на всякий случай – в тапке: ничего! Ни одного болезненного ощущения.

Это было утро 17 августа 2005 года, я позвонил хирургу и отказался от операции: ведь я сам себя исцелил, с болезнью покончено и с монопольным правом на моё колено – тоже.

Только спустя 3 месяца я смог сделать то, ради чего нога заболела: в тот день блеклый свет ноябрьского утра упал из окна на разворот двух листов трудовой книжки, синяя печать на которых скрепила подпись под набором словосочетаний о том, что трудовой договор расторгнут по воле работника.

Я вышел из офисного здания на улицу, пешеходная часть которой была густо покрыта замерзшей грязью. Моросящий то ли снег, то ли дождь увлажнял под свинцовыми облаками тусклый день. Я улыбался: я был счастлив, что сделал своим некогда больным коленом шаг, ради которого всё и завертелось – я ушел из профессии в никуда, один, со своим опытом и полным отсутствием каких бы то ни было перспектив…

Примерно через семь лет, которые я занимался чрезвычайно интересными делами (чем – позже и специально), теплым августовским утром я снова оказался у врача. Снова болело левое колено. Только врач теперь был не хирург, а специалист по магнитно-резонансной томографии. Он посмотрел на экране компьютера, связанного с томографом, все слои кожи, мышц, связок, хрящей и костей моего колена и резюмировал: у вас тут ничего серьезного, с чем можно ничего не делать. Я молча принял эти известия, так как уже понимал, для чего колено снова заболело и что нужно сделать, чтоб снова себя исцелить. Но события семилетней давности интриговали…

- А что с моими менисками? - спросил я с иронией и любопытством.

- А что у Вас с менисками? – не менее иронично спросил врач, - они в полном порядке…

- А мне говорили семь лет назад, что мениски и связка разрушены, - удивлённо произнес я.

- Нет, они в порядке, - настаивал врач.

- Может, они срослись? Мениски вообще срастаются? – добивался я окончательной ясности.

- Вообще-то нет. Ну, может, один на миллион…

- Спасибо, доктор, - сказал я и вышел из кабинета, решив, что, семь лет назад мужчина в белом халате ошибся, а я – один на миллион.

P.S. К чему, вы спросите, фото в начале? Недавно в одном из лучших, на мой взгляд, кинотеатров столицы имел радость смотреть документальный фильм про уникального фотографа, который был кумиром (и кошмаром), один такой для миллионов просвещенных читателей самых популярных гламурных (и не только) журналов Европы и обеих, верхней и нижней, Америк. А зрителей в кинозале было, конечно, не два, но… Это я к тому, что дистрибуция нужна даже уникальности…