Хорошо бы в эти дни оказаться в Милане — там сейчас сконцентрировано человеческое счастье: с 30 мая по 3 июня в этом итальянском городе проходит Международная встреча семей, на которую со всего мира съезжаются тысячи мам, пап, бабушек, дедушек и троюродных теток с двоюродными дядьками. Кто-то, конечно, схватится за голову от одной только мысли о перспективе провести несколько дней бок о бок со своим большим семейством, но кто-то считает, что это замечательно. В особенности те, у кого этих самых троюродных тетушек никогда и не было.

Как-то я попала на семейный праздник к своей подруге — классическую свадьбу ее сестры с «первым, вторым и третьим гостем из Тамбова». Я была в полном восторге от трогательных старушек в соломенных шляпках, кучи ребятни, снующей по залу, и постоянных восклицаний то тут, то там: «Ну мы же Ивановы!» (фамилия случайна). Моя подруга тихонько сидела в углу, стараясь лишний раз не попадать в поле зрения прекрасных старушек и, едва сдерживая раздражение, говорила: «Тебе не понять: нет ничего ужаснее этих родственных посиделок. Ну кто придумал, что ты должен общаться с человеком только потому, что твой прадед был троюродным братом его прабабушки?!» Мне действительно не понять: у меня семья очень маленькая, и чужие большие сборища родственников всегда вселяют в меня трепет и благоговение как нечто неизвестное и недоступное.

Таких, как я, очень много и становится все больше. Семья мельчает и перестает быть главным коллективом в жизни человека. У нас нет времени на еженедельные воскресные обеды у тетушки, нам некогда навестить сестру своей бабушки. И если пожилые дальние родственники присутствуют в нашей жизни хотя бы из чувства долга или жалости, то наши дети, как правило, вообще не общаются со своими троюродными братьями или сестрами. И даже близкие отношения между кузенами и кузинами уже совершенно не обязательны. Время и расстояния делают свое дело. В начале XX века большинство населения западного мира существовало большими семьями в 7-10 человек. Люди жили в больших домах, приводили туда своих жен, рожали детей. Сегодня совместное проживание даже только с бабушками и дедушками, а уж тем более с семьями дядек — это редкость. В США, например, только 4% бабушек и дедушек живут в одном доме со своими детьми и внуками. А в Великобритании и Австралии таких вообще не больше 1%. Россия в этом смысле — один из последних форпостов семьи в традиционном понимании. У нас бабушек с дедушками отдельно не считают, но известно, что семьи, в которых больше пяти человек (сюда, правда, входят и многодетные с тремя и более отпрысками, но таких не так уж и много) — это около 10% всех российских домохозяйств. По нынешним временам это большая цифра. Во многом Россия так держится из-за пресловутого квартирного вопроса: позволить себе отдельное жилье могут далеко не все молодые семьи. Да и няни не по карману. В наших условиях бабушка — это зачастую необходимость, а не дань традиции. Так, кстати, было и в США, где в кризис взрослые дети вдруг начали съезжаться со своими родителями: вместе жить дешевле.

Но социологи единогласны в своих прогнозах: никакие кризисы и финансовые сложности не смогут сохранить семью как институт. Все просто: общество изменилось, и ячейка в том состоянии, в котором она была еще совсем недавно, уже ему не нужна. За последние 20-30 лет бабушки, дедушки и прочие старшие родственники различной степени близости потеряли очень большую часть своих «функций» как представителей старшего поколения. С появлением интернета и «Изи-джета» мир стал очень доступным и стремительным. Традиционное общество трещит по швам. Опыт дедов сегодня неактуален, помощь относительна, совет необязателен. Преемственность — это что-то из прошлой жизни. Наследие стало исключительно материальным. Сегодня внуки зачастую оказываются приспособлены к жизни куда лучше, чем их престарелые родственники. И успешнее во всех смыслах.

Известный социолог-этнограф Маргарет Мид говорила, что через суть взаимоотношений поколений можно многое понять о состоянии общества в целом. В патриархальной культуре, например, существовала модель повторения опыта старших. Глава семьи — дед или прадед — всегда был образцом для подражания. Он был непререкаемым авторитетом.

Мид умерла в 1978 году, и значит, уже в то время тенденция была очевидна. «Теперь взрослые учатся у собственных детей», — писала она в книге «Новая жизнь стариков». Старики теперь не так нужны своим детям.

Да и сами бабушки и дедушки больше не согласны довольствоваться ролью пенсионеров, присматривающих за молодыми. Несколько моих знакомых, живущих в США, недавно родили детей. Все они почти сразу нашли няню, хотя у каждого неподалеку бабушки. «У нее своя жизнь», — сказал одна из знакомых про маму, которая в свои 62 года вовсю делает карьеру, путешествует, ходит в спортзал и театры.

У моей подруги — той самой, на свадьбе сестры которой я с восторгом наблюдала за тетушками, — уже двое своих детей. В июне у них намечен очередной большой семейный сбор по поводу 80-летия дедушки. Вчера подруга сказала мне, что одна из родственниц «из Тамбова» не приедет, потому что слишком занята на курсах компьютерной грамотности. Без нее не приедут и ее дочь с внуками. «Грустно, — неожиданно сказала моя подруга. — Если даже им уже семья не нужна, что же нас ждет?»

Ответа на этот вопрос нет. Единственное, на что остается надеяться, — что в тоске по былым ценностям мы станем терпимее. И с охотой начнем ездить на встречи, подобные той, что сейчас проходит в Милане.