«Люди даже не предполагали, что так может рисовать женщина»: интервью с художницей Гаянэ Аветисян
Как Армения сформировала художественный язык твоих работ?
Мое искусство — это рефлексия моей жизни. Я почти всю свою жизнь прожила в Ереване, там училась в художественном колледже и академии десять лет, что повлияло не только на мое творчество, но и на мое мышление. Я заметила, что национальная идентичность в моем искусстве ярко выражена, только когда начала работать и выставляться в других странах. До этого я не знала, что у меня есть какое-либо влияние родины на меня. Последние 3–4 года, когда начала работать с иностранными галереями и европейскими резиденциями, я начала это чувствовать.
Как, по-твоему, идентичность влияет на твое творчество?
Моя идентичность выражается в экспрессивности работ. Недавно у меня открылась выставка в Palazzo Rezzonico, мне было очень интересно, но при этом странно видеть свои экспрессивные работы в обстановке классического палаццо. Но это было идеальное совмещение! Я люблю в своем искусстве представлять и сближать два разных мира, два абсолютно несочетаемых явления. Хочу отметить, что художнику очень сложно увидеть противоречия в гармонии, но мне нравится исследовать эту тему. Я убеждена и при этом стараюсь нести в своем искусстве такой посыл, что художник должен «дружить» со всеми противоречиями. Потому что в этом есть определенная гармония. Противоречия — прямой рефлекс человеческой жизни, и бороться с ними — не всегда хорошо. Поиск гармонии в противоречиях может открыть те новые грани творчества, о которых ты можешь даже не догадываться.
А чувствовала ли ты изменения в своем творчестве в зависимости от работы в том или ином городе?
Мой подход к творчеству не менялся совсем. Я продолжаю следовать своей концепции, придерживаться идентичности вне зависимости от изменения локаций. Но вызовы были. Я переезжала в Москву четыре года назад, до этого я там не была, и для меня этот переезд оказался довольно сложным. В Москву я переезжала с целью продолжать обучение — я училась в Институте современного искусства Иосифа Бакштейна и в Мастерских музея ГАРАЖ. Я не хочу сравнивать Ереван и Москву, но не могу избежать этих сравнений, так как даже цвета в тот момент вокруг меня стали другими. Ереван для меня — дом, где тепло, все знакомо, кипит очень активная жизнь, и все выражают свои эмоции очень ярко. Москва — мегаполис, где все сильно скромнее, сдержаннее, холоднее, и в искусстве это также отражено — оно более интеллектуальное и рациональное. Я себя считаю художницей, которая анализирует все вокруг себя, поэтому для меня этот большой контраст не стал препятствием, а наоборот, дополнительным полем для художественного исследования.
Можешь ли ты подробнее рассказать об этих контрастах? Как ты видишь арт-среду в разных городах и странах?
Самый значительный контраст современного мира для меня, который я сама ощущаю в своей жизни до сих пор, заключается в гендерном вопросе и существующем сексизме. Когда я еще училась в Ереване, были случаи, когда отказывались покупать мои работы, узнав, что я женщина. Когда подходили к моим работам, часто спрашивали: «А где мальчик, который нарисовал это?» Люди даже не предполагали, что так может нарисовать женщина. Когда я отвечала, что рисовала я, то видела, как люди менялись в лицах. Уже привыкла не обижаться на это, но поначалу меня это очень сильно ранило.
Я даже четыре года назад поехала в Брюссель, чтобы больше исследовать тему сексизма в искусстве. Моя исследовательская работа называлась «Женщины-художницы и их проблемы в современном мире». Брюссель я выбрала потому, что там находится концентрация творческих людей из самых разных европейских стран, и в своем исследовании я бы могла охватить сразу несколько культур. Я думала, что там я точно и беспрепятственно смогу исследовать, в чем состоят проблемы художниц. В Брюсселе я познакомилась с очень известными художницами, которые получали достойную оплату труда и финансирование любых проектов, выставлялись в лучших европейских галереях и работали в хороших мастерских, но они все равно жаловались. Я была разочарована, так как не смогла понять их проблемы, и свое исследование в этой области закончила.
А как обстоят дела с гендерным вопросом в России?
Не могу судить о всей России, но в Москве тоже не почувствовала таких серьезных проблем. Там сейчас даже художниц поддерживают больше, чем художников.
Все также вокруг гендерного вопроса: как ты относишься к понятию «женское искусство»?
Я бы не выделяла отдельно «женское искусство» и «мужское искусство». Я не люблю, когда так говорят, даже ненавижу. Я думаю, что художник — гермафродит или бесполое существо. Искусство — это такая глобальная вещь, которая выходит за рамки социальных конструкций вроде гендера. Искусство обращается к чувствам — ты можешь даже не знать язык, но понимать, о чем говорит иностранная картина. На мой взгляд, искусство сейчас — это что-то интернациональное, глобальное.
Говоря о глобализации искусства, как ты думаешь, усложняет ли это художнику задачу выделиться?
Я чувствую, что сейчас нельзя сделать что-то абсолютно новое, сложно удивлять зрителя. Художнику надо обладать и талантом, и умом, чтобы создавать качественное искусство. Нужна и интеллектуальная составляющая, и глубина, и насмотренность, и опыт, и идентичность.
А как-то влияет академический бэкграунд на твое отношение к современному искусству?
У меня мощная академическая база — и это не только про технику, это и про мышление в том числе. Я ненавижу, когда современные художники отрицают важность академической школы, и я также ненавижу, когда академики не принимают современное искусство. Эта борьба идет не только в Москве, но и в Ереване. В Европе никто уже про академизм не вспоминает — это сложно для них. Это то, что надо оставить в прошлом.
А как совмещать академию и современность?
Для меня скорее вопрос стоит так — быть художницей-карьеристкой или честной художницей. Я могу быть карьеристкой, и у меня были все возможности, чтобы стать известной и признанной, но это не мой мир и не про меня. Я выбрала сложный путь — быть честной. И я выбираю этот путь до сих пор. Честность — это про принятие ошибок и возможность их допускать, постоянную рефлексию и анализ. Рефлексия очень помогает в искусстве.
На аукционе «Цветы не думают про деньги» представлены твои работы из серии «Фантомная игра». Подскажи, они тоже про честность?
В этих работах я обращаюсь к дуальности и абсурдизму, к моему любимому мифу о Сизифе, которого боги приговорили поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба постоянно скатывалась вниз. Я исследую этот миф через трактовку Альбера Камю, считавшего античного персонажа не мучеником, а счастливцем, ведь «его жизнь наполнена смыслом, в котором сознание побеждает судьбу, обращая страдания в радость». Абсурд состоит не в том, что камень падает, а в том, что Сизиф знает, что камень будет падать, но каждый раз у него есть вера, что в этот раз что-нибудь получится. Это про абсурд человеческой веры.
Похоже ли это на твой путь в чем-то?
Человеку нужна вера, без этого невозможно жить. И я думаю, что страдания нам даны во благо — наказание, которое может казаться нам вечным, становится уроком, Рубиконом, который помогает расти. Быть наказанным — это дуальная тема для меня. Я человек, который обожает жизнь, и, к сожалению, не все понимают, что жить тоже надо учиться. И учиться принимать жизнь — тоже навык.
Какие у тебя творческие планы на ближайшее будущее?
В этом году у меня открылась музейная выставка в Ереване и в Венеции, в сентябре я планирую приехать в Москву, так как очень соскучилась и хочу посмотреть, что происходит на арт-рынке. Также будет выставка в Стамбуле. Но я хочу очень много работать! Я написала тему и концепцию, осталось только приступить. Просто хочу очень много работать!
Беседовала Светлана Москвитина