Иллюстрация: Veronchikchik

— Я слышала от знакомых и читала, в том числе и у вас, что дети сейчас не хотят учиться, рано теряют мотивацию к учебе, уже с первого класса или еще раньше. Причины этого подробно описываются: современных детей слишком интенсивно развивают, слишком рано начинают это делать, их всячески развлекают, буквально запихивают в них всякие навыки и знания. Дети еще не выразили какого-то отчетливого интереса, а родители уже бегут его сами исполнять или записывают ребенка в очередной кружок. В результате дети очень рано отвыкают прилагать самостоятельные усилия, отвыкают исследовать мир самостоятельно, преодолевая какие-то препятствия, в том числе и скуку, и привыкают к фонтану интересного, яркого, непременно в «развлекательной форме», который всегда бьет рядом с ними. Они рано теряют ко всему интерес, и через некоторое время увлечь их чем-нибудь, кроме телефона (который как раз и представляет собой такой неиссякаемый развлекательный фонтанчик), уже практически невозможно. К тому же традиционная школа в связи с возникновением интернета очевидно находится в кризисе и поиске новых форм, об этом тоже все говорят. Очная классно-урочная система в чем-то, наверное, устарела, дети это тоже чувствуют, Гугл выдает информацию быстрее и полнее учителя, и это все дополнительно усложняет. Да и родители далеко не всегда поддерживают авторитет учителей, предъявляя школе требования, которым она в сложившихся условиях просто не может соответствовать…

Я слушала женщину с редким именем Алисия с искренним интересом и некоторым недоумением. Она весьма последовательно и, главное, целостно излагала мне проблему, ее истоки, умело намечала возможности коррекции и пути решения. Все это было просто прекрасно, и я была искренне рада услышать о возможности такого уровня понимания реальности у современных родителей, но оставалось непонятным одно: при таком высоком и комплексном уровне осознания зачем она ко мне пришла? Что я смогу добавить к ее емким формулировкам?

Оставалось предположить, что Алисия пришла просто для того, чтобы протестировать свое понимание у человека, которого по тем или иным причинам считает экспертом: «Правильно ли я все это понимаю?»

И я уже была готова заверить ее, что да-да-да, действительно, такая проблема сейчас часто встречается в моей практике, в обсуждениях профессионального психологического сообщества и просто в обычной жизни, истоки ее с большой долей вероятности именно таковы, и на основе такого блестящего понимания вы, разумеется, сумеете скорректировать все это в отношении своего ребенка, и при необходимости я вам безусловно в этом помогу…

Но тут Алисия сказала:

— Но у меня-то все наоборот!

И я тихонечко закрыла рот и приготовилась слушать дальше.

— У нас с мужем двое взрослых детей. Старшему сыну 28 лет, дочери недавно исполнилось 18. Они учатся.

«Но это же хорошо!» — хотела было воскликнуть я, но тут сообразила, что мужчине в 28 лет вроде бы уже положено работать.

— И…?

— Мы с мужем находимся в некотором недоумении и хотели бы с кем-нибудь посоветоваться. Он тоже хотел сегодня прийти, но, к сожалению, не сумел вырваться по работе. Он — руководитель предприятия, я научный сотрудник, нашему браку тридцать один год, мы вместе учились в институте, у нас любимые и желанные дети.

— И…? — повторила я.

— Мы никогда не транслировали нашим детям, что учиться — это легко, весело и всегда интересно. Всегда отвечали на вопросы, но не бежали впереди паровоза. Сын фактически сам научился играть в шахматы, наблюдая, как отец играет с дядей, и только потом мы отдали его в шахматный клуб. Дочка год тренировалась с соседской девочкой, почти села на шпагат, и только потом я поговорила с родителями девочки, узнала адрес секции и отвела дочку на гимнастику. Она бросила заниматься через два года, а соседка сейчас, кстати, кандидат в мастера спорта и поступила в институт имени Лесгафта.

Нам всегда казалось, что мы все делаем правильно, — вот, наверное, в чем дело. Мы не сомневались. Когда наши дети пошли в школу, мы спокойно транслировали им это наше отсутствие сомнений: ну разумеется, вы будете учиться хорошо, с чего бы иначе? У вас и у нас все в порядке, школа вполне приличная, с достойными людьми и не запредельно сложной программой. Никто не требовал с них пятерок, но пятеркам мы, конечно, как и любые родители, радовались.

Дочери трудно давались точные науки — сначала мы занимались с ней сами, потом нанимали репетиторов, так как она сказала, что ей так удобнее. Репетиторы очень помогали и всегда давали нам положительную обратную связь, говорили, что с нашей дочерью очень приятно и легко заниматься: она старается во все вникнуть, задает много вопросов. Сын, напротив, всегда тянулся к математике и к решению задач, отец это поощрял, и уже в пятом классе встал вопрос: а не повысить ли уровень школы? Сын отнесся к предложению со сдержанным энтузиазмом, и это показалось нам хорошим признаком.

— Но потом что-то пошло не так? — не выдержала я.

— Да в том-то и дело: мы с мужем и сами не понимаем! — картинно всплеснула руками Алисия. — Сын закончил одну из лучших школ в городе. Учителя нам всегда говорили: он не из самых талантливых учеников, но умеет и любит учиться, и готов работать над задачами и преодолевать трудности, а это часто стоит дороже, чем выпавшие по броску костей способности. Мы с отцом слушали это с гордостью. Потом сын вполне закономерно пошел учится на матмех СПбГУ, и там сначала было все хорошо, потом что-то не заладилось, и он перевелся на физфак с потерей года. Мы сочли, что это нормально: человек ищет то, что ему больше подходит. Успешно закончил университет, поступил в аспирантуру с той же семейной формулировкой: он же у нас умеет и любит учиться, надо продолжать и развивать. Диссертацию не защитил и однажды сказал нам с отцом: вы знаете, я понял, что не хочу быть ученым-теоретиком, чистая наука — это все-таки не мое, я бы хотел быть где-то между наукой и практикой, но для этого мне явно не хватает знаний о том, как работает экономика. Что вы скажете, если я пойду поучусь в этой области? Это, конечно, уже будет платно, но обещаю, что буду учиться хорошо. Мы, подумав, согласились. Где-то в промежутке он по большой любви женился на девушке с похожей судьбой и, видимо, похожим устройством психики. Она отучилась в ФИНЭКе, а потом вдруг решила, что всегда была гуманитарием, — и поступила на искусствоведческий факультет. Сейчас заканчивает учебу и собирается в аспирантуру. Тоже всегда любила учиться и неизменно помогает мужу с курсовыми по экономике. Ее родители купили молодым квартиру.

— Дети у них есть?

— Дочке два годика. В основном она сидит с няней или с теми бабушкой-дедушкой.

— В какой момент вы забеспокоились?

— Когда дочка сказала, что будет поступать на факультет иностранных языков в университет Профсоюзов, но это как бы для разминки и потому что языки — это, безусловно, полезно для всего, а так-то она всегда интересовалась историей и потом рассматривает исторический факультет как второе высшее, но только бакалавриат, а в магистратуру она хотела бы на что-нибудь искусствоведческое, потому что жена брата очень интересно рассказывает. А в аспирантуру, может быть, все-таки удастся поехать за рубеж, ведь это еще не скоро…

— То есть вы поняли, что она, как и брат, не видит в перспективе работу, а только учиться и учиться.

— Да, именно так, — кивнула Алисия.

— Вы, безусловно, талантливы в анализе, — сказала я. — Но давайте разбираться, почему так получилось. Первое вы уже сказали — прекрасная крепкая семья, авторитетные родители, которые дружно транслируют: хорошо и прилежно учиться так же естественно, как, допустим, для крестьянской девочки научиться прясть и ткать. Вариантов нет.

— Да. К тому же наши дети вовсе не были приучены к тому, что галушки сами прыгают в рот.

— Именно. Если учиться сложно, это надо преодолевать, чтобы соответствовать естественным и справедливым ожиданиям самых значимых людей.

— Они преодолевали. Успешно учились и постепенно научались учиться еще лучше. И получали одно за одним, как вы обычно это называете в своих материалах, положительное подкрепление.

— Так. А за что еще они получали положительное подкрепление?

— Гм… Да в общем-то больше ни за что, потому что оба были спокойными, вежливыми детьми, хорошо воспитанными и социализированными, а их единственная работа — это учеба…

— Вот! — воскликнула я. — Вот оно! Одно из самых злокачественных заблуждений современного родительского и педагогического мира. Учеба в школе или институте, или еще где-то — это ни разу не работа! Работа — это всегда создание общественно полезных сущностей. Ты создал, а кто-то воспользовался. Производство булок, картин, услуг или научных открытий — неважно. А учеба — это, наоборот, потребление, на тебя кто-то тратит, обучая тебя чему-нибудь. Разумеется, обучает он (она, они) только с прицелом на то, что ты обучишься и перейдешь к созданию этих самых сущностей.

— Пожалуй, да, соглашусь. Но детям и даже подросткам сейчас транслируют именно такую модель. Я даже прямо помню, как на каком-то школьном собрании у сына учительница, подняв палец, говорила: вы должны объяснить своим детям, что учеба — это их работа. Вот как вы ходите каждый день на работу, так они должны ходить в школу и учиться. Да что там дети — у меня подруга, уже больше двадцати лет домохозяйка, постоянно учится на каких-то курсах и совершенно искренне считает, что это полноценная замена. Вот ты работаешь, а я четыре раза в неделю хожу на курсы по средневековой схоластике и еще слушаю онлайн-курс по валянию из шерсти и делаю к нему зачетные работы.

— Бог с ней, с подругой, — вздохнула я. — Значит, ваши дети научились хорошо учиться, успешно преодолевать сопутствующие обучению трудности и поняли, что миру в этом качестве они очень нравятся. Идем дальше.

— Им комфортно. Они приспособились.

— Хорошо. Почему люди вообще оставляют этот период?

— Ну… они просто вырастают…

— Нет. Ваш сын и его жена давно выросли, но…

— Надо добывать себе средства на пропитание и все остальное.

— Да. Есть что-то еще?

— Я помню, что мне очень хотелось вырасти, потому что, во-первых, не хотелось ни от кого зависеть (мать растила меня одна и бывало опосредовано, но попрекала меня условным куском хлеба), а во-вторых, мне в детстве и отрочестве уже было просто тесно. А муж говорит, что ему просто хотелось работать и он пробовал с 14 лет.

— Очень интересно! Вы пытались проанализировать, почему именно ему этого хотелось? Из-за денег?

— Пытались. Деньги играли роль, но не первую, потому что его семья никогда не была бедной. Что-то вроде самоуважения.

— Отлично! Значит, самоуважение в той среде, в которой он рос, базировалось именно на работе, на том самом создании общественно полезной сущности. Ты уже вырос достаточно, чтобы работать — зарабатывать и создавать полезные сущности — ох и здорово!

— Ох. А у нас получается — база на успешной учебе? И это при том, что мы с мужем всегда гордились собой и говорили себе: мы, воспитывая наших детей, никогда не гнались за оценками.

— Ага. Забавный перевертыш. Потому что при погоне семьи именно за оценками дети довольно быстро осознают ложность и примитив этих целей и задумываются: а где же подлинные? И обнаруживают, например, такое: подлинные — это когда ты известный блогер-миллионник, выпускаешь по три клипа в день и зарабатываешь на этом кучу денег. А ваши дети всегда понимали: знания, навыки и пр., которых ждут от нас наши замечательные родители, — это абсолютно подлинные цели и ценности. И мы это — ура! — умеем и умеем хорошо. База для самоуважения и страх ее потерять. Значит, надо учиться еще и еще… Так. Дальше у нас явно идет вопрос: что делать?

— Наверное, мы должны четко сказать дочери и особенно сыну, до какого именно момента мы будем их финансово поддерживать.

— Очень здраво.

— У сына этот момент, вероятно, должен наступить прямо сейчас, а у дочери — после получения ею первого высшего образования или отказа от его получения (она уже теперь, на первом курсе говорит, что, возможно, это не совсем то образование, которое ей сейчас нужно, и какие-то у нее ожидания с чем-то там не совпали).

— Звучит разумно. Бытует мнение, что нынешние молодые люди будут учиться непрерывно, всю жизнь. Это кажется мне интересным и даже привлекательным, но после определенного возраста делать это несомненно стоит, исходя лишь из своих собственных ресурсов. Это все?

— Нет. Точно нет. Наши дети — взрослые, умные и просто хорошие люди. Вероятно, мы должны обсудить с ними все то, что мы сейчас обсуждали с вами, и в какой-то степени перед ними повиниться.

— Главное, не слишко сильно, — я назидательно подняла палец. — Вы с мужем всегда честно делали то, что считали правильным. Виниться имеет смысл за ложь и предательство, а их даже близко не было. Поэтому — именно объяснения и весь расклад. Они умеют учиться, так пусть уж научатся еще и этому. В конце концов, у сына ведь уже есть дочь, ваша внучка. И ему прямо сейчас предстоит как-то ее воспитывать.