«Кабала святош» в МХТ: Мольер, Булгаков и немного лоска

Ещё на пути от центрального входа до гардероба становится понятно, что это событие для очень состоятельных господ. Крупнейший банк страны, видимо, привёл сюда своих лучших сотрудников в порядке поощрения, им даже выделили секцию, чтоб вешать пальто. Жалко, ещё недостаточно холодно, не удалось всем посверкать шубами.

Я продирался через этих широкоплечих мужчин в чёрных водолазках и с актуальными стрижками бород, через этих женщин с результатами косметологических достижений на лице и думал — вот что они знают о Булгакове, о Мольере, об МХТ? Зачем они сюда пришли, и кому от этого будет лучше?

Вы уж простите мне эти снобистские рассуждения, я — человек с образованием театроведа, в театр хожу крайне редко и недоумеваю, почему туда ходят другие.

Билеты стоят от 3500 до 35 000 рублей, но это неважно, потому что в продаже нет никаких и ни на один спектакль. В зале, очевидно, половина тех, кто такие билеты смог себе позволить, и половина тех, кого пригласили как исключительно важных гостей. Был и бывший министр, и действующий замминистра, и Полина Гагарина, и Филипп Киркоров.

Филипп Киркоров в зале и Николай Цискаридзе на сцене — это некоторое нарушение дихотомии, заложенной в спектакле. Николай Цискаридзе, играющий короля Луи, представляет солярную сторону мироздания, а Константин Хабенский, исполняющий роль Мольера, — лунарную. Это недвусмысленно демонстрируется в открывающей сцене, когда два актёра с гигантскими младенческими головами качаются на качелях между Солнцем и Луной. А тут — Цискаридзе и Киркоров, два солнца в одном помещении. Помещение, конечно, разделено четвёртой стеной, но в спектакле она ломается каждые семь–восемь минут. И четвёртая, и пятая, и шестая.

На сцене Регистр выступает в роли Булгакова, дополняя трагедию Мольера своей. Ведь все булгаковские большие истории — «Театральный роман» или «Мастер и Маргарита» — в той или иной степени содержат эту трагедию закабалённости. Автор-герой, противопоставляя себя лицемерам, которые могут быть чиновниками, тиранами, режиссёрами, сам в некотором смысле становится святошей. То есть закабаление — неизбежность для творца. В финале мы увидим, как эту кабалу примеряют на себя авторы спектакля.

Весь вечер на сцене в той или иной форме присутствуют гигантские младенческие головы. Это сценографическое решение, очевидно, навеяно работами китайского художника Дун Шубина и его скульптурами «Сын Земли». Это вроде бы интересно, как и двигающийся сценический портал, как и четыре разных занавеса, но не складывается в единую картину оформления. Как и весь спектакль не складывается в единую мозаику, хотя её части кажутся вполне выразительными. Но они будто бы наслаиваются, а не создают картину.

Почему? Понятно, почему. Вот у вас тысяча человек в зале — банкиры, замминистры, эстрадные звёзды первой величины, а ещё люди, которые сделали всё возможное, чтобы на этот спектакль попасть вместе с теми, кого и так пригласили. Всех этих людей вы не можете мучить театральной драмой, вам необходимо создать аттракцион, который будет мчать зрителя три часа в своей вагонетке мимо необычных, но узнаваемых видов. Кто-то со сцены произносит — «Не верю!» — и зрители смеются, им приятно, что они узнали цитату, шепчут друг другу: это ж Станиславский так говорил! Для более искушённых есть игра потоньше. Вот Мольер говорит: «Ненавижу бессудную тиранию», — а ему отвечают: «Надо говорить “королевскую тиранию”». Это отсылка к цензурным правкам булгаковского текста, её понимают те, кто перед походом в театр прочли статью в Википедии.

Мадлена Бежар говорит словами Воланда — и это уже никого не удивляет, зрители будто бы согласны, что они с режиссёром Квятковским вместе прекрасно ориентируются во вселенной Михаила Булгакова, подмигивают друг другу: четвёртая-то стена разрушена.

В ряду аттракционов, представленных на сцене, особенно запоминается исповедальня и вся линия архиепископа Парижа маркиза де Шаррона в исполнении Ивана Волкова. Актёр играет чиновника, который совестлив своей собственной чиновничьей совестью — он обязан губить людей, потому что в этом и есть высшее назначение его деятельности.

Илья Козырев — Регистр и Булгаков — артист обескураживающей точности. Даже непонятно, то ли роль писали под него, то ли он сам её придумывает на ходу, то ли просто обаятельный человек ходит по сцене и по залу, выдавая булгаковские тексты.

Константин Хабенский честно пытается выдавить из зрителя катарсическую слезу, но зритель уже принял правила дорогого аттракциона — всем скорее весело, и в этом веселье сопереживание, а тем более моральное очищение, не предусмотрено. Хотя именно драматическая роль Хабенскому удаётся отлично — его влюблённость в Арманду трагическая, но не жалкая. Всё-таки важен возраст Мольера — он не должен быть стариком.

Финал сделан с некоторым опережением потенциально негативных последствий. Нам как бы говорят: мы тут занимаемся довольно опасным делом, театр — это всегда что-то на грани. Не ровен час — покровительство отберут, разглядев наше тайное послание, которое мы произносим прямым текстом: ненавидим, говорим, бессудную тиранию. Смело, не правда ли? Поэтому в финале все участники спектакля поочерёдно извиняются в микрофон. Кто за спектакль, кто за своё поведение, кто просто повторяет текст знаменитых извинений Филиппа Киркорова в чёрной водолазке. И, разумеется, особенно весело, что сам Киркоров при этом сидит в ложе.

Хороший ли это спектакль? Да, хороший. Надеюсь, банкирам и замминистрам понравилось.