«Любви пленительные сны». Актеры Театра Маяковского о премьере «Евгения Онегина» и своих ролях в ней
Прошло несколько месяцев с премьеры «Евгения Онегина», и сегодня вы вновь играете спектакль, за это время вы успели «сродниться» со своими персонажами или по-прежнему испытываете премьерный мандраж?
Никита Языков: Текст настолько легендарный, что мандраж никуда не уходит. Главное — этот текст не исковеркать. Я постоянно что-то читаю о романе, например Юрия Лотмана и другие книги — столько всего написано об «Онегине». До премьеры я постоянно в этом жил, сейчас за день-два до спектакля снова погружаюсь в мир Пушкина. Некоторые смыслы его строк стали мне понятны далеко не сразу. Вот, скажем «летучие творения»: я думал, речь идет о легкости, а на самом деле — об улетучивании, исчезании. Наш с Аленой учитель в Школе-студии МХАТ Дмитрий Петрович Бак постоянно нам повторял: чем знаменитее произведение, тем более оно закрыто от читателей. «Онегина» мы все еще разгадываем.
Мамука Патарава: Перед премьерой мне было дико страшно, просто физически плохо, даже здоровье пошатнулось. А сейчас волнение стало несколько иного свойства: соединимся ли мы с залом? И пусть прошло пару месяцев с премьеры, мы никогда заранее не знаем, как пройдет спектакль, это же не кино, где кадр можно зафиксировать, сегодня одна сцена сыграна отлично, а другая — так себе.
А для вас, Варвара? В этом сезоне вы только пришли в Театр Маяковского, и сразу такая ответственная роль — Татьяна.
Варвара Бочкова: Я не имею права на чувство волнения, этот лишний выброс эмоций сбивает меня. Мне помогает справляться с мандражом мысль, что жизнь конечна, что любовь сильнее страха и что лучше умереть, чем не иметь возможности выходить на сцену. Для меня волнение не лишено эгоистического чувства, мандраж связан с мыслями «я провалюсь», «у меня не получится», «я боюсь, как меня воспримут» и много других «я». Знаю, что для зрителей и для партнеров будет лучше без моей дрожи в руках. Волнение видно. А мне хочется, чтобы зрители смотрели не на трепыхающуюся дебютантку, пытающуюся влезть в кожу Лариной, а чтобы у них появилось ощущение взгляда «через замочную скважину». Если я правильно поняла, что имеется в виду под словом «сродниться», то мне кажется, этот процесс не может быть оконченным, это путь. Путь длиною в жизнь.
Егор Перегудов во всех интервью говорил, что его спектакль — разрушение стереотипного отношения к великому произведению и клише, которые вложили в школе. Одно из них, что «Евгений Онегин», по словам Белинского, есть «энциклопедия русской жизни». Как вы это представление разрушали?
Мы специально на этом акцент не делали, просто Егор Михайлович все наше внимание сосредоточил на тексте. Он хотел, чтобы мы разглядели в нем легкость, юмор, иронию.
Главное — не поверхностно воспринимать текст и не зацикливаться на деталях и быте, а сосредоточиться на чувствах. Вот, скажем, объяснение Онегина с Татьяной в саду после того, как он прочел письмо. Впервые героиня задышала полной грудью, она что есть мочи бежит к своему избраннику, прямо по грядкам бежит через сад. В этой сцене есть много комического, с одной стороны, и эротического — с другой. И мы в спектакле две минуты молчим, прежде чем заговорить. Нужно было показать одышку Татьяны, ее волнение и всю нелепость ситуации.
Вы думаете, Пушкин смеется над Татьяной в этот момент?
А вы не смеетесь в такие моменты? Конечно, когда у нас происходит первое в жизни объяснение в любви, мы все выглядим по-дурацки.
Пушкин пишет не «роман на старый лад», не пересказывает, а передает читателю трепетное и живое чувство, то, что не ограничивается понятием «энциклопедия».
Спектакль «Евгений Онегин» — не устоявшиеся представления о романе, не штампы, а живое и современное произведение, то, что интересно зрителю здесь и сейчас. Признаюсь честно, в школе я вообще не читал «Онегина», потому что меня им пичкали, и только сейчас осознал всю глубину этого произведения. Понял, что Пушкин действительно гений, и вся эта история про нас.
Мамука, вы говорили, что мечта сыграть Евгения у вас появилась, когда вы увидели спектакль Римаса Туминаса. Сейчас у вас не было соблазна что-то перенять у Сергея Маковецкого, Виктора Добронравова и других исполнителей в этой знаменитой постановке? Или вы полностью отключились и создавали свой образ?
Я прилагал усилия, чтобы «отключиться», потому что спектакль Римаса Туминаса сыграл в моей судьбе важнейшую роль. Я был им поражен и после просмотра решил, что буду артистом. Но у нас совершенно другая история, другая тональность. У Туминаса присутствует такой ретроспективный взгляд героев на произошедшее: вот я, Сергей Маковецкий, вместе со зрителем сейчас понаблюдаю за тем, как я неправильно прожил жизнь и упустил свое счастье. Неслучайно там два Онегина и два Ленских. У нашего спектакля совсем иная стихия. Мы больше сосредоточены на чувствах героев, на их проживании.
И какой он, ваш Онегин?
Я был очень рад первые 20 секунд после известия о том, что эта роль досталась мне, а потом испугался, что меня ждет провал. И пошел в срочном порядке перечитывать роман. Как это играть? И что играть? Это же не драматургия, тут почти все время звучит голос автора. Сразу же понятно, что Онегину все опостылело: сначала светская жизнь, потом деревня. И вот он скучающий, мающийся встречает Ленского, на которого смотрит слегка свысока. Потом знакомство с Татьяной, с которой он поступил по-своему благородно. Он все взвесил и понял, что эта девочка ему не нужна. Он ей отказал прямолинейно, оттого жестоко, но благородство в этом есть. И вот так вот ни с чего, играючи, возбудил чувства в Ленском, не смог выдавить из себя извинений, и случилась дуэль. Сплошные случайности. Даже Печорин пытается преодолеть скуку, а что делает Онегин? Ничего. Ему скучно, и все тут. Он как будто заранее знает, что нет средств победить этот сплин. Алкоголь приестся, карточные игры — тоже. И только в финале открывается его глубина, которая все время была «за кадром». Остается надежда на то, что Онегин все же не «замороженный».
Вы считаете Онегина безжалостным убийцей?
Нет, совершенно так не считаю. Дуэль с Ленским — случайность. Как все в его жизни.
Вам говорили, что когда вы надеваете цилиндр, то очень похожи на Пушкина?
Говорили: и артисты, и зрители. Но вообще в каждом из наших персонажей «просвечивает» личность самого поэта. Соедини их всех — получится Пушкин. Мы стараемся из них сделать живых людей, но для меня они в первую очередь «темы».
На мой взгляд, ваши персонажи — и Онегин, и Ленский, и Ольга, и Татьяна — получились действительно очень настоящими, не карикатурными, как будто взятыми из жизни. Варвара, а ваша Татьяна чем-то напомнила мне Наташу Ростову.
У Татьяны невероятная способность любить. Именно способность, ведь любовь мало зависит от объекта. И она любит всей душой, до самозабвения. Из тихой, робкой влюбленной вдруг становится смелой, решительной. Но подобная перемена, становление — это болезненный, глубинный процесс. Без кокона гусеница не станет бабочкой. Когда ты так истово любишь, то совершаешь такие безрассудные поступки, как письмо с признанием. И рядом с Онегиным она ведет себя как живой человек. Со временем она научилась прятать свои чувства, по наставлению Евгения: «Умейте властвовать собою».
«Тиха, печальна, молчалива» — до встречи с Онегиным, наверное?
Я думаю, до «оживления зерна влюбленности» в ней. Для того чтобы написать письмо, Татьяне действительно не нужно было произносить ни единого слова, она пишет его «молчаливо», но письмо говорит само за себя. Это безрассудно и опасно, потому что реакция Онегина непредсказуема. Он вполне мог воспользоваться ситуацией и обесчестить Таню, но из уважения к ее чувствам не сделал этого.
А как вам кажется, она правильно поступила, когда в итоге отказала Онегину? Выбрала честь, а не любовь?
«Превыше страсти честь. И честь превыше жизни». Татьяна замужем. Если бы она согласилась стать любовницей Онегина, это была бы уже не Татьяна — и это был бы уже не Пушкин. Свет, честь, добро, правда — то, чего так не хватает в окружающем мире, а хотелось бы, чтобы произрастало повсюду и не растворилось в суете будней, в тщеславных исканиях, в негативных поступках, именно то, что всегда было и будет в Татьяне.
А вот ее сестра Ольга, напротив, в романе довольно проста и недвусмысленна. У вас же, Алена, получилась очень любопытная героиня, живая, жаждущая жизни, предельно искренняя. Какой вы ее видите?
Алена Васина: Ольга в первую очередь человек, у которого есть цель, мечта и сверхзадача. Она стремится к счастью. И пытается блокировать весь негатив, который ее окружает. Но это не означает, что Ольга на самом деле «глупа» и «беспечна», как пишет Пушкин. В моем разборе это ее позиция — быть счастливой, несмотря ни на что.
Одна из самых трагичных и красивых сцен в спектакле — как Ольга прощается с Ленским. Ольга искренне страдает?
Да, совершенно искренне. Она, как ребенок, которого ударили по голове, плачет от несправедливости. Ленский и Ольга — как брат и сестра, совершенно родные друг другу люди, они вместе с самого детства. Ленский — это свет, к которому тянется Ольга. Для нее эта связь была в тот момент единственной зацепкой, чтобы вырваться, убежать из семьи. И вот все ее мечты в один миг рушатся. Сказке конец. Это большая несправедливость. И в этот момент приходит осознание, что она сама является исходной точкой этой трагедии. В Ольге есть что-то детское, очень наивное, она темпераментная и искренняя. Поэтому она танцует с Онегиным без всяких задних мыслей. Она не думает о том, как выглядит со стороны, Ольга находится здесь и сейчас. Когда мы с Егором Михайловичем репетировали, я обсуждала с ним свое видение персонажа, идеи и темы. И исходя из этого, уже «выстраивала» героиню, опираясь на разные референсы.
А на какие именно?
Я люблю наблюдать за людьми. Записываю неожиданные разговоры на диктофон или снимаю видео. Исследую разные психотипы. Иногда эти люди встречаются мне в жизни, иногда я вижу кого-то в кино.
Вам встретился кто-то, похожий на Ольгу?
Скорее несколько человек, получился такой собирательный образ. А еще мне как-то внезапно пришла в голову мысль, что Ольга похожа на Ирину из «Трех сестер». В Школе-студии МХАТ я работаю как ассистент педагога по актерскому мастерству. И у нас как раз был семестр, посвященный Чехову. Мы разбирали «Три сестры», я вдохновилась студенткой, игравшей Ирину. И подумала, что можно перенять некоторые черты и для своей Ольги.
Никита, ваш Ленский тоже выбивается из общепринятых представлений о нем? Он смешной, ироничный, а для вас что в нем главное?
Да, он бывает смешон. Взрослый человек, а предпочитает жить как ребенок, радоваться всему и наивно удивляться. Но, если говорить серьезно, я так долго над моим образом размышлял во время репетиций, что всех утомил. Я задавал много вопросов. В них мне помогал разобраться наш режиссер и разная литература. Некоторые исследователи находят в Ленском черты Вертера. Мне эта книга Гете очень помогла многое понять в Ленском. И Егор Михайлович мне подсказал обратить внимание на один его монолог, тогда я понял, что для Ленского главное — прозвучать, оставить после себя какой-то след. Именно такие люди жаждут сильной, большой любви. И мой герой как раз такой. Мне нравится читать строки, принадлежащие Ленскому, потому что в них звучит в каком-то смысле манифест художнику.
В спектакле нарушена хронология событий, все начинается с седьмой главы, и зритель сразу видит могилу Ленского.
Я благодарен Егору Михайловичу, ведь именно он написал сценарий. Ввел фигуру «дяди самых честных правил» (его играют в паре Анатолий Лобоцкий и Евгений Парамонов). В тексте почти нет диалогов, и надо было придумать, как это обыграть. Получилось очень круто. И дело не только в нарушении хронологии событий, а во всем художественном языке. Очень помогает хореография.Наша четверка — недавние выпускники театральных вузов. За время учебы мы посмотрели много спектаклей, нам есть с чем сравнить. Я очень рад играть и развиваться в такой постановке. Это ново, незатерто, очень современно и неожиданно. Лично для меня в спектакле некоторые сцены сделаны в стиле метамодерн (мое любимое слово сейчас). Возьмем хотя бы сцену, когда Татьяна рассказывает няне (Татьяна Орлова) о своих чувствах — чистый метамодерн.
В спектакле очень красивая сценография Владимира Арефьева и хореографические сцены Игоря Шаройко. Владимир Арефьев выстроил в качестве задника что-то вроде плотины, сквозь которую то и дело льется вода, по рейкам сцены текут ручьи. Такое пробуждение чувств. А во втором акте, в Москве, вся эта вода превращается в лед. Огромные сосульки свисают с потолка, и Онегин отчаянно сбивает их тростью. Я восприняла это как некую «замороженность». А как вы понимаете мир, в который вас погрузили и сценограф, и режиссер?
Есть вещи, которые и режиссер, и художник не должны разжевывать артистам: пусть это воспринимается на уровне интуиции. Мне кажется, что в этом мудрость и прелесть созданной картины, что мы никогда это друг с другом не обсуждали. Пусть и для зрителя будет свобода выбора и интерпретации. И пусть вода и лед останутся для него в чем-то загадкой, так он становится соучастником спектакля, сам для себя дорисовывает картину.
У нас в целом второй акт более «холодный»: умирает Ленский, Ольга страдает, потом уезжает. У Онегина с Татьяной опять все не клеится. Наступает зима, идет снег, потом льдышки по всей сцене.
Тут Владимир Анатольевич Арефьев и Егор Михайлович Перегудов вместе работают, а это сотворчество всегда дает поразительный результат. Я после Школы-студии МХАТ был рад приглашению в этот театр, именно потому, что здесь эта команда работает. В МХТ я смотрел спектакли Перегудова — «Сирано де Бержерак», «Месяц в деревне» — и был в восхищении.
Что же касается сценографии, для меня главное — не навреди. У нас на сцене плотина, за ней — озеро, в какой-то момент я кидаю камень сверху, летят брызги, и важно не свалиться туда. Красота красотой, но нам нужно учиться эту красоту не испортить и «выжить» самим.
Вы что-то читали из обширной библиотеки Онегина, составленной для зрителей. Там есть произведения, которые книги-герои, а есть книги о самом романе.
Конечно, мы кидались друг в друга этими книгами.
Есть и обратный эффект от такого вдумчивого и детального разбора каждой строчки произведения. Я как-то пришел на репетицию и начал всерьез рассказывать про Наполеона. А при чем тут Наполеон? Его тирания и прочее.
Никита на первых порах принимал за чистую монету все, что читал, и всем нам объяснял, что эта строчка именно так расшифровывается и никак иначе, а мы все понимаем неправильно. Было весело.
Сколько длились репетиции?
В конце июня прошлого года нам сообщили о том, что будет спектакль. Все вместе мы съездили в Михайловское: и молодежь, и взрослые артисты. Там у нас была первая читка, прямо в бане, где Пушкин вместе со своим другом Языковым когда-то парились и прыгали в речку. Но мы не прыгали. Потом мы разошлись каждый по своим углам, Егор Михайлович выпускал другой спектакль — «Багдадский вор». С сентября по декабрь мы репетировали «Онегина».
Много школьников приходит на ваш спектакль?
Очень много. Недавно они меня прямо окружили после спектакля, хотели сделать селфи, когда я садился в машину. И им действительно понравился спектакль. Они кричали мне: «Круто! Мы полюбили театр!»
Я в школе учился на пятерки по геометрии, алгебре, химии. По литературе и русскому — стабильно двойки и тройки. После девятого класса пошел учиться на программиста и в процессе понял, что не мое. А мама с детства пыталась затащить меня на сцену (она ведущая концертов), но я смотрел на нее и не хотел туда, это был мой внутренний протест. В 18 лет я впервые попал на спектакль «Ящерица» театра-студии «Квадрат» — и вот тогда решил, что буду артистом. Сначала занимался в этой студии — в свое время Полина Агуреева там училась. Если бы я в то время увидел такой спектакль, как «Евгений Онегин», в моей душе точно что-то бы переменилось.
Беседовала Дарья Андреева