Людмила Вебер
Людмила Вебер Фото: из личного архива

Никогда не думал, что буду говорить с человеком, написавшим книгу в жанре «тюремной прозы». Но ваша книга «Девочка и тюрьма» произвела на меня сильное впечатление. В 2016 году вы были арестованы по обвинению в том, что якобы заказали убийство, провели два с половиной года в следственном изоляторе, суд признал вас невиновной и освободил в зале суда. Чем вы занимаетесь сегодня?

Я писала книгу в свободном режиме, получился акт творчества в чистом виде, когда переносила на бумагу кусок своей жизни, ничего не меняя и не перекраивая. Сейчас я работаю над следующей серией картин — выставкой под названием «Девочка и свобода». Тема свободы для меня является самой главной и ключевой на данный момент. В общем и целом, я думала об этом всегда. Но после тюрьмы этот вопрос приобрел для меня огромную актуальность. Я не перестаю думать об этом, исследовать это, и моя новая серия картин «Девочка и свобода» — это не только мои личные размышления на тему свободы, но и мнения людей из моего окружения. Их ответы на вопрос «Что такое для тебя свобода?» иногда бывают совершенно неожиданными и вдохновляют меня на новые сюжеты картин.

Вам приходилось скрывать, избегать каких-то моментов в описании тюремной жизни?

К счастью, издательство «АСТ» практически не меняло оригинальную рукопись. Редактировались мелочи: повторы, стилистика, опечатки. Поэтому книга получилась довольно объемной, и в нее вошли все иллюстрации, которые я создала за два года тюремной жизни. Мой редактор Варвара Ошерова предложила сделать из них цветные вкладки, и получилось как бы два слоя повествования: собственно текст и та же история, только в виде комикса — случай для нашего книгоиздания довольно уникальный.

Что касается «внутренней редактуры» при написании книги, то ее как таковой не было. Я села писать книгу, потому что на тот момент была переполнена воспоминаниями о том месте, и все это отчаянно просилось быть написанным. Я и писала, не думая, что нужно о чем-то умалчивать. Напротив, уделяла внимание мельчайшим деталям тюремного распорядка и быта, поэтому в книге встречаются описания крайне личные и даже интимные. Мне казалось это важным — описать все, ничего не скрывая, чтобы возник эффект погружения в материал…

В вашей книге основные персонажи — это ваши соседки по камерам. Кто-то из них читал книгу, какова их реакция?

Да, некоторые героини моей книги прочитали ее еще в рукописи. И практически все высказались, что это важная книга, что это обязательно нужно издать, чтобы общество узнало о том, что происходит за стенами российских тюрем. Речь не о том, чтобы кого-то разоблачить, а просто это та сфера, о которой большинство не знает ничего. Были и не менее интересные реакции. В книге есть герой, православный священник, окормляющий московские следственные тюрьмы. Я отправила ему рукопись, он прочитал и сказал: «Я обязательно дам прочитать эту книгу своим дочерям, чтобы они знали, как нужно себя вести в таких ситуациях!» Собственно, после этих слов и возник подзаголовок «Курс по выживанию в СИЗО», ее можно и так читать. Кстати, парадоксальную вещь мне недавно сообщили: «Девочку и тюрьму» сейчас читает знаменитая создательница всевозможных курсов и марафонов Елена Блиновская. В настоящее время она находится в СИЗО, причем именно в той камере, где сидела я, ей передали мою книгу, и ей она понравилась.

Что для вас стало самым тяжелым в тюремном опыте? Дайте совет, к чему прежде всего следует готовиться, если вдруг окажешься в тюремной камере? 

Самое тяжелое — когда тебя полностью отрезают от привычного мира, образа жизни. В тюрьме мобильные телефоны запрещены, хотя в какой-то момент (я пишу об этом) он появился. Но до того ты находишься в состоянии полной депривации. Мы же привыкли на свободе 24/7 находиться в окружении людей: родных, коллег, друзей, мы сидим постоянно в соцсетях, нон-стоп потребляем и получаем впечатления — и тут… Нажимается кнопочка «выкл» — и ты оказываешься в полной информационной темноте, в которой надо как-то учиться жить.

А если говорить о советах, то дам один: переступая порог камеры, оставайтесь собой. Не надо притворяться, не надо изображать из себя кого-то, кем ты не являешься. В тюрьме ты находишься под постоянным наблюдением и тебя быстро разоблачат. И еще совет: больше молчите и слушайте, потому что вы пришли в сообщество, живущее по своим законам, и надо быть прилежным учеником, чтобы выучить его правила. Правила, к слову, не очень сложные, тюремная жизнь оптимально устроена для всех, кто следует ее устоям. 

У вас один из главных героев книги — ваш адвокат (замечательный, профессиональный, учитывая, что все хорошо кончилось). Но адвокаты ведь есть не у всех. А что делать обычному человеку, который оказался в СИЗО и знакомых адвокатов у него нет? 

Судебная система такова, что адвокат — обязательная фигура. И если у тебя нет своего адвоката, то его принудительно навяжут. И навяжут со стороны следствия и обвинения. Поэтому надо все же придумать способ и постараться каким-то образом найти адвоката со своей стороны. Я много раз видела, как человек, оказавшись в тюрьме, начинает лично изучать наши уголовные кодексы и законы — тем более у него масса времени для этого, плюс в СИЗО эта литература всегда в свободном доступе. Независимо от того, есть у тебя адвокат, хороший он или не очень, обязательно нужно самому разобраться в своем деле. Кстати, немало заключенных после такого самообразования после тюрьмы становятся если не адвокатами, то правозащитниками — настолько глубоко успели погрузиться в дебри юриспруденции.

Что это за система «день за полтора», о которой вы пишете в книге?

Если простыми словами: эта система означает, что один день нахождения в СИЗО приравнивается к полутора дням отбывания наказания в колонии общего режима (а это важный нюанс). То есть, скажем, человек с приговором в полтора года общего режима – может уйти домой после года в СИЗО. Это как коэффициент за «вредность» или «северный стаж» в обычной жизни. Правозащитники пробивали принятие этого закона очень долго, и летом 2018 года он начал действовать. И именно благодаря этому многие героини моей книги оказались на свободе гораздо раньше, чем должны были изначально.

Следите ли вы за «тюремными новостями» после того, как вышли на свободу? Насколько сложным оказалось возвращение к нормальной жизни? 

Если в числе остальных попадаются «тюремные» новости, конечно, я их читаю, но сейчас возникает ощущение, что число таких новостей как-то стремительно растет. И даже в каких-нибудь типичных гламурно-глянцевых телеграм-каналах вдруг начинают выскакивать слова «СИЗО», «колония», «суд по мере пресечения». И когда слышишь слово «Печатники» (название женского СИЗО, которое употребляется исключительно в узких адвокатско-прокурорских кругах) из уст Ксении Собчак, испытываешь реальный когнитивный диссонанс...

В первые дни на свободе все производило действительно ошеломляющее впечатление. После черно-белого замкнутого мира тюрьмы все вокруг казалось чрезмерно огромным, ярким, быстрым, наполненным звуками и музыкой (ведь в тюрьме ты живешь без музыки). Наверное, это было сродни тому, как если бы слепой и глухой человек вдруг внезапно увидел и услышал весь этот мир вокруг. Это потрясающие ощущения!

Ну а дальше к свободе и ее составляющим (дом, свободное перемещение, телефон, транспорт, магазины и пр.) привыкаешь достаточно быстро, в течение пары недель. Еще пришлось поизучать изменившийся мир, новые технологические штуки, которые все вокруг освоили, прожили, а иные успели забросить — а ты даже не знаешь, что это такое…

Лично мне очень помогло то, что я сразу же взялась за кисти и краски и начала полноценно рисовать — большие картины, на холстах. То есть творчество, и вообще любое любимое дело, пожалуй, главная терапия от всех невзгод на свете. Как сказано у Вольтера: «Какие бы бедствия ни происходили бы, нужно возделывать свой сад». Я думаю, это как раз об этом. 

Что вы сейчас читаете из современной отечественной прозы?

Про самую свежую ничего сказать не могу, но, как и большинство, я была впечатлена произведениями Саши Николаенко, Алексея Сальникова, Наринэ Абгарян, Гузель Яхиной… А вот посоветовать хотела бы книги моего любимого русского писателя Максима Горького, о котором сейчас почему-то почти не вспоминают. Не знаю, был ли у самого Горького тюремный опыт, но для меня он настоящий певец свободы, певец самопожертвования.

Беседовал Владислав Толстов