Монахи, гвозди и миллионы. Как крестьянское ремесло превратилось в высокое часовое искусство

Долина Жу — тихое местечко даже по швейцарским меркам. Полсотни километров от Женевы. Вокруг — вершины гор Юра. Чуть больше шести тысяч жителей — с середины XVIII века население выросло аж на полторы тысячи человек. Четыре церковных прихода и четыре горнолыжных курорта на одиннадцать подъёмников: чисто швейцарская свобода делить невеликий сельский досуг между церковью и горными лыжами.

Современный экономист, мыслящий в категориях амбициозных проектов, над перспективами долины Жу мог бы лишь поморщиться. Любые масштабные планы развития, которые быстроумные визионеры могли бы сочинить для этого удалённого уголка, мгновенно разбиваются о многочисленные вариации частицы «нет».

Здесь нет пахотных земель — поэтому фермеры долины Жу издавна специализируются на молочном животноводстве, гордясь, между прочим, тем, что именно здешние места считаются родиной знаменитого сыра Вашрен-Мон-д’Ор. Здесь нет нефти, газа, алмазов — да почти никаких ископаемых ресурсов, кроме невеликого количества железной руды не самого высокого качества. Даже с доступом к Большой земле у здешних обитателей большие проблемы: лишь в 1899 году долина Жу окончательно обрела железнодорожное сообщение с внешним миром, а дороги достойного качества появились и того позже.

Перспективы — в основном, те, что открываются с высоты здешних перевалов, столетиями остававшихся непроезжими в суровое время года. Недаром первыми насельниками долины в XII веке стали монахи: лучше места для уединённых молитв не найти.

Долина Жу — место с неисчислимыми духовными и природными богатствами, где человеку открывается возможность найти своё место в жизни, открывать, познавать и творить, отпуская воображение в свободный полёт над горами. По крайней мере, так считают местные жители — комбье, как зовут их в Швейцарии.

Потомки беженцев-протестантов, укрывшихся в долине между горными складками Мон-Тандри и хребтом Ризу, с кровью предков научились видеть в малом — огромное и удивительное. И не просто видеть, а создавать его собственными руками. Один из потомственных комбье не так давно написал на сайте своей небольшой, по мировым меркам, компании: «Природные ресурсы этого региона — леса, вода, лёд и камни, из которых можно было добывать железную руду, — давали все средства для развития и процветания… По сей день первозданная красота и ясное ночное небо региона вдохновляют мастеров».

Имя владельца сайта — Оливье Одемар. Он — владелец семейного бизнеса, ведущего свою историю с 1875 года, — часовой компании Audemars Piguet, производителя престижных часов для состоятельных знатоков. Подобных компаний в Швейцарии наберётся едва ли много больше десятка, и подавляющее большинство — из долины.

Неофициальная столица высокого часового искусства, долина Жу не стремится к престижным столичным регалиям, и часовщики с мировыми именами сегодня продолжают работать в тех же небольших деревнях, где начинали бизнес их прадеды. Audemars Piguet обретается в деревне Ле-Брассю, недалеко от неё расположился Claude Meylan, один из самых молодых местных брендов, тем не менее обладающий богатым прошлым, и Jaeger-LeCoultre, первый часовой дом долины, отсчитывающий свою историю с 1833 года. В деревне План-Лез-Уат — родина Vacheron Constantin и Patek Philippe. А в XX веке здешними резидентами стали Breguet и Blancpain.

Долина Жу не зря уже почти два столетия носит неофициальное звание колыбели высокого часового искусства. Здесь современные мастерские похожи на музеи, а музеи располагаются в старинных мастерских. Здесь, на деревенских улочках, можно встретить их владельцев, передающих своё умение и свой бизнес от поколения к поколению. Их логотипы знают во всём мире, среди их клиентов — короли и кинозвёзды, но сами они отнюдь не стремятся под софиты и в навязчивый шум мегаполисов. Им хорошо и здесь.

Некоторые семьи, впоследствии составившие славу колыбели высокого часового искусства, — к примеру, Пиге, — пришли в долину Жу в числе первопроходцев ещё в XIII веке. Скудная каменистая почва не радовала, требуя от крестьян максимума усердия при минимуме результата. Зимой же, когда перевалы завалены снегом и покинуть долину невозможно, под крышами домов начинали работу маленькие домашние мастерские. Комбье коротали зимние месяцы за починкой и изготовлением инвентаря для собственного хозяйства, а заодно и для продажи — ведь времени у крестьян в холодное время в избытке, чего не скажешь о деньгах: тут никакой заработок не будет лишним.

Подпорки для виноградных лоз и чаны для молока, серпы и гвозди, ножи и бритвы, деревянные игрушки и музыкальные шкатулки — комбье благодаря долгим месяцам практики считались в кантоне Во мастерами на все руки. И пусть долина Жу не была богата возможностями, но каждую, самую мелкую из имеющихся они умели распознать и приспособить к делу.

Реки Лионн и Брассю с песчаными берегами открывали возможность для занятия древообработкой и стеклодувным делом, строительства паровых мельниц и пилорам. Найдена в горах железная руда — и в крестьянских хозяйствах разгораются печи, в жаре древесного угля из местных лесных запасов плавится железо, примитивные кузни превращаются в небольшие металлургические производства. С ними зимние ремесленные забавы принимают совсем иной характер: на смену примитивным крестьянским орудиям и забавным безделушкам приходят ружья и домашние часы, которые очень быстро обретают сначала известность, а затем и славу в соседних кантонах.

Работа над карманными часами, всё больше входившими в моду в XVIII веке, требовала куда большей точности и искусности, но главное — значительных денег: изготавливать миниатюрные хронометры имели право лишь мастера часовой гильдии, и чтобы получить это звание, необходимо было пройти восьмилетнее ученичество. Первым покорять мечту отправился 19-летний Самюэль Оливье Мейлан, с упорством истинного комбье годами копивший деньги на учёбу. Став учеником мастера Матье Биоде из Роля, он освоил обязательную программу за два года, после чего вернулся на родину и стал учить часовому делу приятеля и соседа Давида Голе. Гильдия возроптала: не защитив звания мастера, учить Мейлан не имел права. Но жителям долины Жу было не впервой преодолевать трудности, вставшие перед ними волей природы или же социума: Мейлан сумел найти общий язык с гильдией, спустя несколько лет представив на суд гильдейцев свой часовой шедевр и добившись вожделенного звания, и уже без оглядки занялся обучением земляков.

Впоследствии потомок его первого ученика, Пьер Анри Голе, станет основателем династии часовщиков, специализирующейся на изготовлении репетиров, которые очень скоро стали одним из специалитетов мастеров долины Жу. Потомки самого Мейлана также занимались деталями часовых механизмов, основав собственное часовое ателье Claude Meylan лишь в 1998 году, чтобы уже в 2002-м, презентовав первую коллекцию механических хронометров, снискать мировое признание. Комбье никуда не спешат.

Пожалуй, вся эта история долины Жу с её тихой простотой, породившей бренды ценой в миллионы, более всего напоминает святочный рассказ о бедных, но честных мастерах, чьё упорство судьба вознаградила немыслимой удачей. Но есть нюанс: никакой удачи не было. Ни нежданного чуда, ни всемогущего покровителя, ни говорящей щуки. Своей неспешностью и постепенностью история эта, скорее, напоминает не рассказ, а сериал длиною в десятки сезонов, который за излишнюю статичность действия не поругал бы разве что самый ленивый и добродушный критик. Да и сегодня этот сериал не закончен. Прославленные часовые марки долины Жу живут по тем же правилам, что и во времена зимних ремесленных работ: оставаясь собственниками семейного бизнеса и передавая мастерство от отца к сыну.

Принцип успеха, исповедуемый мастерами долины Жу, куда проще и безыскуснее волшебных сказок. Его сформулировал 5 июля 1819 года Франсуа Константен в письме к партнёру, Жаку Бартелеми Вашерону: «…Делать лучше, если это возможно. А это возможно всегда». Эта фраза позднее стала девизом часового дома Vacheron Constantin — а могла бы стать и девизом всей долины Жу, колыбели и символа высокого часового искусства.

Ведь богатство или бедность здесь, если разобраться, ни при чём.