Первая актриса нашего периода

Посвящается Евгении Добровольской 

Сегодня похороны. В стародавние времена на театральном фасаде в Камергерском переулке вывешивали траурные флаги с золотыми вензелями и оркестр исполнял траурный марш Ильи Саца из «Гамлета» Гордона Крэга. Marche Funebre. Я эти флаги воочию видел только однажды, когда хоронили Юрия Богатырева. Женя Добровольская любила вспоминать известную историю, вошедшую в мхатовские анналы, когда на каком-то спектакле раскрылся занавес и Юра после томительной паузы, обращаясь к зрительному залу, растерянно сказал: «Я совсем не понимаю, зачем я живу». Все, разумеется, ждали продолжения. Но занавес закрылся, и спектакль отменили. Сегодня вечером тоже спектакля не будет. МХТ и вся театральная Москва прощаются с актрисой Евгенией Добровольской. 

У нас в театре почему-то принято уходить парами. Есть тут какая-то мистика или таинственное совпадение. Все помнят, что после Анатолия Папанова вскоре умер Андрей Миронов. А в мае 2000 года один за другим ушли — вначале легендарная актриса МХАТА Ангелина Степанова, а спустя неделю — художественный руководитель Олег Николаевич Ефремов. 

Вот и сейчас 11 декабря 2024 года театр попрощался со своей старейшиной, актрисой Раисой Викторовной Максимовой, а через месяц — новые проводы безвременно рано ушедшей Евгении Добровольской.

Тридцать три года она прослужила в МХТе. Это был ее театр, ее дом. Почти каждый день на служебном входе ее встречали бронзовые отцы-основатели, один из которых — Олег Ефремов — приходился ей какое-то время родственником. Недобрые театральные люди любили посплетничать на предмет ее родственных связей. Мол, Добровольская вырвалась в звезды не просто так. Свекор ей явно благоволил. А иначе никаких главных ролей ей бы сроду не видать. Все ложь и наветы. Свои роли Добровольская получала по праву таланта. Примечательно, что его признали сразу два непримиримых врага — Татьяна Доронина и Олег Ефремов. Ведь после ГИТИСа Женю взяли в «женский» МХАТ на Тверском бульваре. И она там даже какое-то время служила. Без особых, впрочем, перспектив. Тем не менее за все эти тридцать лет в ее трудовой книжке числятся только две записи — актриса МХАТ им. Горького и МХТ им. Чехова.

Сейчас я думаю, как им всем не повезло, этим детям театрального развала и разгрома. Их творческие биографии начались с самоубийственных распрей, сотрясавших театр и всю нашу жизнь. Взрослые, вырвавшиеся из советского цензурного гетто, неистово делили места «у колонн» или устремились на заработки в открывшиеся заграницы. Народ, осаждаемый проблемами выживания, к театру заметно охладел. Почти все кино в 90-е было кооперативное, дешевое и страшное, как шмотки, купленные на Черкизоне. Все чего-то пилили, делили, урывали. Что оставалось им, детям перестройки? Пить, когда было на что. Гулять, если было с кем. Вся история «Современника-2», затеянная Михаилом Ефремовым при самом активном участии Жени Добровольской, — это такой беспрерывный парад-алле под грохот опустошаемых бутылок. Праздник непослушания. Вызов великим предкам и предшественникам. 

Впрочем, когда Галина Борисовна Волчек, которой осточертели жалобы зрителей, докладные от постановочной части и милицейские приводы, выставила их вон с Чистых прудов, то они оба — Женя и Миша — отправились в МХТ в Камергерский переулок. К папе! 

Ефремов давно мечтал радикально обновить состав своей «Чайки» — эпохального спектакля 1980 года, успевшего здорово пообноситься и постареть. Я хорошо помню их ввод. Помню женскую часть мхатовской труппы, ревниво притаившуюся в бельэтаже и партере. Всем хотелось взглянуть на невестку главного в роли Нины Заречной. И первый вздох разочарования: «Маленькая!» По мхатовским стандартам Женя никак не тянула на героиню. И тут же следующий вздох почти что уже возмущения: «Без парика!» 

Добровольская старалась не злоупотреблять театральным гримом и обходиться без чужих волос: шиньонов, накладок, париков. Ничего чужого, только свое — это был один из ее главных принципов, за который она упорно держалась. С самого начала ей претила любая экзальтация, театральный пафос, наигрыш и фальшь. Но дело было даже не в роскошном русоволосом парике Вертинской, от которого решительно отказалась дебютантка, а в каком-то совсем новом ощущении правды на сцене. Ее Нина Заречная не обещала стать великой артисткой. Эта была заурядная провинциальная девочка, которая раньше срока спалила свои крылья. Смертельно раненная, она все пыталась взлететь, все пыталась прокричать, чтобы все вокруг слышали: «Я люблю его, Костя. Люблю больше прежнего». И от того, как она металась по сцене в своем черном, нелепом вдовьем салопе, чувствовался и озноб, и страх, и все долгие часы, проведенные под чужими окнами. Только бы увидеть, только бы услышать голос Тригорина. 

А Миша был великолепный Треплев. Вечно обиженный, нервный мальчик, который вдруг как-то постарел и потускнел у нас на глазах. Он не знал, что делать с этой безумной женщиной, которую любил больше жизни. Он не знал, что делать со своей жизнью, где им не суждено было быть вместе. Выстрел в финале — как долгожданное освобождение, как последнее доказательство ей, себе, всем, что он способен на нечто большее, чем сочинительство никому не нужных пьес.

О, какая могла бы из этих двоих получиться театральная пара! Как удивительно они подходили друг другу — по энергетике, чувству правды, по реакциям, наконец, даже по росту. Для сцены это важно. Какие это могли бы быть Петруччо и Катерина в «Укрощении строптивой», а сильно позднее Филумена и Дон Сориа в «Филумене Мортурано»… Сколько всего еще они могли бы сыграть вдвоем! 

Но даже им, вполне себе тогда уже звездным и успешным, тоже не повезло. Никому не было дела до этого уникального театрального дуэта. Никто не догадался поставить специально для них спектакль, написать сценарий или снять фильм. В какой-то момент их брак треснул. Не мог не треснуть. Ее успех, его запои — горестная проза «театрального романа», на который пока так и не нашлось автора. После смерти отца Миша из театра ушел, а Женя осталась. Тогда ее спас Кирилл Серебренников. Его четыре спектакля — «Мещане», «Лес», «Головлевы» и «Кому на Руси жить хорошо» — это как главы одного большого романа. Чистая классика, которую Женя всегда любила, к которой рвалась ее душа. Четыре вариации на тему русской женщины. Тут как-то все сошлось: и неизбывная доброта, и дремучее невежество, и нежность, и жалкий бабий расчет, и самоотверженность, и веселый цинизм, и беспредельная жажда любить, и такая же беспредельная жажда владеть… Добровольская все это сыграла. Нигде не комикуя, не пережимая, ничего не утрируя. Прошлась легчайшими акварельными красками. Такой колонковой кистью всех прописала. И все они были разные: и зеленоглазая шалава-жиличка Елена Николаевна Кравцова в «Мещанах», пороховая бомба под бессеменовским домом, и невинная, загубленная сиротка Аннинька в коричневой форме советской школьницы, еще одна жертва Иудушки Головлева, и ключница Улита — истинная холопка по призванию и по рабьей своей душе, пронырливая, льстивая, на все готовая, чтобы «согрешить». О, как они танцевали с Натальей Максимовной Теняковой под Лолиту Торрес! «Возраст любви» никогда не проходит для настоящих женщин.

И конечно, Матрена в «Кому на Руси жить хорошо» у Серебренникова в «Гоголь-центре» — роль-душа, роль-бенефис, роль-судьба. Это уже не просто акварель. А можно сказать, вся разом Третьяковская галерея, где, как известно, только и нашла «святое искусство» Фаина Георгиевна Раневская. 

Кстати, Женя ее немного знала. Ну как «знала»! Выводила под локоть на сцену Театра им. Моссовета, когда служила там уборщицей сразу после школы. Вела старую актрису, которая боялась оступиться и упасть. И уже совсем ничего не помнила, не слышала, но по-прежнему шла, как завороженная, на свет рампы и влюбленные аплодисменты зала. Ее рай, ее жизнь, ее бессмертие.

Спустя многие годы так же будет выходить на подмостки и ее бессловесная помощница Женя, народная артистка РФ Евгения Добровольская, чтобы произнести, сыграть, прожить монолог Матрены Тимофеевны Корчагиной из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Это была совсем другая школа. И совсем другая степень самоотдачи, чем принято теперь. Не было известной актрисы, перед нами была женщина средних лет в ватнике, в платочке. Она все время что-то делала. Таскала тяжести, кормила взрослых мужиков, говорила на камеру, как будто робея и с трудом подбирая слова. Это был тот случай, когда слова становились «народными». Кто их и когда сочинил, было неважно. Добровольская смахнула с Некрасова всю хрестоматийную пыль, и тебя сразу пронзала боль. Боль жизни. Мы увидели великую актрису. Наследницу по прямой Пелагии Стрепетовой, Лидии Руслановой, Веры Марецкой, Нонны Мордюковой, всех этих великих и безвестных женщин, которые и есть Русь. Женя все про них знала. И любила, как умела только она. 

Я не видел ее последних работ. Знаю, что у нее была сильная роль в спектакле «Космос». Но сыграла она ее буквально считаные разы. Полина Осетинская, легендарная пианистка и подруга, рассказала мне, что вместе с Женей они готовили музыкально-поэтическую программу «Такие разные мы» — спектакль-разговор об истории известных поэтических тандемов на языке их собственных стихов, посвященных друг другу. Марина Цветаева и Константин Родзевич, Анна Ахматова и Николай Гумилев, Белла Ахмадулина и Евгений Евтушенко… Женю волновала история этих пар, их сближений, расставаний, разрывов. Но опять же сыграли они c Полиной эту программу всего один раз под замену в Екатеринбургской филармонии. Ни видео, ни записей не осталось. 

…Ей тяжело дались последние годы. Приговор и тюремный срок Михаила Ефремова, ставшего главным виновником автокатастрофы, в которой погиб человек. Разгром и закрытие «Гоголь-центра». Отъезд Кирилла Серебренникова и многих ее друзей в феврале 2022 года. Болезнь дочери… Удары сыпались со всех сторон. И даже сцена, кажется, перестала ее спасать. О своем диагнозе Женя узнала 4 января 2024 года. Еще год борьбы, надежд, отчаяния, отмененных спектаклей… Она очень хотела жить. Хотела играть. Но силы были на исходе. 

На день ее рождения 26 декабря актеры придумали для нее капустник, а Полина Осетинская даже умудрилась доставить рояль к ней в больницу, чтобы поиграть любимого Баха — и Десятникова, чья музыка звучала в их несостоявшемся спектакле. Рядом с Женей неотлучно были ее дети. Все четверо. Степан, Николай, Ян, Настя…

Спектакли и фильмы закончатся, мужья уйдут, а дети останутся. В этом убеждении Женя прожила свою недолгую жизнь. Может, потому и рожала так безрассудно и смело, не считаясь ни со своей профессией, ни со всеми привходящими обстоятельствами. Она рано поняла свое призвание — дарить жизнь. И всегда следовала ему и в жизни, и в искусстве. Как бы тяжело ей ни приходилось, она помнила всегда, что прежде всего она — мама. А все остальное потом. Ничего не закончилось 10 января 2025 года. Жизнь Евгении Добровольской продолжается в ее детях, в ее внуках. А ее легенда первой актрисы нашего периода только начинается.