«Сны Сибири» в диалоге с современным искусством — интервью с кураторами

Работая над экспозицией современной части выставки в Красноярском художественном музее, на что вы ориентировались, чтобы лучше раскрыть тему неоархаики?

Прежде всего я ориентировался на археологический материал, который составляет ядро экспозиции музея на Площади Мира. Затем, исходя из этого материала, смотрел произведения современных художников с ориентацией на Сибирь, чьи работы могли бы перекликаться с археологической частью выставки. Кроме того, я ориентировался на коллекцию Красноярского художественного музея имени В.И. Сурикова, а также выбрал работы трех художников из Новокузнецка и художников, уроженцев Нижнего Тагила, которые сейчас живут в Москве — это Владимир Наседкин и Татьяна Баданина. Владимир много путешествовал по Сибири, результатом его впечатлений стали работы на тему археологии и архаики.

Любопытно, но я заметил, что местом пересечения многих художников стала Хакасия. В разное время разных авторов, начиная с Василия Сурикова и Григория Гуркина и далее художников-шестидесятников, влекла Хакасия с ее степями и курганами. И это место тоже стало темой для экспозиции. Тем более, что у нас на выставке есть копии хакасских стел. Лично мне был интересен этот переход от натурных впечатлений до абстрактных композиций, от географии — к истории и воспоминаниям. 

Владимир Наседкин, из цикла «Сибирь», 1993 год

Владимир Наседкин, «Древняя Сибирь, 1990 год

Скажите, как человек, глубоко изучивший вопрос, насколько тема неоархаики популярна в современном искусстве? Обращаются ли к ней зарубежные авторы или она близка только российским художникам?

Для меня важным маяком в современном искусстве является Венецианская биеннале, на которой и в 2019-м, и в 2022 году я видел очень много архаических форм. Во-первых, это маски, как одни из древнейших медиа и при этом очень популярные сейчас. Во-вторых, куклы, которые когда-то были связаны с шаманскими практиками. И, в-третьих, керамика и декоративное искусство. Последние биеннале реабилитируют разные ремесла, которые вообще считались неактуальными в последние десятилетия.

Почему появился заново этот интерес? Глубинная причина — состояние постмодерна: чем больше появляется технологий, тем больше человек испытывает влечение к иррациональному, потому что не способен на индивидуальном уровне осознать для себя многие процессы. Кто-то из художников говорит, что он связан с традицией, но вообще традиции оборваны индустриальной культурой и заново изобретаются также как импровизированные ритуалы в неошаманизме. Таким образом архаика шествует одновременно с техническим прогрессом, и на современном этапе они практически срослись.

В чем ценность такого объединения прошлого и настоящего в одном пространстве?

Когда мы объединяем археологию и современное искусство, мы создаем некую новую культурную модель, в которой очень ранние вещи оказываются в близости с очень новыми вещами. Таким образом, мы воспринимаем огромный временной промежуток как нечто единое. Кто-то скажет, что когда мы предлагаем сравнить вещи III тысячелетия до нашей эры и вещи начала III тысячелетия нашей эры, мы отменяем время. Кто-то посмотрит и скажет: «А ведь мало, что изменилось». Но прежде всего изменился сам человек. Да, он обладает невероятными технологиями, но вот что он утратил, так это целостную картину мира, поэтому современные художники, как когда-то Василий Кандинский, обращаются к рисункам шаманов, в которых были схемы мироздания. В ранней архаике все было объединено, все существа и миры. Но не надо думать, что сегодня художники пытаются воспроизвести эти древние картины мира, нет, они используют архаические модели, чтобы на новом этапе представить мир как единое целое или как процесс.

Кроме того, произведения искусства, существовавшие на протяжении веков в классической традиции в виде скульптуры или картины, существуют до сих пор, но они очень сильно модифицированы, появилось много артефактов, которые в строгом смысле ни картинами, ни скульптурами не являются, поэтому на выставке много объектов, которые могут напоминать древние артефакты. И тут интересно, что эти формы современного искусства по своим визуальным характеристикам перекликаются с древними формами. Хотя в экспозиции будут и графика, и живопись, и произведения декоративно-прикладного искусства, но некоторые из них весьма странно выглядят. В качестве примера могу привести эскизы росписи Александра Суслова к роману Станислава Лема «Сумма технологий», в которых архаические знаки сочетаются с техникой, индустриальными мотивами, они переплетаются между собой, одно врастает в другое.

Почему стоит посетить выставку «Сны Сибири»?

Посмотрите, сколько людей ходят с татуировками, а ведь это один из древнейших видов искусства и очень популярный сегодня. Другой пример — современные люди при общении в интернете используют не текст, а значки — современные пиктограммы. Музыка сейчас электронная, синтетическая, но она состоит из каких-то первичных сигналов, когда нет мелодического пения, но есть всхлипы, вскрики, шепоты и другие доречевые практики. И вот эти современные люди с татуировками и пиктограммами являются постиндустриальными людьми, которые в некоторых моментах напоминают людей архаических культур, хотя и не осознают этого. Поэтому мне кажется, что любому современному зрителю будет интересно прийти на выставку и попробовать представить себя внутри предложенной нами культурной модели. Я сам пытаюсь осознать соотношение архаики и современности в моем собственном культурном опыте, и мне бы хотелось, чтобы на нашей выставке посетитель смог соотнести личный опыт с коллективным опытом создателей работ, организаторов выставки и других зрителей.

Скажите, почему вам, как куратору, показалось важным соединить эти две истории — древнюю археологию и современное искусство, которое представлено в вашем центре «Площадь Мира»?

Встреча музея «Площади Мира» с пластикой древних богов Сибири — прекрасная возможность проявить и настроить базовые позиции нашего художественного собрания. Дать слово коллекции, раскрыть ее смысловой потенциал в контексте «сцепки времен» — естественная потребность живого музея.

Внутри темы содержатся очень сильные концептуальные мотивы и вызовы. Между модернистами и древними художниками существует “тайный договор”. Как точно заметил философ Агамбен: “Ключи модерного сокрыты в незапамятном и доисторическом”. И мне, конечно, тоже хочется прикоснуться к этой тайне — чуду родства сквозь тысячи лет. Это пронзительность времени какая-то. Здесь нас достигает реликтовое излучение начал мира.

И как всегда на Площади Мира существенным фактором экспозиционного проекта является своеобразие, если не сказать — субъектность, архитектурного пространства. На этой выставке мы замкнули каскад двух этажей кольцевым обходом, в процессе которого постоянно возникают взаимные рефлексии древнего и современного.

Что для вас «археология современности», как вы сформулировали бы это понятие для тех, кто придет на выставку? Как увидеть и провести какие-то параллели, на что особенно обратить внимание?

Словосочетание «архаика современности» содержит перспективный внутренний парадокс. Как представить настоящее, в которое человек погружен, отстоящим, отдаленным глубиной времени? Не зря ведь сказано: «Большое видится на расстоянии». Выстраивать и осваивать пространственные и временные дистанции внутри собственного мироощущения — истинная задача художника.

Корень слова «архаика» — греческое архэ, означает начало. И тема начал искусства продолжает актуализироваться сегодня. Теперь «новаторы» — «архаисты». И наше музейно-выставочное собрание-ансамбль, в свою очередь, откликается на «зов начал».

В разнообразии художественных стратегий «архаической» выразительности отчетливо проглядывают сквозные темы. Наверное, ведущий архетипический сюжет — о том, как и кем населяются “платоновские пещеры” художников, в которых одновременно обитают люди и звери, тени и ауры. Фигуры выходят из темноты. Здесь даже солнце лучится черным светом. В этом сиянии мрака, в темноте “ночи нашей души”, все еще скрываются проблески непостижимой божественной энергии. И, раз, возникает мысль о началах. По большому счету, речь идет о вечном возвращении в рай. В центре экспозиции, нашей “темной вселенной”, расположились Он и Она, «Адам и Ева». Хоровод мира зверей и людей закручивается вокруг этой первой пары, оробевшей перед неизвестностью под «березой познания».

Сергей, вы как никто знаете не только сибирскую, но и всю российскую современную арт-сцену. Есть ли сегодня разница между художниками из Сибири и авторами из других регионов России? Отличаются ли авторы из центральной России от сибиряков и если да, то чем?

Скорее нет, чем да. Если и возможна особая «сибирская» линия в искусстве, то она еще не показалась миру. В искусстве принципиально индивидуален не объект изображения, а способ выражения, то, как сплетается ткань образа и возникает живая форма. С другой стороны, миссия художников — открывать миры, границы которых очень редко совпадают с номинальной географией.

Искусство, достигающее истока, начал творения, по существу — сверхрегиональная практика. Наверное, можно представить путь художественной мифологизации и концептуализации территории, который придаст ей высокий экзистенциальный статус. Как, например, тунгусское слово «шаман» стало общемировым именем для всех магов Земли… И будем надеяться, как шаманы в трансе путешествовали на Луну, так и «сибирский сон» искусства откроет доступ к миру. А Сибирь художников, возможно, и есть мировая пустота, заряженная началами.

Почему стоит посетить выставку «Сны Сибири»?

Сегодня продвинутые музеи мира предлагают не только подбор интересных экспонатов, но и пространство чувственного погружения в тему. Мы тоже стараемся создавать многомерную среду восприятия памятников и произведений. Специально выстраиваем и артикулируем визуально-пластические связи между объектами (и субъектами). Все это способствует раскрытию смыслов вещей, образует уникальную среду понимания, которая не передается фотографиями или текстами. В ней нужно присутствовать самому. Современная выставка — это место, где проявляются «слабые взаимодействия» и «отношения становятся формой».