По саговая инструкция
Элена Ферранте. История о пропавшем ребенке. «Синдбад», 2017
Перевод с итальянского О. Ткаченко
«История о пропавшем ребенке» – заключительная книга «Неаполитанского квартета» Элены Ферранте. Попробуем рассмотреть четыре причины, по которым главная на сегодня итальянская книга XXI века стоит особого, пристального внимания.
История. По первоначальному авторскому замыслу, никакого разделения на части не было: сага писалась как единый роман, а идея выпускать «Квартет» порционно принадлежит издателю. Связано это не только с вполне понятной маркетинговой тактикой, но и с элементарным удобством: в поезд или самолет книгу размером с маленькую табуретку никто брать не станет. Если сложить все вместе, детище Элены Ферранте — это и крупномасштабная storia della vita, и своего рода историческая фреска, запечатлевшая добрую половину ключевых событий второй половины ХХ столетия, и неминуемо утягивающий за собой триллер, а также однозначно лучшая книга о женской дружбе и одна из лучших — о дружбе как таковой.
Неаполь. С одной стороны, «Квартет» — факт современного итальянского языка и литературы. С другой — книга эта не столько итальянская, сколько именно неаполитанская. Основное место действия — один из самых опасных и мрачных, (дальше – парадокс) солнечных и жизнерадостных городов на свете. Неаполь здесь не менее значителен и важен, чем все ключевые персонажи: произошедшая история возможна только среди этих дворцов цвета первых рассветных бликов и соседствующих с ними почерневших от копоти притонов и хибар. Перемести сюжет в соседний Салерно или даже на не менее беспокойную Сицилию — и все рассыплется. Сам по себе город есть не только предыстория, но в некотором смысле причина романа.
Саспенс. Нормальная читательская реакция на окончание первой части саги — потеря покоя и сна. Закрывая вторую (а потом и третью) книгу, ты готов, если придется, отдать левую (а потом и правую) руку, лишь бы узнать, что произошло дальше. Поэтому тем, кто начнет читать «Квартет» только сейчас, очень повезло — наконец-то можно делать это непрерывно, не ожидая по нескольку месяцев выхода следующей части. Саспенс существует здесь не столько в хичкоковском смысле, сколько в том, как его понимал Андрей Тарковский: пока у зрителя (в нашем случае – читателя) есть потребность вникать в происходящее, его внимание всецело принадлежит автору.
Красота. Она неочевидна и при этом безусловна. Читая, то и дело подмывает сбавить обороты (впрочем, безуспешно) и прислушаться, например, к будничной речи колбасника или песням рыбаков, поднять глаза в небо — то по-матерински ясное, то будто бы чужое, опухшее тучами, неприветливое. Главный же сюрприз заключается в том, что все, на что так хотелось обратить внимание, но в спешке оставлялось позади, тем не менее никуда не уходит. Ты пробегаешь глазами от страницы к странице, а потом, когда все закончилось, эти скупые пейзажи врезаются в память, становятся не просто увиденной картинкой, но твоим персональным воспоминанием. Каркающий неаполитанский говор звучит в ушах, а запах пережаренной рыбы, вопреки всем законам логики и утверждениям когнитивистов, будто запах — единственное, что нельзя вызвать в воображении, остается с тобой. Красота этой книги — как красота родного города. Даже если объективно там не за что зацепиться взглядом, ты-то знаешь: достаточно просто смотреть в правильную сторону.
Том Хэнкс. Уникальный экземпляр. Истории о том о сем. Азбука, Азбука-Аттикус, 2017
Перевод с английского Е. Петровой
«Уникальный экземпляр» — хорошая проза, но неудачный дебют: если бы автором был не Том Хэнкс, а условный выпускник писательских курсов Университета Айовы, книгу бы вовсе никто не купил. Семнадцать историй, которые голливудский актер годами отстукивал на винтажных пишущих машинках из своей коллекции, только выиграли бы, будь они написаны лет шестьдесят назад — во времена, когда машинка действительно была рабочим инструментом, а не экстравагантным излишеством. Именно так выглядит «Уникальный экземпляр»: он мог отлично смотреться среди книжных новинок середины ХХ века, а со временем, вполне вероятно, даже стать классикой. В 2017 году это просто добрая, ненатужная, обаятельная книжка, устаревшая еще на стадии замысла. Выискивать повод для чтения среди описаний клетчатых скатертей, пропахших ностальгией, — от этого удовольствия так и тянет отказаться.
Сергей Кузнецов. Учитель Дымов. «Редакция Елены Шубиной», 2017
«Зимнее солнце морозного дня сведет их вместе: неприкаянную послевоенную принцессу, вернувшегося с фронта солдата и бедную сиротку из старой сказки». Как и «Неаполитанский квартет» Ферранте, новый роман Сергея Кузнецова — семейная сага. Действие начинается посреди Великой Отечественной войны и неспешно движется в сторону наших дней. В широком смысле это история времени, которое не бывает ни тяжелым, ни легким, потому что не имеет веса как такового. Оно эфемерно и равнодушно. Многие герои «Учителя Дымова» эту в общем-то нехитрую истину улавливают внутренним чутьем и живут в соответствии с ней. Поэтому события, происходящие с каждым в отдельности, выглядят не случайно выпавшими испытаниями, а результатом цепи вполне осознанных действий, мыслей, решений: хотя бы раз им дается возможность выбрать собственную жизнь, и каждый, вольно или невольно, делает этот выбор.
Фредрик Бакман. Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения. «Синдбад», 2017
Перевод со шведского К. Коваленко
Рождественская история про бабушку, внучку, рак, психические девиации и тиранию прошлого. На первый взгляд, все это уже было: чудаковатые старушки и не по годам развитые девочки, подкупающая квазинаивность (привет, Эрленд Лу) и обаятельный юмор на грани (здравствуйте, Петер ван Гестел), хмурый незнакомец с сердцем мягким, как зефирка, и добропорядочные соседи, которые в душе немножечко нацисты. Получается что-то вроде литературы в жанре IKEA — все элементы будто бы взяты из общедоступного каталога, и многое здесь вроде как у всех. Однако стоит переступить порог обставленного Фредриком Бакманом жилища, и сразу понимаешь, что тебе захочется остаться здесь подольше. И пока за окном сгущается декабрьская тьма, а Швеция погружается в сон о себе самой, этот дом, пускай ненадолго, может стать твоим прибежищем.Ɔ.