Когда прессу или журналистов называют «четвертой властью», в это выражение обычно вкладывают заметно больше сарказма, чем при упоминании о первых трех властях. От власти журналистов над умами так и жди беды. В лучшем случае — немотивированной перемены общественного мнения, как в России в 1996-м, когда рейтинг президента Ельцина усилиями прессы вырос за пару месяцев с 3% до 35%. В худшем — чего-то подобного происшедшему в Руанде в 1994-м, когда вещание станции «Радио тысячи холмов», призывавшей к геноциду тутси, стало причиной десятков тысяч смертей. Еще тогда, больше двух десятилетий назад, стало ясно, что влияние средств массовой информации на настроения людей — очень серьезная, а иногда и смертельно опасная штука.

И все же за двадцать лет общественный ландшафт заметно изменился. Распространился интернет, мир опутали социальные сети. Логично предположить, что звонкий, хорошо поставленный голос профессиональной журналистики стал сегодня едва слышен из-за визгов и вяков сотен тысяч блогеров. Может, и рад бы журналист-плохиш подорвать своей демагогией государственную стабильность, поспособствовать терроризму или развязать геноцид, да по счастью руки коротки.

Научные работы, о которых мы сейчас расскажем, наглядно демонстрируют, что это совсем не так. Одна из них, опубликованная в журнале Science, представляет результаты пятилетней работы американских социологов, в которой участвовали 48 национальных СМИ. Это были не какие-то столпы свободной прессы США: у веб-страницы самого крупного из участников, журнала The Progressive, издающегося в штате Висконсин, всего-то 250 000 просмотров в месяц.

Ученые исследовали их влияние примерно так, как врачи испытывают новые лекарства: случайным образом выбирали неделю, когда от двух до пяти изданий должны были последовательно опубликовать два-три материала на заданную социологами тему. А затем исследователи анализировали реакции соцсетей: считали число твитов, затрагивающих поднятые в статьях темы. Цифры сравнивали с обычной неделей, когда «заказных» статей не было.

Результат: всего несколько публикаций во второстепенных медиа приводили к появлению в среднем 13 000 дополнительных постов в соцсетях. Другими словами, интенсивность общих разговоров на тему, высосанную коварными социологами из пальца, возрастала на ошеломляющие 63%. Журналисты злополучного висконсинского журнала и не подозревали, что на самом деле имеют такое влияние на общенациональную повестку дня. А самое главное, что это влияние не ограничивалось заданием темы разговора: соцопросы показали, что когда опубликованные серии статей тяготели к определенной идеологической позиции, то общественное мнение достоверно колебалось в сторону этой позиции в среднем на 2,3%. Массовым зомбированием это, конечно, не назовешь, но, чтобы выиграть выборы, такого перевеса вполне может хватить.

В то время как американские социологи ставили над общественным мнением свои жестокие эксперименты, на другой стороне планеты, в России, математики решили разработать теорию вопроса, точнее, построить математическую модель взаимодействия прессы и общества. Работы Ольги Прончевой, Александра Петрова и их коллег (1; 2) продолжают традицию, начало которой положил американский математик Николай Рашевский — основоположник «математической биофизики». Значение работ самого Рашевского оценивается научным сообществом неоднозначно, от «прискорбно-бесплодная ветвь древа познания» до «фундамент науки будущего». Однако среди прочих своих дел Рашевский построил «нейрологическую схему» — модель того, как индивидуум принимает решения, исходя из полученной информации, но с учетом своей априорной позиции. Именно эта идея лежит в основании моделей московских математиков.

В этих моделях на языке уравнений описана такая гуманитарная, казалось бы, сфера жизни, как идеологическое противостояние в обществе в присутствии источников информации. Каждое из двух СМИ (на самом деле их число не важно) стоит на строго партийных позициях, а в самом обществе идеологические позиции распределены по всему спектру — условно выражаясь, от крайне правых до крайне левых, хотя конкретный предмет разногласий может быть любой, от компьютерного пиратства и защиты авторских прав до однополых браков. Индивидуум может получать информационные стрелы, пропитанные ядом пропаганды, как от партийных СМИ, так и от других индивидуумов — например, через социальные сети. В результате его позиция смещается от равновесия.

Куда может завести такая манипуляция общественным мнением? Математическая модель затем и составляется, чтобы узнать это, не пускаясь в безответственные социальные эксперименты «в реале». Варьируем силу источников информации и смотрим, что происходит с обществом. Оказалось, что все зависит от того, насколько общество изначально было поляризовано. При аккуратном колоколообразном распределении общественного мнения, то есть когда большинство нейтрально и не отдает явного предпочтения ни одной из двух партий, та сторона, чья пропаганда сильнее, приобретает небольшое преимущество.

Теперь математики начинают постепенно нагнетать взаимную нетерпимость, разводя общество — к счастью, не то, в котором они живут, а то, что существует только в их уравнениях, — по разным полюсам идейного спектра. В таких условиях более сильный пропагандистский ресурс начинает давать все более весомое преимущество (не забудем, что фигуранты модели не только слушают свои «радиостанции», но и сами распространяют байки, которые им понравились, в соцсетях). Чем сильнее поляризация, тем эффективнее формируется группа поддержки более сильного партийного СМИ, тем действеннее пропаганда этого СМИ. Так происходит до тех пор, пока...

Если вы ожидали услышать «…пока общество не рухнет в пропасть кровавого хаоса и террора», у нас хорошие новости: а вот и нет! Начиная с определенного уровня поляризации тренд меняется: дальнейшее усиление одной из «радиостанций» перестает оказывать влияние на распределение позиций. Качественно это несложно понять: в сильно поляризованном обществе никто больше не может никого ни в чем переубедить, и влияние пропаганды неизбежно сходит на нет. Математическая модель подтверждает это предсказание, указывая, при каких конкретно параметрах произойдет этот крах четвертой власти. Или, если хотите, до какого уровня оголтелости еще имеет смысл доводить пропагандистское безумие, а когда усилия уже перестают окупаться.

К сожалению, авторы модели ничего не могут сказать о том, насколько этот критический уровень поляризации соответствует ситуациям в реальных обществах, насколько опасно близко мы к нему подходим на пиках предвыборных кампаний. Если судить по результатам американских социологов, с которых мы начали наш рассказ, общество США — по крайней мере, в невинных вопросах вроде качества питьевой воды, которые предлагали освещать исследователи, — стоит еще довольно далеко от точки потери чувствительности к прессе. Приятно знать, что хоть где-то хоть в чем-то к журналистам еще прислушиваются.

И конечно, радостно сознавать, что к научной журналистике все это не относится: нету у наших читателей ни малейшей идеологической поляризации в вопросах биологии, астрономии или математического моделирования. Потому, видимо, и четвертой властью научных журналистов величают нечасто. Ну и пусть, зато хотя бы читают.

Эта заметка была опубликована в еженедельнике «Окна», литературном приложении к израильской русскоязычной газете «Вести».