Ленин на экспорт
Если захотите поставить в тупик любого человека, чей возраст укладывается в три десятилетия, спросите его: «Кто для вас Ленин?» С этого вопроса, заданного Станиславом Кучером, началась дискуссия в Центре фотографии братьев Люмьер накануне открытия выставки Looking for Lenin («В поисках Ленина»).
История — вещь непостоянная. Пара десятилетий — и память о самом жутком тиране возвращается в виде элемента декора квартиры, стильного принта на футболке или аксессуара для зеркала заднего вида в автомобиле. Трудно это осознать, верно? Мне тоже. И трудно привыкнуть к тому, что в квартирах некоторых своих достаточно молодых друзей я стал встречать бюсты Сталина и ярко-красные футболки с изображением советских лидеров.
Двум создателям фотовыставки «В поисках Ленина» — швейцарскому фотографу Нильсу Акерманну и французскому журналисту Себастьяну Гоберу — как раз около 30. И вопрос Станислава Кучера вызвал у них замешательство. Фактуру о своем герое они набирали прямо во время съемки памятников. «Мы фотографировали в Украине “ленинопад”, свержение статуй Ленину, — рассказывает Себастьян Гобер. — И тогда поняли, что для украинцев это означает избавление от прошлого и утверждение своей собственной культуры». А затем Гобер вспоминает, пожалуй, лучший ответ на главный вопрос дискуссии, услышанный им от одного украинца: «На самого Ленина мне плевать. Но у его статуи я тридцать пять лет назад впервые поцеловал свою будущую жену. А это для меня значит очень много».
Несмотря на присутствие спикеров разной степени известности, разговор поначалу напоминает междусобойчик. Но понемногу зал оживает — на моменте обсуждения российского прошлого. «Кому-то имперские воспоминания доставляют удовольствие, кому-то нет, — говорит Николай Сванидзе. — Но избавляться нужно не от воспоминаний о своей истории, а от гордости за нее. Помнить — не значит гордиться». Когда начинает говорить Дмитрий Быков, уже заполнившийся зал начинает гудеть — то ли в качестве одобрения, то ли от негодования. «Ленин — единственный успешный революционер в евразийской истории! — почти срывается на крик Быков. — Он сделал все возможное для истребления имперского сознания, и мне такой модернизм гораздо симпатичнее архаики, в которой мы сейчас живем! Русские разучились ценить Ленина. Такая страна нуждается в переделке, а не в эстетическом ремонте».
Пока экономист и политик Никита Исаев рассуждает о том, как амбиции Ленина превратили Россию в страну иждивенцев, я размышляю, кто же эта историческая фигура для меня самого? Первое, что я вспоминаю: как вместе со всей страной узнал, что Ленин — гриб. Шуточная теледискуссия Сергея Шолохова и Сергея Курехина на «Пятом канале» в 1990 году обернулась тем, что люди — включая моих родителей — некоторое время всерьез обсуждали, что великий революционер был самым настоящим грибом.
«Считать Ленина символом консерватизма — странная аберрация сознания, — перехватывает микрофон Максим Шевченко. — Он — символ революции, борьбы за права людей. Если бы не Ленин, моя мама умерла бы на пятых родах от заражения крови». Обсуждение превращается в поток воспоминаний, Кучер пытается вернуть Шевченко к основной теме, и тут дискуссия — к радости некоторых сидящих в зале — превращается в аналог политического ток-шоу. «Я понимаю, что левого человека всегда хочется перебить! — громко возмущается Шевченко. — Но моя история — это биография нашего народа. Ленин всегда будет символом борьбы против угнетения и порабощения. Нужен ли он нам сегодня? Что значит “нужен”? Ленин не продается в магазинах, он вырастает из глубокого этического чувства».
Из того, что рассказывали на уроках истории в моей школе, образ Ленина складывался очень приблизительный — скорее штрихи, чем полноценная картина: революционер, не щадивший человеческих жизней ради достижения задуманного, и личность, масштаб которой меркнет в сравнении со злодеяниями Сталина. Я вырос, окончил школу, успешно сдал все экзамены — но так и не смог понять, кто же для меня Владимир Ленин.
«Наверное, когда новый Ленин появится, он воспользуется рэпом — стихией площадной речи. Но сможет ли рэп глубоко трактовать психологическую трагедию? Вряд ли. Сегодня люди похожи на розовых упитанных младенцев, а пока не будет переживания личности как трагедии, никаких перемен не будет», — подвел итог Дмитрий Быков.
Прошел час, и только к концу стало понятно, что Акерманн и Гобер так ничего больше и не сказали. Но главное они сделали.
Максим Шевченко неправ: Ленин все-таки продается в магазинах — он давно превратился в один из самых успешных экспортных товаров России. Как матрешка или мельхиоровый подстаканник: сувенир для иностранца, который уже никак не связан с нашей повседневной жизнью, но помогает нам увидеть собственную страну глазами совершенно непохожих на нас людей. Кажется, именно благодаря украинскому «ленинопаду» и французско-швейцарской выставке мы вдруг вспоминаем, переоцениваем историю и создаем новую, по которой мы однажды будем судить о самих себе.