Режиссер Михаил Расходников: В детстве мы все – люди с ограниченными возможностями
Что вы хотели показать в этом фильме?
Противоречие, заложенное в этой истории, вдохновляет и побуждает к исследованию. Это кино не только про детей с ДЦП или про детей с инвалидностью. Все мы в детстве — люди с ограниченными возможностями, и только благодаря или вопреки родителям мы становимся теми, кто мы есть. Мне хотелось вынести на суд зрителей несколько вопросов: что во благо, что вопреки, где любовь, а где ненависть в поступках отца, и почему герой вырос таким, что его история вдохновляет, а не угнетает.
Человек, ставший прототипом нашего героя, прошел путь от ненависти к отцу, от неприятия и обвинения его во всем — до понимания и любви. Актеры, сыгравшие в фильме, в жизни тоже проходят этот путь: ты долго винишь отца, делаешь всё вопреки, а потом прощаешь. Риналь Мухаметов пережил подобное, а Илья Рязанов (сыграл маленького Сашу Ковалева) — еще в середине пути. Это очень объемная и противоречивая тема. Никому не интересно было бы смотреть кино про хорошего папу, который делал всё правильно, и получился хэппи-энд.
Это большая радость, что произведение задевает, вызывает неоднозначное отношение и заставляет подумать. Это кино про любовь и про ненависть. Когда мы делали его, мы сверялись с людьми, которые сами проходят через это. И мы закладывали только хорошее.
Как вы думаете, можно ли психологическое насилие оправдать благими намерениями?
А какие моменты вы восприняли как психологическое насилие?
Их много. Например, когда отец выбрасывает мусор мальчику на кровать, потому что тот не успел вынести его до того, как уехал мусоровоз. Когда отец заставляет сына завязывать шнурки, и именно поэтому вся семья не успевает в кино. Наконец, когда он выбрасывает инвалидную коляску.
Момент с коляской, конечно, эпатажный. Но на него нужно постараться посмотреть не только с точки зрения ребенка, но и с точки зрения отца. Мы видим, как после шока от рождения больного ребенка отец полностью абстрагируется от мальчика, замыкается в себе. Сыном занимается мама, а он не принимает никакого участия в его жизни. И вот, когда он выбрасывает коляску, он начинает бороться. Это его первый шаг в борьбе за здоровье ребенка. В этом странном поступке — его характер: жесткий, непримиримый, прямой.
Когда мы общались с центрами, сопровождающими детей с ДЦП, мы столкнулись с разными точками зрения на проблему. Мне это напомнило религию с кучей разных направлений, где одно противоречит другому. Потом мы говорили с Валентином Дикулем, и он полностью поддержал нашу историю. Он сказал, что по статистике, когда к лечению ребенка подключается отец, 80% детей показывают улучшения. Полностью ДЦП победить нельзя, но можно победить основные симптомы благодаря поддержке семьи. И то, как действовал отец, это, в конечном итоге, было во благо — говорил Дикуль.
Вопрос ведь в том, как подключается отец. Можно мотивировать любовью, говорить: «Ты лучший, у тебя всё получится», а можно унижением. Когда мусор выкидывают на кровать — это не унижение?
Этот эпизод, конечно, шокирующий. Во-первых, эта история происходит в 80-90-е годы, в совсем другое время, когда не было ни специализированных учреждений, ни тренажеров, ни понимания проблемы. Если бы мы снимали про мальчика в 2017 году, это была бы другая история. А у нас история человека, который не знает, как быть. Конечно, когда мы показываем, как он выбрасывает мусор на кровать или заставляет завязывать шнурки на скорость — мы провоцируем зрителя, мы показываем отца-деспота. Но у истории есть и другая сторона. Аркадий Цукер, прототип нашего мальчика, тоже помнит, как часами завязывал шнурки. Но его мама однажды сказала ему: «Чего ты рассказываешь на своих семинарах про то, как часами завязывал шнурки? Папа всегда ждал максимум 10 минут, а потом всё тебе объяснял, это всегда было во благо и ради тебя».
А сцена, когда отец кричит, что его сын будет учиться только в нормальной школе, чтобы у него всё было, чтобы он был…
Был как все...
Но он видел гибельный путь в обучении сына в «особой» школе! Мысль «чтобы как все» у него тоже трансформируется и развивается на протяжении фильма. В финале мы приоткрываем другую сторону, когда отец объясняет, что он делал и почему. Я, например, иногда понимаю, что в общении с моей дочкой мне иногда не хватает жесткости. В воспитании должна быть и ласка, и строгость. Добрый полицейский и злой полицейский. Я бы не воспринимал это кино только с какой-то одной позиции, а видел бы всё более объемно. Сейчас тренд обвинять родителей во всех грехах. Я не поддерживаю это. В воспитании каждого из нас наверняка были элементы жесткости, особенно если вырвать их из контекста. В начале фильма мы и видим вырванные из контекста поступки отца. А контекст — это его любовь к сыну.
Как вы думаете, почему кино критикуют?
Ко мне подходило немало людей, которые сказали много положительного. На пресс-конференции после «Кинотавра» были обвинения и в сталинизме, и даже в фашизме. Прокатчики собирают отзывы, и сейчас они 50/50: люди критикуют и хвалят. Я рад поговорить и подискутировать с теми, кто видел кино и говорит именно о кино. Но ведь много и тех, кто не смотрели и просто сделали выводы по трейлеру или по каким-то новостям… Фильм задевает больные места, показывает очень сложные испытания, поэтому неудивительно, что такая реакция.
Критикуют потому, что кино как будто отрицает болезнь. Как будто говорит: ДЦП — это временные трудности, не ленись, больной, ползи. Людей задел именно такой жестокий способ мотивировать больного ребенка.
В фильме нигде не говорится, что именно так и нужно поступать. Мы не оправдываем жестокость, не говорим, что ребенка надо бросать в тайге — и тогда всё будет хорошо. Когда у нашего героя случается частичный паралич, родители совершенно не знают, что делать, и отец в отчаянии несет его в тайгу. К чему это приводит? К ненависти сына, к потере ребенка. Сын уползает в ненависти, а отец бегает по лесу и кричит: Сашка, Сашка. Эта крайность, жестокость ведет к тому, что юноша закрывает шторку в поезде перед лицом отца и отрезает его от себя навсегда.
То есть этой сценой вы показываете, что так с ребенком поступать нельзя?
Знаете, я со временем понял одну вещь: неизвестно, кто тебе в жизни больше помогает — друзья или враги. Иногда самыми лучшими учителями для тебя становятся враги. Жизнь очень глубокая. По опыту друзей и знакомых я вижу, что иногда вопреки, под проклятиями люди становились теми, кто они сейчас, смогли справиться с очень сложными жизненными ситуациями. И бывает, что ненавидишь человека и благодарен ему одновременно. Не очень хочется однозначно отвечать на этот вопрос.
Пожалуй, только по сцене в тайге и видно, что отец все-таки любит сына. Он потерял его и испугался. Как вы думаете, Охлобыстин хорошо справился с ролью? Может, все-таки стоило раньше дать зрителю подсказку, что его герой не фашист?
Вообще, это ответственность режиссера. Если есть претензии к актерам, лучше их предъявлять мне. С моей точки зрения, Иван Иванович — невероятный человек, отец шестерых детей, человек с огромным, сложным, противоречивым внутренним миром. Он тонко прошел по этой грани — быть тираном и деспотом, но остаться любящим человеком. Возможно, не все это увидят, но, по-моему, он отлично справился, я ему очень благодарен.
То есть у вас была именно такая задача, чтобы он с хорошей стороны раскрылся под конец фильма, на контрасте?
Да, именно так.
Действие фильма происходит в 80-е годы. Но мы не сильно изменились. У нас плохо с пандусами, инвалидам трудно передвигаться по городу, учителя и родители в основной своей массе против инклюзии в школах и детских садах. Люди по-прежнему не любят тех, кто отличается, кто слабее. Как вы думаете, людям в нашем обществе не опасно смотреть такое кино?
Когда отец в фильме произносит слова «как все, как все», он ведь закладывает в это равные возможности. Это его восприятие — простого заводского рабочего, его призыв. Когда я вижу, что дети с ограниченными возможностями играют с другими детьми, и никто не замечает различий — я радуюсь. Мы с женой ездим в интернат, где живут дети с отставанием в развитии. Я понимаю, что нельзя относиться к ним свысока. Они круче нас, нам самим есть чему у них поучиться! Однажды на Новый год ставили с этими ребятами пьесу в стихах, всем раздали роли. Учителя уверяли, что у нас ничего не получится, но дети прекрасно справились! Мальчик с синдромом Дауна выступил просто отлично. Дети были рады и восприняли всё как данность, а вот педагоги были в шоке, они не могли поверить, что это их дети. А мы просто отнеслись к ним, как к обычным людям.
Когда появляется равенство, когда нет различий, тогда рождаются свобода и возможности, чудеса дружбы, любви. Я хочу говорить на эти темы и не бояться, кто и как это воспримет. Мы все равны, и у всех нас есть свои личные ограничения.
Всё так, просто метод уж очень жестокий. Психика у людей разная. На кого-то это подействует как волшебный пинок, и он высоко взлетит, а кого-то просто сломает, и таких будет больше.
Но ведь, когда ты увидишь на экране жестокость, можно понять, что ты сам жесток. Это и есть наша борьба с этой жестокостью. Я не оправдываю такие методы, я рассуждаю на тему. Почему люди прощают родителей, которые готовы убивать друг друга? Кино — это повод задуматься, это искусство. Многие вещи легче сказать с помощью обратной стороны, от противного, провокационно. Судя по тому, что показывают по телевизору, люди уже должны были поубивать друг друга. Почему актеры любят отрицательные роли? Отрицательные образы иногда могут принести больше пользы, чем сладенькие.
Автор: Софья Болотина