Фото: Игорь Чищеня
Фото: Игорь Чищеня

По этой истории могли бы снять симпатичный комедийный сериал — из тех, что показывают на СТС. В середине 90-х девушка по имени Эвелина Сорока, считающая себя диджеем, хочет поехать в Чикаго, на родину хауса, и, чтобы получить визу, делает себе фальшивую справку с места работы. Там написано, что она менеджер на фабрике по производству хрусталя, но, как выясняется в посольстве, дотошные американцы собираются позвонить по указанному в анкете рабочему телефону и все проверить. И мало того, что фабрика находится в каком-то поселке Хрустальный, так Веля ко всему прочему, переписывая номер с расплывшегося штампа на бланке, ошиблась в одной цифре. Набрав его сразу после выхода из консульского отдела, она попадает в чью-то квартиру, где никому ничего невозможно объяснить, так что остается ехать туда самой и разбираться на месте. В Хрустальном ее проблемы никого не волнуют — там к тому же вовсю готовятся к свадьбе, — и Эвелина, пытаясь найти выход, остается на несколько дней в этом странном месте. Деньги для выкупа невесты там приходится рисовать, зато квартиры у всех ломятся от хрустальных ваз, люстр и лебедей: зарплату на заводе выдают готовой продукцией.

Сюжет для романтической комедии почти хрестоматийный: на СТС действительно показывали пару лет назад сериал «Принц Сибири» о питерском программисте в сибирской деревушке. Можно еще вспомнить фильм «Доктор Голливуд», где молодой врач Майкл Дж. Фокс застревает в провинциальном городке, или его анимационный ремейк «Тачки». Забавно, что с очень похожей историей дебютировала в свое время Анна Меликян: в ее «Марсе» Гоша Куценко, сбежавший из столицы, бродит в обнимку с огромным плюшевым слоном по сказочному городу Маркс, где жители получают зарплату мягкими игрушками. Абсурдистская трагикомедия Меликян в этом ряду стоит, правда, несколько особняком, но в целом дальнейшее развитие сюжета кажется вполне предсказуемым: местные жители поначалу с подозрением относятся к чужаку, да и тот смотрит на провинциалов свысока, но очень скоро они проникаются друг к другу нежными чувствами, и в финале столичный сноб, вроде бы сбежав из захолустья, все-таки возвращается к своим трогательным и прекрасным чудакам.

Такие фильмы хороши всем кроме одного: их не выдвигают на «Оскар» (потому что киночиновники, у которых нет сердца, знают, что у киноакадемиков нет души). И фильм Дарьи Жук, который Белоруссия сочла достойным побороться за золотую статуэтку лысого гуманоида (последний раз это произошло в 1996 году с фильмом Дмитрия Астрахана «Из ада в ад» — похоже на оксюморон, но режиссер фильма «Все будет хорошо» снимал и такое), совсем не об этом. Сценарист Хельга Ландауэр, кажется, дразнит зрителя, используя сюжетные ходы романтической комедии: в квартире обнаруживается симпатичный молодой человек, который готовится к свадьбе, но может и передумать, а в середине фильма есть эпизод, где Веля наконец что-то понимает про законы, по которым живет поселок Хрустальный, и спасает своих новых знакомых, — однако все эти штампы вывернуты наизнанку. Потому что «Хрусталь» вовсе не о том, как очень разные люди находят общий язык. Наоборот — это фильм о невозможности коммуникации в расколотом обществе.

Вообще без этого понимания не совсем очевидно, почему действие картины должно было происходить именно в 90-е. Возможно, конечно, режиссеру просто хотелось вспомнить юность, красиво сняв оптовые рынки и кислотные спортивные костюмы, но на самом деле и Минск за эти годы изменился не так сильно, и люди, которых показывают в фильме, на улицах современного города не бросались бы в глаза (неужели, кстати, в Минске даже диджеи не носили туфли на платформе в 20 сантиметров?). Да, анекдот с анкетой и телефоном имел бы больше шансов произойти двадцать лет назад, но и сейчас его можно было бы использовать, лишь немного подправив. Пожалуй, единственная причина перенести действие в 1996 год — желание показать, как начинался этот раскол в обществе сколько времени он продолжается, практически не видоизменяясь.

Уже в начале фильма понятно, что Эвелина и ее мать живут в разных мирах, где в одном — рейвы и мечты об Америке, в которой свободные люди изобретают хаус, а в другом — военные музеи, фильмы о партизанах и вообще сплошные Полесские болота. Но этот антагонизм не идет ни в какое сравнение с тем, что ждет Эвелину в Хрустальном. В конце концов рейвы Belka & Strelka Party (название отсылает не только московской Gagarin Party, но и вообще к советскому прошлому) проходят в мастерской, уставленной скульптурами вождей, а наркоман Алик, Велин бойфренд, легко находит общий язык с ее мамой, работающей в военно-историческом музее: в финале они уже живут вместе, чистя друг другу карму. Зато в Хрустальном коммуникация кажется почти невозможной: не случайно в фильме то и дело возникают глухие люди и неработающие телефоны, а Эвелина постоянно вставляет в речь английские выражения, в буквальном смысле разговаривая с местными жителями на непонятном языке. Ее, впрочем, не понимают, даже если она говорит по-русски: когда Веля произносит тираду про «"Нет" значит "нет"», она кажется героиней одного из популярных в последние годы романов про «попаданцев в прошлое»: слова вроде бы все русские, но едва ли кто-то в Хрустальном 96-го в состоянии расшифровать их месседж.

Несмотря на это, Эвелина вовсе не кажется гостьей из прекрасного далека в мире грубых и жестоких аборигенов. Конечно, жених Степан с татуировкой «сука» на заднице — тот еще благородный дикарь, но остальные обитатели Хрустального кажутся вполне милыми людьми. Нет в их 90-х никакой лихости — ни разбоя, ни разврата. Работа на фабрике, домашние хлопоты, редкие праздники в виде свадеб с наивными и трогательными — особенно если смотреть на них со стороны — ритуалами. Эвелина со всем своим стремлением вырваться из клетки и улететь в свободный мир — тоже тот еще голубь мира. Дома она ворует вещи и деньги, новым знакомым врет про больную мать, а сама под конец шарит у них по шкафам. Когда в финале Веля — вместе с хрустальным лебедем и украденными деньгами — увозит с собой мальчика Костю, который пошел за ее плеером с хаусом как за дудочкой гаммельнского крысолова, сложно сказать, сильно ли ему повезло. В общем, все хорошие, всех жалко, а наш хрустальный лебедь раскололся так, что не склеить, — это, пожалуй, самое честное, что можно сказать о 90-х. Вот только «Оскара» за такие взвешенные высказывания не дают.