Патриотизм, гедонизм, коммунизм. Репортаж с пятилетия парка «Патриот»

Боевое крещение

Дорога до парка занимает около двух часов. Я не сразу понимаю, что мы въехали в парк: пейзаж за окном больше напоминает полигон. Водитель маршрутки спрашивает у меня, до какой я еду остановки. Я не знаю. Говорю, что мне надо попасть на реконструкцию.

— На реконструкцию? — переспрашивает с улыбкой один из пассажиров маршрутки и смотрит на мои кроссовки. — Девушка, вы тогда обувь не ту выбрали. Там грязи по щиколотку, если не по колено. Но все равно, с боевым крещением вас!

У молодого человека, которого позабавил мой внешний вид (светлые кроссовки и розовая шуба), приветливое выражение лица. А еще он, судя по всему, знает, где надо выходить.

Мы вместе выходим у здания с надписью «Дирекция парка Патриот», на местном сленге — «у Дэшки», что означает «у входной группы D». Юрий (имя героя изменено — Прим. ред.) — молодой человек, вызвавшийся меня проводить, — говорит, что ему надо туда зайти, и просит подождать его в холле. В Дирекцию посторонним вход воспрещен.

ТМУшка

Чтобы записаться в «московское народное ополчение времен Великой Отечественной», надо купить билет в кассе главной ТМУшки — тенто-мобильного укрытия. Билет с обедом стоит 1250 рублей, без него — 1000. Затем билет надо показать красноармейцам в импровизированном пункте записи, чтобы получить книжку красноармейца. Там в книжку каллиграфическим почерком записывают фамилию, имя и отчество и выдают памятку. В ней перечислены пункты подготовки красноармейцев и их расположение. Ополченцам предлагают освоить ремесло зенитчика, связиста, военного химика, моряка, десантника, снайпера, военного автомобилиста, танкиста, медика, артиллериста, разведчика, а также познакомиться с техникой штыкового боя. В самой реконструкции битвы за Москву ополченцы не участвуют. Реконструкция — это мастер-класс от «профессиональных красноармейцев» — военнослужащих, которые подготовили действо и отрепетировали свои перемещения по полю.

Фото: Ксения Праведная

До начала реконструкции еще больше часа. Юрий ждет, пока я стану ополченкой, и предлагает пройтись по ТМУшке. Внутри ТМУшки полно людей, как в торговом центре перед Новым годом. Юрий проводит мне небольшую экскурсию по выставочным залам с военной техникой, но разговариваем мы в основном не о зенитках и танках, а о жизни.

Он работает в «Патриоте» инженером. «Вообще я еще и еще документацию веду, — рассказывает он. — Нас всего трое в отделе. В общем, мы тут отвечаем за то, чтобы всем было тепло и сухо». Юрию неудобно добираться до парка. Каждый день он встает в 5.50 утра, чтобы доехать до «Патриота» из Выхино, но менять место работы он не планирует. «Если я уйду, кто тогда будет за всем этим следить?» — говорит он. Свое место работы он в шутку называет «заводом по производству патриотов».

Бой с тенью

До зоны реконструкции мы идем пешком по обочине дороги. Мимо нас проезжает несколько автобусов с детьми. Их здесь больше, чем взрослых. В основном это курсанты из детских военных учебных заведений и юнармейцы — активисты молодежного военно-патриотического движения «Юнармия», созданного в 2016 году по инициативе министра обороны Сергея Шойгу.

В апреле 2017 года министр обороны лично приезжал в «Патриот» на реконструкцию взятия Берлина. В этом году реконструкция куда менее масштабная: нет ни министра, ни самолетов, ни даже фашистов. По задумке организаторов, зрители наблюдают за действиями красноармейцев глазами врага — со стороны лагеря немцев. Все действо длится около получаса. Через полтора часа — повторный показ для тех, кто не успел на премьеру или кому одного раза оказалось недостаточно.

Мы с Юрием подходим к зоне реконструкции. Из огромной колонки уже раздается приветственная речь диктора. Все места «в партере» — у невысокого забора, ограждающего зону проведения реконструкции, — заняты. Несколько человек перелезают через заграждение и выбираются на поле. Я тоже пытаюсь перелезть, но Юрий не дает мне этого сделать. Он отодвигает заграждение и пропускает меня к технической палатке. «Отсюда безопаснее смотреть», — говорит он.

Фото: Ксения Праведная

Поле боя покрывает дым. Каждые несколько минут гремят взрывы, отчего на припаркованных неподалеку машинах срабатывает сигнализация. «Хлопушки я могу и в Новый год у себя во дворе послушать», — разочарованно произносит мужчина, укрывшийся за палаткой вместе с нами, и уходит, не досмотрев реконструкцию до конца.

Искусство мира и искусство войны

После реконструкции Юрий показывает мне достопримечательности «Патриота» — потешный Рейхстаг, недавно отреставрированный самолет, ТМУшки для страйкбола — туда раньше по выходным приезжал Галустян с друзьями — и выставочные павильоны. Один из них посвящен миротворческой операции русских войск в Сирии, другой, под названием «Помнит мир спасенный», — истории фашизма, от зарождения до краха. Во втором павильоне есть даже подобие газовой камеры.

На площади рядом с павильонами стоит танк с хохломским орнаментом и пушка, расписанная под гжель. Эту пушку привезли в «Патриот» из Сибири. Юрий тоже родом из Сибири, поэтому он этой пушкой особенно гордится.

Фото: Ксения Праведная

Разговор заходит о книгах. Юрий говорит, что ему нравится «О, дивный новый мир» Хаксли и что он не понимает, почему автор осуждает своих героев. «Они же ничего плохо не делали: ходили на работу, потом в кино, потом принимали легальный, разрешенный наркотик и все вместе совокуплялись, — аргументирует он. — Они просто стремились получать удовольствие».

— Так ты, получается, гедонист? — спрашиваю я. Юрий мой вопрос не понимает.

— Ты человек, который живет ради того, чтобы получать удовольствие, да? — переформулирую я.

— Нет, это я, скорее, о вас, о людях мира. Мне нравится искусство войны. Твое искусство — искусство мира. Мне оно чуждо, но я считаю, что люди мира должны получать удовольствие, — отвечает Юрий.

— А что приносит удовольствие тебе?

— Я увлекаюсь ножами. Для меня удовольствие — порезать яблоко на 12 частей идеально заточенным ножом. Я коллекционирую ножи.

— А тебя радует что-то, не связанное с войной?

— Конечно. Например, когда до работы успел зайти в магазин и купить сахара в кубиках, не опоздал на маршрутку, а потом в середине дня нашел время сладкого чаю попить. Считай, день удался.

Партизанская деревня

Партизанская деревня — это отдельная зона на территории патриотического комплекса. Для того чтобы попасть в деревню, нужно купить билет, но Юрий представляет меня как свою девушку, и нас пропускают бесплатно.

В Партизанской деревне начинаешь верить в то, что находишься в парке, а не на полигоне. С виду она похожа на обычную деревушку, затерявшуюся в лесу. У входа в деревню стоит наблюдательная вышка — на ней караулит темнокожий манекен. «Других не было,— поясняет Юрий, — а так получается, что мы еще и толерантность проявляем».

Во все домики в деревне можно заходить, каждый из них воспроизводит определенную часть партизанского быта. Здесь есть медпункт, штаб, жилые избы, баня, погреб, пекарня, в которой по 150 рублей продают белый хлеб прямо из печи, погреб, полевая кухня. В погребе стоят настоящие банки с закатками. Юрий рассказывает, что посетители парка постоянно подворовывают соленья с полок.

В самой большой избе находится столовая, где раздают обед ополченцам, не пожалевшим заплатить 250 рублей за суп и гречку с мясом. Большинство обедает не в самой столовой, а за дубовыми столами на улице.

Мы тоже садимся за стол. Мимо нетрезвой походкой проходят двое мужчин в возрасте. Один из них останавливается и говорит мне, что я красивая. Он думает, что мы с Юрием — пара.

— Пойдем, чего ты к молодежи привязался, — окликает его приятель, ушедший вперед. — Нас уже в автобусе весь ансамбль ветеранов ждет.

Сайлент-Патриот

Юрию надо по работе попасть в часть парка, закрытую от посетителей — техническую. Я иду за ним. Весь дым с поля реконструкции ветром сносит сюда. Напоминает кадр из фильма «Сайлент-Хилл».

На часах без четверти четыре. В моей красноармейской книжке до сих пор ни одной отметки о выполненном задании.

Вдалеке раздается взрыв.

— Надеюсь, это повтор реконструкции, а не котел бахнул, — смеется Юрий. — А то мы все тут превратимся в креветок, как тебе в салате «Цезарь» подают.

Юрий всю дорогу подшучивает надо мной и моими городскими привычками. Называет меня «светской львицей» и пытается убедить в том, что при советской власти жить было гораздо лучше, потому что «нашу страну все боялись», а заводы «росли как грибы после дождя». Границы, по его мнению, надо закрывать, моральный уровень общества — повышать, молодежь — воспитывать, а всяких несознательных журналистов типа Дудя, «которые рассказывают глупости про Союз», запрещать.

Я сперва думаю, что он шутит, потом пытаюсь с ним поспорить: рассказываю про богатую Швейцарию и ее нейтралитет, про скандинавский социализм с открытыми границами и про то, как раскулачили моих родственников — почти никто не остался в живых.

В какой-то момент я сдаюсь. Мне становится, с одной стороны, неприятно, потому что он как будто меня не слышит, с другой — смешно. От того, что я в розовой шубе — и приперлась в парк «Патриот».