Эдуард Лукоянов: Верность

В. Р.

[...]

2

И поэт бросает в черном гневе пыльную гальку
В стальные корабли. Впереди — воды поля,
Поля пшеницы — за спиной. И равнодушные народы
Между полей воды и пшеницы совершают свой равнодушный труд.

Для них не существует наших ангелов, наших мертвецов,
Неприкосновенных границ. Стальные корабли
Им кажутся восковыми. Воском на тлеющих угольках бумажных 
Дневников. «Антихрист придет на стальных кораблях», —

Говорит нам поэт. Его не будет слышно, как стали
Шуршания по волнам. И я, поэт, поэтически бросаю
Гальку в Его сталь-бока. И поэт говорит:
«Смерть — мой друг. Бронзою щита добудем злато

Безвечных подвигов, славу обретя безвечную, лишенную всех
Признаков какого бы то ни было увяданья».
Я с ним соглашусь ради верности обрывочной родине,
Бросив пыльную гальку в стальные корабли.

[...]

5

В родине прекрасно прежде всего то, что она коллективна,
Неотъемлема, если ее не бросать, если ее не придумывать,
Хранить ей верность по праву рожденья. Она
Лишь тем, что есть, нежнее поцелуя любой из красавиц.

Предавшие ее смешны, как оскопленный ослик. Придумавшие — тоже.
Читала газету «Наша страна»? До сих пор выходит.
И каждый раз, когда я ошибаюсь или говорю невпопад,
Это похоже на выход «Нашей газеты» из печати. 

Но родина, отечество, если тебе так хочется, пахнет подъездом,
Пропахшим петардами и полюбовной тишиной,
Промокшим кузнечиком в траве, растущей из промокшего асфальта,
Вернее — тротуара, отказом дирижабля от своего направления.

Осознание невозможности бегства приятней невозможности побега,
В нем нечто сладострастное, как в промахе губ мимо губ,
Неслышном щелчке языка, в повторном щелчке языка.
Коллективность родины — самое прекрасное в ней и тебе. 

6

Время, проведенное вдали от дома, есть время, проведенное нигде.
Что ты надеялся там увидеть? Нищую старуху со слипшимися от гноя глазами?
Безграмотные надписи на руинах православных церквей?
Сальные небритые лица с опухшими веками

Осматривают свои мертвые владения. Судороги ветра там,
Где проходила девушка в белом наряде и с черными глазами.
«Дай мне воды», — не так ли часто говорят,
Когда вода уже выпита вся до изнанки? Общее место.

Чумазые звери растут в полумраке на церковных руинах,
Они не люди, даже не их подобие. Среди ржавых веток арматуры,
Каменных складок, залитых мочой, среди мокрой земли
И трав, оставляющих желтые пятна, им самое место.

Дом — это общее место, которое обретают —
Кровью, семенем, слюной, едва знакомым нахлестом губ,
Мыслями о времени, проведенном временно нигде.
Косово — это Сербия. Я люблю тебя.

7

Наблюдательность совы меня смущает, хотя и ясно,
Что исчезли давно все птицы почти, почти все растенья.
Говорящий «зяблик», «горлица», «живокость» — врет.
Но, быть может, пока что есть какой-нибудь шиповник

Или сова. Отпечаток когтей на монете с отрицательным номиналом,
Ее оперенье в оболочке глаза. Впрочем, я ошибаюсь,
Ведь есть еще птицы, которых мы едим, и растенья, которые мы едим.
Нужно чаще наблюдать за движением безымянных птиц и растений,

Начав с тебя. Высыхание пальцев, неудачный поворот уставшего взгляда,
Тень, упавшая на границу щеки. Тетерев, иволга, подснежник,
Жаворонок дремлет в окопе гортани. Снегирь,
Запутавшийся в терновнике:

Церковная изгородь отбросила тень на твою щеку,
Когда ты поправлял обрезанные волосы.
Если это движение взаправду, а не померещилось,
Его можно записать в журнал наблюдений. 

8

Насытившись, лето хоронит сытую птицу — всего полнота.
Прохладно, будто в музее, и срезан заветный гербарий.
Над убитой ондатрой склоняются дети,
Тычут палкой в желтые резцы,

Изучая свет, что проходит сквозь воду, как свет проходит
Через витраж. Есть церкви и церкви. Войдя в одну,
Иной отвернется, посетовав, что здесь не намолено. 
Выходит, всякая церковь есть прозрачная чаша,

Ее наполняет семя веры, а до того она лишь
Сруб, будь то деревянная или из камня,
С фресками и оградой, бросившей тень на твое красивое лицо,
Или же с белыми стенами и шуршанием пустого нефа.

Отвернувшийся встретит смерть, как та ондатра,
Отпетая шипением воды. И его пожелтевшие от боли глаза
Отведает спокойное сытое лето. Пожалуйста,
Ответь, ждет ли это меня? Ждет ли меня это?

9

Мне жадно до чужих имен. Раз каждый,
Когда говорит мой рот название тебя, рот мой снимает
Тебя слой. Выпуклость «вэ», «эр» рваность,
Собственно — все, что тобою осталось. 

Всякое слово из меня стучит
Об речь, как грани шара, как сбитый сгусток
Птичьих мышц. Я зачеркну два слова,
Чтобы их спрятать от глаза чужого.

И будто взяв в долг кожу твою,
Стыдливо ее возвращаю, как римлянин —
Еврею. Время вперед вверх режет
Стрелка минутная, маленький скрежет.

Тихость и молчность зовутся щедрость,
Если я назначен говорить. Позаимствовав,
Тебе возвращаю имя твое — вал, якорь,
Осень спокойная, словно октябрь. 

10

Разве не прекрасен, как в грозу бушующие волны,
Форвард, силков защиты хитроумно избежав,
Чтобы вонзить каплю мяча в цельную белизну сетки,
Если он знает, что его видят, и потому торжествует?

В эту секунду он подобен женщине, поймавшей
Прикосновение губ к шеи напряженному узлу,
Есть в этом жесте место изумлению, радости
И едва слышимой печали, если он молод,

А тело и лицо его закалены мягкой болью тренировок,
Разрывом мышц и крестообразных связок, -
Мученичеством, укрытым от постороннего взора
До секунды предательской радости.

Разве не прекрасен он, силков защиты хитроумно избежавший?
И не потому так утомляет нулевой исход или вовсе пораженье?
А ты не уподобляйся жениху Пенелопы. Поддерживай
Свою команду, и все бомбардиры будут твои.

11

«„Я люблю тебя“ он пишет сразу после,
Сразу после „Косово — это Сербия“», — скажет кто-то и, возможно,
Будет прав, но, по-моему, я торжественно
Произнес то, что обычно говорится 

Буднично, как просьба передать вилку,
Когда обед уже остыл, но все же 
Я торжественно присягаю перед лицом опустошенной церкви,
Замкнутых склепов, где только шорох призраков

По укрытой вечной тенью пыли, где только призраки
Ходят по кругу да я торжественно присягаю
На железной книге, красные строки которой
Написаны зеленой окисью

Одинаковых надгробий решительных мертвецов.
Пчелиная детва отвращает, как соитие на погосте,
[...]
Я торжественно присягаю на верность

12

Смотрителю стальных кораблей,
Но не японским клеркам, разменявшим все, что имели,
На подлое подобие жизни. Героизму обреченного,
А не типографской краске несуществующей страны,

Мученикам ограды, имеющей тень, 
Никак не словарным птицам, чей щебет
Должен навсегда остаться в тишине,
Как рыба — в запрещенных сетях. 

Я торжественно присягаю на верность многонациональному:
Многонациональной накипи на дне железного котла,
Многонациональному стеклу со следами губ,
Укрывшему позолоченный лик безмолвной святой,

Многонациональной карте в заведомо крапленой колоде,
Многонациональному страху высоты перед прыжком
В воду, остывшую в последний раз,
Многонациональному трепету под холодной больничной простыней,

13

Многонациональным мухам на открытых глазах,
Многонациональному самодовольству тех,
Кому повезло больше, чем другим,
Многонациональной чуме, переносимой на ногах,

Многонациональному шороху женщины, еле слышно
Переступающей в темноте через спящего ребенка,
Многонациональному ингалятору, обжигающему
Легкие горячим и видимым паром,

Многонациональной кошке, затаившейся в прохладной траве,
Многонациональному вздоху разочарованного любовника,
Многонациональной боли какого-то одного народа,
Многонациональной ловушке незнакомого языка,

Многонациональному разрыву на любимом платье.
Сладкий запах колхоза, известка белеет на свежих стенах
Коровника. Телят ведут на убой,
Бухгалтерша хвастается новым чемоданом,

14

Чем не идиллия? Отчего не пастораль? 
Не вижу причин не умереть за этот покой и потому
Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу степи:

Насекомым, иногда садящимся на крапиву,
Многословию полынных трав, борщевику -
Живых убийце, меловым отлогам вдалеке,
Глиняным оврагам — вблизи, гаражам,

Где укрылись от ветра серые стаи обрусевших собак,
Шагу божьей коровки по блюду с листьями
Одуванчиков, смородины, березы
И, разумеется, пионов,

Маслянистой копоти погасшей лампады,
Равновесию гавани пронумерованных зданий,
Неожиданному перестуку лошадиных копыт, 
Всему, что осталось от России.

15

Обязуюсь свято соблюдать
Кораблей побочный опыт (а что еще остается),
Оставленный у берегов страны,
Занятой поисками собственных границ.

Законы, воинские уставы, приказы командиров и начальников
Растворятся в памяти металлической стружкой
Тоньше паутины на единственном окне
Плавучего дома. Добросовестно выполнять

Приказы командиров и начальников,
Если командиры — неизвестная лоция,
Нацарапанная на обрывке старых обоев,
А командиры — названия созвездий,

Заново придуманных для нее. Красно-желто-белый
Флаг так идет солдатской рубашке —
Заново осмысленные красный, желтый и белый:
Кровь, солнце, чистота,

16

Но не кровь, взятая на контроль,
Не солнце, что восходит на рассвете
И сдвигается к закату в духоте
Подъема в гору и спуска с горы.

Не чистота отдушек и порошков,
А чистота вывернутой наизнанку совести,
Солнце непроизносимого имени,
Кровь на самом дне ущелья. Жизнь.

Воздух без препятствий. Возложенные на меня
Обязанности больше не тяготят. 
Клянусь быть преданным,
Если предам. И достойным

17

Порицания, если церковный холод станет
Холодом тела моего народа, братьев и сестер —
Даже ненавидимых. Даже если они не верят в то,
Что тепло лампады теплее тепла их теплых тел.

Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров 
И начальников, добросовестно выполнять 

Возложенные на меня обязанности,
Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.
Я торжественно присягаю на верность.

Я торжественно присягаю на верность.
Многонациональному народу, многонациональному народу.
Я торжественно присягаю на верность многонациональному народу.
Торжественно присягаю на верность многонациональному народу.

18

Обязуюсь свято соблюдать. Обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров 
И начальников. Законы, воинские уставы, приказы командиров
И начальников. Законы, воинские уставы, приказы

Командиров и начальников. Я торжественно присягаю на верность
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров и начальников.
Добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности.

Я торжественно присягаю на верность многонациональному народу, 
Обязуюсь свято соблюдать законы, воинские уставы, 
Приказы командиров и начальников, добросовестно выполнять 
Возложенные на меня обязанности.

Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.
Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать

19

Законы, воинские уставы, приказы командиров 
И начальников, добросовестно выполнять 
Возложенные на меня обязанности,
Клянусь быть преданным и достойным защитником 

Своей Родины, ее независимости и суверенитета.
Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров 

И начальников, добросовестно выполнять 
Возложенные на меня обязанности,
Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.

Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.
Родины, ее независимости и суверенитета.
Достойным защитником своей Родины, 

20

Ее независимости и суверенитета. Родины, независимости
Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров 

И начальников, добросовестно выполнять 
Возложенные на меня обязанности,
Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.

Я торжественно присягаю на верность 
Многонациональному народу, обязуюсь свято соблюдать
Законы, воинские уставы, приказы командиров 
И начальников, добросовестно выполнять 

Возложенные на меня обязанности,
Клянусь быть преданным и достойным защитником 
Своей Родины, ее независимости и суверенитета.
Интересно, во что ты сегодня одета.