«Ненависть» Матье Кассовица. Чистый адреналин приходит в российские кинотеатры в 4К
Откуда и зачем
В 1995 году Матье Кассовиц снял яркую и динамичную картину о жизни неблагополучного парижского округа, которая принесла ему приз в Каннах за лучшую режиссуру, карьера Венсана Касселя пошла в гору (хотя кажется, что он был гениальным и известным всегда). За несколько лет до написания сценария Париж погряз в беспорядках из-за смерти подростка в полицейском участке. Если смотреть фильм невнимательно (или пробежаться по описанию сюжета), то возникнет обманчивая картина: злые полицейские превращают жизнь бедных меньшинств в ад. На деле и жители трущоб, и полицейские ведут одинаковый образ жизни. Курят, обсуждают подруг и сестер, шутят про мам. И, конечно же, жаждут повода для проявления агрессии. Генезис и одной, и другой стороны баррикад совершенно одинаковый.
Режиссер не пытается дать ответ на вопрос «почему же так вышло» — он и не ставит такой вопрос. Правда, некоторые критики и зрители сегодня с удовольствием сравнивают события фильма с явлениями современного мира, упоминая движение Black Lives Matter или полицейские пытки в России. Говорить про «актуальность» фильма пошло и стыдно, ибо такая риторика принижает заслуги произведения и обличает в говорящем конъюнктурщика. «Ненависть» — вещь в себе, как и любое настоящее произведение искусства, а события, предшествующие написанию сценария, не имеют никакого значения.
Ковыряния в носу вместо прекрасных парижанок
Как это обычно бывает, фильмы французов о Франции получаются грязными. Это американцы и итальянцы приезжают в Париж и снимают чистые улочки и семейные кафе. В «Ненависти» герои матерятся под аккомпанемент звенящих бутылок, валяющихся под ногами, — и сожалеют, что хрустят шприцы, а не кости полицейских. Прекрасные парижанки появляются в кадре на три минуты, чтобы «отшить» пристающее к ним быдло.
Даже использование эскалатора видится жителям окраин как некая привилегия буржуа из центра Парижа, выдающая их слабость. В кадре раз за разом повторяется одно и то же действие — герои вытирают штаны, так как постоянно сидят на чем-то грязном. Запачканная обувь и потертые спортивные костюмы сменили красивые пальто и плащи. Социальные плакаты в духе «Мир принадлежит вам» выглядят как ирония властей над жителями окраин, а любое явление из «нормального» мира представляет собой испорченную копию (вроде хот-догов, которые жарятся на заброшенной крыше). Шоколадка Milka — и та нужна только для того, чтобы упаковать в обертку от нее «кирпич».
Подростки хотят быть крутыми
Несмотря на бесконечные разговоры о сексе, в фильме нет ни одной интимной сцены. По сути, героям секс и не нужен, ведь истории про «безумный трах» со случайной подругой можно и выдумать. Именно через эти лживые рассказы можно показать, насколько ты альфа-самец. Точно так же герои врут про участие в драках и протестах — не особо понятно, участвовал ли персонаж Касселя в ночной битве с полицейскими, но он настолько красочно о ней рассказывает, что друзья ему верят (вроде бы).
При угоне машины парни выясняют, что никто из них не умеет водить. Винсу припоминают историю о том, как он катал на автомобиле девушку в Израиле. Выдуманную, конечно же. Но Винс не теряется и говорит про то, что в Израиле машина была на «автомате». В принципе, никто и не против такой лжи, любой рассказ правдив и обманчив одновременно — просто без них жизнь окажется совсем скучной и никчемной.
Желание убить полицейского, чтобы «сравнять счет», относится к этой же категории. Можно бесконечно вертеть в руках револьвер и говорить о том, как ты совершишь убийство — в кругу друзей ты будешь выглядеть крутым. Совершать убийство совсем не обязательно, оно вообще не имеет отношения к делу. Точно так же, как государство регулярно говорит о своей помощи населению, так и герои говорят об убийстве государства (даже в лице одного копа) — реальные действия выносятся за скобки и не имеют значения.
Смерть в кредит
Ощущение приближающейся смерти проходит через весь фильм, но без лишнего пафоса. Она всегда рядом, стоит не там свернуть или не то сказать. Умирают от пыток в полицейском участке, от рук скинхедов, от хулиганов с района — но думать герои об этом не желают. Лишь Кунде говорит матери о том, что им нужно куда-нибудь переехать и начать новую, нормальную жизнь, но сразу после этого монолога (который кажется осмысленным) он уходит в свою комнату и накуривается. То есть формула «тут жизни нет, нужно уезжать» не совсем принадлежит ему, скорее, он где-то услышал подобные рассуждения и теперь принимает их за свои, так как бороться с действительностью он точно не собирается.
Разный конформизм
«Ненависть» прекрасно работает с конформизмом преступного мира. Копы — плохие, законы — плохие, государство — плохое, но если есть возможность сыто жить, то со всем этим можно смириться. Лишь подростки сохраняют в себе тягу к изменениям, однако она приводит их к смерти или в тюрьму. Тем, кто избежал такой участи, предоставляется возможность занять место в иерархии и спокойно заниматься криминалом. Получается государство в государстве, и законы в нем перестроены под определенный контингент. Так же как офисный клерк из центра Парижа принимает как данность подъем по будильнику и мучительную поездку на работу пять дней в неделю, так и жители окраин спокойно относятся к необходимости вежливо общаться с полицейскими и соглашаться на их условия в некоторых ситуациях.
Это, на удивление, смешно
Несмотря на кажущийся бесконечным мрак, окружающий мир героев, в картине очень много юмора. Конечно, почти половина шуток крутится вокруг мам и сестер. Винс регулярно видит на улице корову, причем не совсем понятно, существует она или нет — никто на нее внимания не обращает. А еще абсолютно любую реплику Винс готов прокомментировать фразой «Я слышал такую историю про раввина».
Винс — сложный, но трагичный герой
Вся троица играет прекрасно, но Венсан Кассель (впрочем, как и всегда) творит что-то невероятное. Его герой — смесь безумной энергии, подросткового идеализма и жестокости. Он ищет повод для драки на каждом шагу, и как только понимает, что его боятся, начинает просто издеваться над человеком. Однако его главный страх имеет те же корни — он боится стать жертвой. Очень высокий темп повествования и постоянные переключения между режимами «комедия — драма» позволяют Касселю реализовать весь потенциал.
Благородный дикарь на экране
В фильме есть примечательный эпизод с героями, которые приходят на выставку художника. Они, естественно, не понимают смысл выставленных арт-объектов, с трудом общаются с женщинами из бомонда, уходят со скандалом. То есть нищие пришли на тусовку богатых и испортили ее. Зрителю всегда импонируют подобные сцены, однако вряд ли кто-то из них хотел бы оказаться в одном помещении с прототипами героев фильма. В этом эпизоде есть некая насмешка над серьезным миром буржуазного человека: в выдуманном мире он всегда займет позицию Винса, Саида и Юбера, но в жизни поддержит художника и позовет охрану. Он всегда предпочтет видеть этих маргиналов в кино или книгах, но точно откажется сталкиваться с ними в реальности.
В эпоху просвещения либеральные расистские теории подразумевали, что в дикарях (то есть тех, кто не связан с Европой) есть нечто прекрасное и благородное, давно потерянное белым человеком. Конечно, эта риторика никуда не делась, она лишь трансформировалась и стала называться другими словами. «Ненависть» и реакция людей на нее в очередной раз демонстрирует эту любовь к восхищению теми, кто обязательно хуже и ниже (с точки зрения восхищающегося).
Каждый получает свое наказание
Несмотря на хаос, который описывается в «Ненависти», каждый человек все равно получает по заслугам. Но это не какая-то справедливость, воплощенная в законе или принципах мироздания, а жестокие условия жизни, способные принести боль любому. А уж в том, что этот «любой» в чем-либо виноват, можно не сомневаться. Шедевр Кассовица актуален не из-за того, что в мире что-то повторяется (или не меняется), он актуален просто потому, что является шедевром.