Издательство: «КоЛибри»

Аптека закрыта — законный выходной, воскресенье! Кроме того, я только что из церкви и очень устал. Но что это за стук и хлопки на улице перед моим домом? Слава богу, сейчас они прекратились, зато некий нахал продолжает терзать дверной звонок. Ничего не поделаешь, я спускаюсь и открываю дверь. На пороге стоит мальчик лет тринадцати, рядом с ним — элегантная дама в черной шляпке. Они вежливо здороваются, просят прощения за беспокойство и спрашивают, не могу ли я им помочь. С ними еще один мальчик. Он сидит в черном экипаже, стоящем у лестницы, — экипаже без лошадей. Два больших колеса сзади, маленькое спереди. Перед сиденьем рычаг. Я про него слышал: это, должно быть, новое изобретение из Маннгейма? Этого... как его зовут? Найдется ли в аптеке лигроин? Нужно поискать; я иду на склад, нахожу там двухлитровую стеклянную бутылку, отдаю мальчику. Он привычным движением откручивает крышку и выливает бензин в бачок, расположенный позади сиденья. «Готово!» — весело заявляет он, и его старший брат тоже радуется. Дама оплачивает покупку, вежливо прощается и заходит за машину. Пока младший мальчик взбирается на козлы, она вращает рукоятку у большого колеса, расположенного в задней части экипажа. Аппарат немедленно принимается трещать, стучать, трястись и источать зловоние. Любопытная соседская собака, которая только что стояла возле нас, с лаем пускается наутек. За шторами близлежащих домов начинается какое-то движение, портной появляется в своих дверях — и застывает, открыв рот. Дама тем временем усаживается в вибрирующий и трясущийся экипаж. Жена портного, которая тоже вышла вслед за мужем, не верит своим глазам. Дама тянет на себя рычаг. Стук становится громче, экипаж без лошадей подвигается вперед, катится и уезжает вниз по главной улице. Пока он проезжал мимо нас, пыхтя и стуча, никто не мог вымолвить ни слова. Лишь когда он исчезает за поворотом, все начинают говорить, перебивая друг друга. Я трясу головой. Я работаю аптекарем в Визлохе уже одиннадцать лет, а такое вижу впервые.

Хотя первый автомобиль, пригодный для повседневного использования, был построен в 1886 г., XIX в. до самого своего конца оставался эпохой лошадей. Никакой другой двигатель — ни паровой, ни внутреннего сгорания, ни электрический — до начала XX в. не играли значительной роли. Кто хотел перемещаться на индивидуальном транспортном средстве, один или с семейством, вплоть до начала Первой мировой войны вынужден был обходиться конной упряжкой. Главным видом персонального транспорта был экипаж.

Запряженные одной, двумя или тремя лошадьми, с кучером на козлах, а иногда еще с двумя-тремя слугами, экипажи теснились на узких улицах или катились по большим междугородним дорогам, где было гораздо просторнее. Чем важнее или богаче был путешественник, тем больше экипаж. Одноколка — с кабиной или открытая, как кабриолет, — была незаменима в поездках на короткие расстояния и широко распространена в сельской местности. Этакая малолитражка раннего Нового времени. Моделью гольф-класса можно считать классическую двуколку. Она подходила для внутригородских и междугородних поездок. А сильные мира сего предпочитали упряжки с несколькими парами лошадей, что не всегда означало повышенный уровень комфорта, однако производило существенно большее впечатление. Итак, упряжки были наилучшим транспортным средством для всех, кто мог себе это позволить. Аристократы, клир и богатые буржуа владели собственным экипажем или даже несколькими. Остальные брали экипажи с кучером и ливрейными пажами напрокат, только в случае необходимости. Однако большинство людей продолжали путешествовать пешком или верхом или же в телегах, запряженных волами или мулами, — транспорт сельских жителей, который был едва ли быстрее пешехода.

В XIX в. эпоха упряжек достигла своего расцвета. Бесчисленное множество экипажей, дрожек, телег со скрипом прокладывали себе путь среди пешеходов, ручных тележек и лошадей, заставляя собак разбегаться, а кур — разлетаться в разные стороны. Большинство улиц и переулков в начале XIX в. оставались узкими, извилистыми и зачастую — безнадежно забитыми, так что передвижение на транспортном средстве не всегда давало преимущество в скорости, зато позволяло избежать уличной грязи. Для пассажиров поездка была совершенно некомфортной. Из-за плохих дорог и жестких рессор их трясло и подбрасывало, будто в зоне турбулентности. Кучера старались расчистить путь, что получалось не всегда. Прибыв в место назначения, пажи соскакивали со своих мест (впереди, позади или по бокам экипажа) и торопились открыть путешественникам двери. Шум, который создавали конные упряжки, пробирал до дрожи. Канадский поэт Чарльз Мэр (1838–1927) в 1868 г. описывал дорожный шум в поселении на Ред-Ривер, где он работал в качестве корреспондента одной из газет: «Скрип колес — неописуемый. Он не похож ни на один звук, который вы слышали в своей жизни, от него кровь стынет в жилах. Услышать протяжный скрип сразу тысяч этих колес — впечатление неизгладимое, будто вы услышали звуки ада».

Все так же, как было на протяжении многих веков. Человек все еще зависел от лошади со всеми ее недостатками. Возможно — хотя этот тезис остается лишь предположением, — войны, природные катастрофы и голодные годы привели к изобретению дрезины и велосипеда. Звучит достаточно убедительно: вследствие Наполеоновских войн и голода, вызванного 1816-м, «годом без лета» (причиной которого, в свою очередь, было извержение вулкана Тамбора в Индонезии, но об этом, конечно же, в те времена не догадывались), численность лошадей в Европе резко уменьшилась. Важнейшее тягловое животное стало дефицитным товаром, а вот потребность в транспортных средствах осталась прежней.

Возможно, скорость и плавность передвижения сами по себе очень нравились изобретателю правелосипеда — чиновнику баденского лесного ведомства, барону Карлу фон Дрезу (1785–1851). У дрезины еще не было педалей, однако она могла развить скорость более 15 км/ч — больше, чем у иного экипажа тех времен. Идея пришла ему в голову во время катания на коньках, рассказывал барон значительно позже, в 1817 г., путешествуя по Европе вместе со своим изобретением. Одна из лейпцигских газет сообщала о том, как изобретатель лично демонстрировал нашумевшее транспортное средство во Франкфурте-на-Майне. Барон с несколькими товарищами приехали на дрезинах, чтобы прорекламировать сливкам здешнего общества свой «эрзацэкипаж». Зрители с любопытством и изумлением наблюдали за тем, как удивительно легко движется новое транспортное средство по ровной земле. Правда, на пересеченной местности седока начинало сильно подбрасывать, а при подъеме в гору дрезина была совершенно бесполезна. Зато после того, как бравые наездники все-таки взобрались на холм, удержать их не могло уже ничто. «Под гору она скатывается молниеносно, быстрее, чем лошадь на полном скаку», — сообщает впечатленный репортер. Сам барон управляет своей машиной «исключительно искусно».

«Вчера дрезина удивительно ловко маневрировала» по Люксембургскому саду в Париже, пишут Berlinischen Nachrichten в начале апреля 1818 г. «Возможно, вскоре таковыми будут изобиловать и наши променады». Другие издания также следили за рекламным туром барона-велосипедиста. Он презентовал изумленным парижанам свое стучащее, лишенное амортизаторов изобретение, как умелый делец: все любопытствующие должны были заплатить один франк за входной билет. «Французы находят его изобретение превосходным», — отмечает одна газета. И продолжает: жаль только, «что поездка на этой машине утомляет сильнее, чем пешая прогулка». 

Следующие, более совершенные изобретения — педальный велосипед (1861), знаменитый «пенни-фартинг» (1867) и безопасный велосипед (1884) — способствовали распространению нового транспортного средства. Его звон и дребезжание раздавались не только в больших городах. Велосипед оценили и в деревне — те, кто мог его себе позволить. Удачным нововведением оказались резиновые шины, разработанные шотландским ветеринаром Джоном Бойдом Данлопом в 1888 г. и впервые показавшие, что транспортное средство может быть тихим. Последнее десятилетие XIX в. было временем подлинного велосипедного бума. Если в 1887 г. в Германской империи насчитывалось около 10000 двухколесных велосипедов, то через 10 лет их число достигло 500 000, а в 1902 г. — двух миллионов. В том же году одна из брошюр вынесла вердикт: «велосипедное помешательство», и этому феномену довольно легко найти объяснение. Все больше людей могли позволить себе это транспортное средство. Мобильность перестала быть привилегией богачей. Благодаря оригинальным резиновым шинам велосипед практически не вносил свою лепту в общий дорожный шум, однако он все равно пользовался дурной славой у пешеходов: пронзительный звук его колокольчика ежедневно пугал тысячи людей, не замечавших его приближения. Специальные постановления ограничили возможность использования звонка лишь некоторыми определенными ситуациями, однако их едва ли кто-то придерживался. Недостаточно громкий сигнал мог легко потонуть в сумятице большого города, так что велосипедисты трезвонили что было мочи, чтобы не столкнуться с пешеходом или экипажем.

Вернемся к началу XIX в. Путь к автомобилю еще не близкий, но он уже начался — с паровых двигателей. Неудача Николя Кюньо в 1769 г. не остановила последующих изобретателей. Слишком восхитительной была мысль о возможности передвижения на шипящей и фырчащей автомашине. Техники экспериментировали с компактными паровыми котлами, топливом для которых могли бы служить дрова, уголь, кокс или масло. Двигатель устанавливали на колеса (два или три, иногда больше) и отважно пускались в путь на получившейся шаткой конструкции. Эти паровые повозки и были первыми на свете автомобилями — за десятилетия до знаменитого патентованного автомобиля Карла Бенца, представленного на Всемирной выставке в Париже в 1889 г.

Одним из пионеров и основоположников в данной сфере был уже упомянутый Ричард Тревитик, инженер из Корнуолла. Уже в 1801 г. он собрал простой паромобиль — «Puffing Devil» («пыхтящий черт»). Это был настоящий уличный локомотив, паровой котел длиной 2 м, поставленный на четыре колеса и управляемый при помощи рычажного механизма. Он двигался с максимальной скоростью 8 км/ч и произвел настоящую сенсацию в маленьком городке Кэмборн. В Сочельник 1801 г. гордый Тревитик, стоя у рычага управления, выехал на улицу, «пригласил изумленных зрителей влезть к нему, и вскоре от 10 до 12 человек сидели на паровой повозке, которая поднялась с ними на холм». Однако «пыхтящий черт» был слишком неуклюж, чтобы стать по-настоящему успешным. Им было сложно управлять, а человек, привыкший ходить пешком, обгонял его без особого труда. Тем не менее начало было положено. Что касается Тревитика, его преследовали неудачи, как и впоследствии, когда он будет конструировать свой локомотив. 28 декабря 1801 г., после очередной поездки по Кэмборну, изобретатель остановился пообедать в трактире. Паровая повозка осталась без присмотра, вода в котле выкипела, загорелась деревянная рама. Трескучее пламя охватило «пыхтящего черта», и он сгорел на глазах потрясенных горожан.

В последующие десятилетия создавалось бесчисленное количество новых моделей, иногда очень похожих на современные, однако все они оставались экзотикой, игрушкой для богатых технофилов, с восторгом предвкушавших будущее, в котором транспорт сможет полностью обходиться без тягловой силы лошадей. Однако паровые омнибусы, грузовики и паромобили вызывали не только восторг, но также тревоги и страх. Лошади шарахались от мерно стучащих и пыхтящих машин. Пешеходы бросали в них камни, а кучера выступали против новых транспортных средств, боясь остаться без работы. Омнибусы все чаще оказывались на прицеле сатириков, корреспондентов газет и авторов листовок. Лишь к концу века паровой транспорт победил.