Эмили Атеф: Мне не нравится, когда меняют отношение к культуре из-за политики, когда жгут книги

Фильм «Однажды мы расскажем друг другу все» основан на одноименной книге Даниэлы Крин. Чем она вас привлекла?

Когда я читала роман, впервые в жизни с первых до последних слов видела перед собой картинку. Стиль Крин безумно кинематографичен и реалистичен, Даниэла точно передала язык людей 90-х годов, живших в деревне на Востоке Германии. У нее получилось минималистичное, точное в деталях произведение: от ощущения жаркого лета до пота, шума насекомых и желания. Особо меня привлекли грубые, архаичные сексуальные отношения, где никакие слова не нужны. 

Я хотела все это показать на экране, но когда запросила права на экранизацию, их уже кто-то приобрел. Каждый год отслеживала в интернете и искала, кто же снимает кино по книге, но ничего не находила. В 2014-м году я написала Даниэле, сказала, что влюблена в ее произведение, и предложила над чем-нибудь вместе поработать. Оказалось, что она видела мои фильмы, и они ей очень понравились. Поэтому, когда купившие права на экранизацию люди не выполнили обязательства по контракту, Крин разрешила мне перенести ее книгу на экран. Так как мы с Даниэлой одного возраста, я понимала, что у нас все получится.

Как вы считаете, если бы режиссер-мужчина экранизировал роман Даниэлы, то у него получилось бы другое кино?

Когда мужчины ставят фильмы о влюбленности молодых женщин в партнеров постарше, они не отражают женское желание, всегда показывают секс и страсть с мужской перспективы. Я не хочу сказать, что их подход не интересен, но очень скучно, когда в искусстве ты слышишь одинаковые голоса на протяжении многих лет. 

Когда я росла, мне не хватало именно женских историй. В мои 19 лет я не была столь раскрепощена, как моя героиня Мария, жила кинематографом и литературой, росла на их историях. Думаю, что если бы я тогда увидела картину наподобие «Однажды мы расскажем друг другу все», то многое бы поняла об эротике и желании. Обычно мы впервые узнаем о любви и страсти через искусство, задолго до того, как испытаем что-то похожее в жизни. 

Что было сложнее всего режиссировать?

Хотя мне нравится их снимать — сцены секса. У них сильная энергетика, в фильмах они создают яркий интимный момент. В моей прошлой работе «Больше чем никогда» тоже была длинная сцена секса, но у нее трагическая интонация, потому что она предшествует смерти одного из героев.

В «Однажды мы расскажем друг другу все» главным вызовом стал возраст героини Марии и актрисы, встречающейся со взрослым мужчиной Хеннером. Мы живем в эпоху «пост Me Too» (движение за борьбу против сексуализированного насилия Me Too стало популярным в 2017 году, когда несколько известных актрис обвинили голливудского продюсера Харви Вайнштейна в изнасилованиях и домогательствах. — Прим. ред.), поэтому до начала съемок мы очень много работали с координатором интимных сцен Сарой Ли. Благодаря Me Too появилась эта профессия, чем-то напоминающая постановщиков трюков: когда у меня есть два актера, которые должны реалистично бороться на ножах, специалист помогает создать иллюзию опасности и знает, как в процессе не навредить артистам. То же самое с интимными сценами. Я говорю, что ожидаю увидеть в кадре, насколько мягко, жестко, чувственно и грубо будут двигаться исполнители, кто кем руководит, а инструкторша помогает воплотить идеи без насилия, чтобы ни Марлен Бероу и Феликс Крамер, ни я, ни оператор, ни звукорежиссер не чувствовали себя дискомфортно. Эта работа требует много времени. 

Можете привести пример тренинга?

Конечно. Во время одной из встреч актеры две минуты смотрели друг другу в лицо и проговаривали, что они сейчас находятся в образе. Потом они обсуждали, какими животными являются их герои, на кого похожи. Марлен сказала, что ее Мария похожа на кошку, поэтому я спросила: «А что делают кошки?» Она ответила: «Лижутся, царапаются». И тогда координатор Сара Ли попросила Марлен спросить согласие на касание у Седрика Эйха, исполняющего роль молодого любовника Марии. Сначала актриса коснулась плеча Седрика, потом после разрешения легко царапнула, коснулась шеи, лба и так далее. Работа Сары была в том, чтобы следить, комфортно ли артистам, и вмешиваться, если она видела смущение и страх с их стороны. Поэтому каждая сцена секса в фильме была отрепетирована, на площадке между исполнителями не было никакого эротического напряжения, зато много вопросов и уточнений. 

Раньше режиссеры просто ставили всех перед фактом, приказывали как-то сыграть сцену. Поэтому актрисы, которым говорили ждать инициативы от мужчины, не понимали, что с ними произойдет, а актеры не знали, будет ли комфортно партнерше в кадре и когда нужно остановиться. Эти ситуации были крайне небезопасны, и меня шокирует, сколько времени ушло на осознание ошибок.

Если Феликс Крамер в кино снимается уже много лет, то для Марлен Бероу ваш фильм стал первым большим проектом. Вы познакомились с ней на кастинге?

Да, на главную роль мы пробовали шестьдесят девушек, мне было очень важно найти ту, которая не выглядела бы слишком хрупкой и беззащитной, нужен был внутренний стержень. В Марлен я увидела нечто дикое и природное. Ее героиня очень мало говорит в фильме, поэтому требовалась минималистичная, но выразительная игра. Марлен показала, что способна на такое. В романе много описываются мысли Марии, поэтому у актрисы был материал для вдохновения. Между актерами тоже сложился прекрасный тандем: Феликс был внимателен и аккуратен с Марлен, понимая, что у нее меньше опыта съемок. С Феликсом, кстати, я тоже не была знакома до проб: обычно он снимается в сериалах и комедиях. 

В книге Мария моложе, чем в фильме, ей всего 16 лет и исполняется 17…

Да, в картине она на два года старше. Во время работы над сценарием мы поняли, что столь юный возраст героини вызвал бы огромное количество споров, не имеющих отношения к произведению. Для шокирующего эффекта достаточно того, что девушка в два раза моложе мужчины и выросла в деревне. Поэтому мне было важно, чтобы Марлен выглядела не как 16-летняя, а как 19-летняя.

Одна из тем «Однажды мы расскажем друг другу все» — это встреча культур после падения Берлинской стены. Мария всю жизнь прожила на Востоке страны, а Хеннер приехал к ней в деревню с Запада. У вас французско-иранские корни, вы много времени проводите в США и Германии. Каково это — постоянно путешествовать и чувствовать принадлежность к разным странам?

Мой отец родился в Иране, а мать-француженка — в Германии, поэтому мне было тяжело расти и постоянно адаптироваться к разной среде. Когда мне было семь лет, семья переехала в Лос-Анджелес, я училась в американской школе, надо мной издевались из-за акцента. В 14 лет я с родителями переехала в деревню на востоке Франции, и это было чудовищное испытание для подростка, привыкшего к мегаполису. Когда я выросла, весь опыт пригодился, и мои фильмы его отражают. Думаю, что я не могу назвать себя ни немкой, ни француженской, не могу произнести слова Heimat по отношении к Германии и patrie — к Франции (слова Heimat и patrie в переводе с немецкого и французского означают «родина». — Прим. ред.). 

Во второй половине 2022 года Иран охватили протесты из-за убийства девушки Махси Амини полицией. Были ли вы в Иране или, может, хотите там побывать?

В молодости я много путешествовала по Азии, но ни разу не посетила Иран по нескольким причинам. Во-первых, отец не обучил меня фарси; во-вторых, я против правительства страны. Я могла бы надеть платок, если бы и мужчины покрывались, но считаю крайне несправедливым, когда только одна часть общества должна подчиняться строгим правилам, не имеет права водить мотоцикл или может гулять по улице только с родственником-мужчиной. Сейчас в Иране происходят очень важные события, эволюция общества, которая началась благодаря молодым девушкам, сказавшим: «Нет». За ними пошли парни, мужчины, представители среднего, высшего, рабочего класса, интеллектуалы — все заявили о желании получить свободу.

В «Однажды мы расскажем друг другу все» Мария читает «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского. В связи с тем, что сейчас модно отменять все русское, не было ли у вас соблазна заменить «Карамазовых» на другую книгу?

Конечно, нет. Многие российские писатели и режиссеры были гуманистами, мне не нравится, когда меняют отношение к культуре из-за политики, когда жгут книги. В фильме персонаж Феликса говорит, что после Второй мировой войны русские уничтожили его жизнь, разрушив жизнь его матери. Он очень ярко и яростно критикует Советский Союз, разделивший страну на две части. Поэтому я не думаю, что мою работу можно назвать пророссийской. А фигура Достоевского была важна, потому что действие картины происходит в Восточной Германии, и, как мне рассказала писательница Даниэла, у всех тогда на полках стояли книги русских и немецких классиков.