Классика vs. перезапуск: Тина Стойилкович о сериале «Москва слезам не верит. Все только начинается»

Тина, «Москва слезам не верит. Все только начинается» — это ремейк фильма Владимира Меньшова или нет?

Нет, это абсолютно другая история. Да, сюжетная канва отчасти схожа: три подруги, их судьбы и дружба сквозь время. Но герои и обстоятельства, в которых они оказываются, — у нас всё совершенно другое. К тому же у Владимира Меньшова действие разворачивалось в Советском Союзе, а здесь — начало 2000-х, за которыми следуют ещё два десятилетия.

Фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» по-новому раскрыл социальные реалии своего времени: он показал, что женщина способна самостоятельно воспитывать ребёнка, строить карьеру и при этом находить личное счастье. О чём со зрителями будет говорить сериал?

В каком-то глобальном смысле — о том же самом, потому что это по-прежнему невероятно актуально. Про веру, любовь и отвержение, про женщин и их непростое место в обществе, про дружбу и предательство. Эти темы вечны, и говорить о них можно в любое время, независимо от того, что происходит вокруг. Но в основе нашей истории больше то, как сложно осуществить свою мечту. Когда ты очень хочешь чего-то добиться, но обстоятельства будто постоянно мешают. Когда не чувствуешь поддержки и опоры.

У моей героини Ксюши на руках ещё и маленький ребёнок. Ей невероятно сложно, но ей так нравится Москва, что она все силы прикладывает, чтобы здесь остаться. Наш сериал как раз о том, что заставляет человека собраться и идти к своей цели до конца, даже тогда, когда вера в успех почти угасла.

Ты и сама покоряла Москву в одиночку. И не просто из соседнего города приехала, а из другой страны. Как личный опыт отразился на этой роли?

Стопроцентно — от и до. Единственное, у меня не было ребёнка. Но я прекрасно понимаю, что это такое: приехать в другой город с мечтой и целью, а в реальности у тебя ничего не получается. И всё, что тебе остаётся, — это идти на бесконечные компромиссы с самим собой. Я даже голодала в какие-то годы, просто потому что не было ни денег, ни еды, ни даже намёка на то, что ситуация изменится и впереди ждёт что-то хорошее. И это вечная история большого города: ты оставляешь позади всё, что было в своём маленьком доме, и оказываешься там, где у тебя нет ничего и никого. И наш сериал об этом — о том, как ты остаёшься один на один с собой, без гарантий, что кто-то протянет руку и направит в нужное русло.

У моей Ксюши в этом плане происходит всякое, но тем интереснее смотреть, в кого она в итоге превращается. Ксюшу 20 лет спустя играет великолепная Марина Александрова — прекрасная актриса, которая мне очень нравится как человек, как женщина. Я подглядела, как она сделала эту героиню, кем в итоге стала моя Ксюша в её исполнении… тронуло до слёз. Поэтому неважно, сколько тебе лет — 20, 25, 45 или 65 — если ты идёшь к своей мечте, то счастье обязательно тебя найдёт. Всё, что твоё, непременно будет с тобой. Нужно только верить и не сдаваться, как бы трудно ни было. Потому что всё на самом деле только начинается.

У меня самой был момент, когда казалось — всё. Я купила билет домой в Сербию, в один конец. Я тогда жила у своего педагога Натальи Юрьевны Щукиной, хотя уже давно выпустилась. У меня даже был «Оффлайн» уже с большой ролью, но глобально всё равно ничего не складывалось. Поэтому я решила: раз здесь ничего не получается, пора заканчивать и возвращаться домой.

И вот я выхожу из квартиры — звонит режиссёр. Говорит: «Тина, мы хотим наконец поставить спектакль, который давно репетировали. Будем играть в Театре на Малой Бронной. У тебя там главная роль, но будет состав». И сразу предупреждает: больших денег не жди. Грубо говоря, получишь 10 тысяч рублей. И это не условный голливудский проект мечты, когда ты думаешь: «Вот оно! Пришло моё счастье и спасение!» Нет. Это спектакль, который ты будешь играть раз в два месяца за 10 тысяч. Более того, пока ты занят этим спектаклем, не сможешь параллельно нигде работать из-за ежедневных репетиций.

И вот я в долгах, премьера только через три месяца, и если соглашусь, то эти долги ещё три месяца не верну. Даже наоборот, влезу ещё глубже. Помню, что вышла на улицу, идёт дождь, а я стою и думаю: «Нет, ну вот же оно. Маленький, но знак. Крошечная, но возможность. Сейчас это ничего не меняет и ничего не обещает, но, если я за неё не возьмусь, значит, предала себя, свою мечту и все годы, что я провела здесь, осваивая новый язык и новую жизнь. Да, мне ещё долго будет нечего есть, но я всё равно пойду и сделаю это. Потому что это и есть моя мечта». Билет в Сербию я сдала.

А почему выбор пал на Москву?

Честно говоря, это случайно вышло. Изначально я хотела учиться на испано-итальянском отделении в филологической гимназии — в Сербии после восьмого класса нужно переходить в другую школу. Я всегда мечтала быть актрисой, но в тот момент меня увлекли эти языки, потому что они могли потом открыть дорогу в иностранные проекты. Но по баллам я туда не прошла. Зато попала в класс, где учили русский и английский языки. Где-то на четвёртом курсе к нам приехали ребята из российского посольства и рассказали, что отличники могут бесплатно поехать учиться в Россию. Я тогда подумала: Россия, Станиславский… Плюс уже готовилась к поступлению в театральный в Белграде. Начала всё это изучать. Родители, конечно, восприняли мою идею скептически, решили, что я сошла с ума. Но тут уже победную сыграли роль внутренний бунт и подростковый максимализм.

А как попала к Жоре Крыжовникову в «Москва слезам не верит»? Кастинг сложный был?

Он был огромный! Длился целый год. Я даже не знаю, какая актриса тогда не записывала самопробы. Кажется, реально вся Москва пробовалась. Но я свои пробы делала в Сербии и в совершенно неподходящих условиях. Мой агент тогда позвонила, нагнала срочности, оперативности и паники, конечно же. Всё шло под грифом «очень крутой проект от очень крутых режиссёров».

Какую сцену нужно было прислать на пробы?

Сцену знакомства моей героини с подругой. Лёгкая и простая сцена, но абсолютно без контекста. Было непонятно, что это за история. Я тогда даже не знала, что это Андрей Николаевич (Першин, настоящее имя режиссёра Жоры Крыжовникова, — Прим. ред.), что это Оля Долматовская. Вернулась в Россию, где меня уже пригласили на очные пробы. И только тут я поняла, к кому вообще иду. Я всегда за живое человеческое общение, за возможность диалога на равных. И меня очень радует, что Андрей Николаевич, несмотря на невероятную популярность и свой статус, остаётся настоящим человеком, что очень важно в профессии. В общении с ним нет двойного дна, он всегда говорит то, что думает. Кому-то его прямота может показаться жёсткой — и про него действительно так говорят. Но я с этим не согласна. Да, он требовательный, но при этом никому не пытается что-то навязать или читать лекции. Он сразу знает, чего хочет, и очень конкретно формулирует задачу актёру.

И на «Москве» у нас всё сложилось. На пробах мы много общались, меня очень внимательно слушали. Вначале я даже подумала: раз я сербка, наверное, решили проверить, насколько плохо я говорю по-русски. Это было забавно. В итоге мне нашли педагога, с которым я занималась для идеального говора. В меня поверили, меня полюбили и разрешили быть такой, какая я есть. Для меня это высший уровень человеческих взаимоотношений, на который я могу отвечать только с благодарностью. Поэтому на съёмках «Москвы» было счастье, была любовь и безусловная вера друг в друга.

У проекта внушительный актёрский состав. У тебя очень много сцен с Иваном Янковским. Его коллеги иногда рассказывают, что это не самый простой партнёр на площадке.

Не знаю, Ваня — большой профессионал. Он всегда приходит на площадку полностью готовым. Никогда не было, чтобы он опоздал или текст забыл. Он всегда знает, что мы снимаем и что делаем. Понятно, что у него и с Андреем Николаевичем уже сложился крепкий тандем, и они максимально друг другу доверяют. При этом Ваня очень простой и приятный человек, с ним было легко и интересно общаться. У наших героев много химии, и это чувствовалось на площадке. Сцены были совершенно разные — от лёгких и весёлых до невероятно тяжёлых. Например, мы ездили в Казань ради одной 15-секундной сцены танца. Но снимали весь день под дождём, насквозь промокшие. И это было безумно классно. Другой раз — тяжёлая ночная смена: шесть утра, набережная, я в лёгком платье с открытой спиной, Ваня в тонкой футболке. Дождь, минус два, а нам ещё и любовь нужно убедительно сыграть. Была ещё одна похожая смена, но уже с танцем. Я провела её в насквозь промокших босоножках и даже простудилась на следующий день. Но в моменте об этом не думаешь. Была 17-часовая смена, когда край — это 12 часов работы. Да, я была уставшей, но невероятно счастливой. Когда делаешь то, что любишь и во что веришь, готов на любые жертвы.

Судя по трейлеру, в сериале будет много музыки и танцев. Сложно было в этом плане?

Я давно занимаюсь танцами. Но на съёмках «Москвы» постановочных номеров в привычном понимании было не так много. Андрей Николаевич и Оля Долматовская просили, чтобы танец рождался из естественных движений. Конечно, у нас были хореографы и было много репетиций. Мы с Ваней буквально умирали, потому что графики у обоих были очень плотные, а времени мало. Еле-еле выкроили на репетиции, но в итоге всё получилось круто. Пела тоже, но не уверена, войдёт ли песня в моём исполнении в финальный монтаж.

Тина, ты сказала, что на съёмках оттачивала произношение с педагогом. До переезда из Сербии в Россию ты говорила на русском?

Нет, до переезда сюда я практически не говорила по-русски. Но я помню, как эта ситуация поменялась. 7 января 2017 года я приехала в Москву на две недели: записалась в языковую школу, хотела посмотреть город, прочувствовать его атмосферу, заодно приглядеть институты. Совершенно случайно тогда попала в Театр Вахтангова на «Бег» Юрия Бутусова. Это мой любимый спектакль.

Тогда меня просто поразил масштаб этой постановки. В Сербии таких спектаклей нет. А здесь — как это возможно, чтобы всё было так собрано, так мощно и при этом гармонично? Я ещё сидела высоко, на самом верху, и с моего места люди на сцене казались муравьями. Но эта картинка, эта энергия и экспрессия буквально сломали меня и собрали заново. И я тогда вообще ничего не знала про пьесу Булгакова. О чём говорить, я и по-русски толком не понимала. Но впечатление было колоссальным. Клянусь, Ольга Лерман потом снилась мне в кошмарах — то, как она кружится по сцене. Катя Крамзина тоже потрясающая — как она трясётся с этими стаканами полчаса в начале спектакля. В тот момент я поняла, что такое настоящее искусство. Его высший уровень. То, каким оно и должно быть: небанальным, глубоким и попадающим прямо в зрителя. В меня попал спектакль, который, казалось бы, трудно понять из-за языкового барьера. Но он сработал. Вышла из театра потрясённая и думала: кто этот гений, который его поставил? Кто эти актёры, способные выдержать такой сложный материал?

И мне кажется, это многое говорит и о Юрии Николаевиче, и о том, как в России любят и ценят культуру, как в неё вкладываются. В Сербии на тот момент просто не было средств для такого уровня театра. Там — либо лёгкие комедии, либо мало кому понятный экспериментальный немецкий театр. В России есть всё. В Москве — особенно: приезжаешь сюда и находишь всё в одном месте. И мне этот масштаб очень нравится. Здесь каждый обязательно найдёт что-то своё. Поэтому тогда, после «Бега», я поняла, что домой уже не возвращаюсь.

Тина, ты училась у Нины Дворжецкой, играла в спектаклях Театра Вахтангова, МХАТ им. Горького, Театра Наций. Какой опыт оказался более трансформационным и нет ли желания стать частью какой-то конкретной труппы?

Желания нет. Мне нравится театр, но я слишком свободолюбивый человек, чтобы сидеть на одном месте. Мне постоянно нужно движение, трансформация, новые задачи, новые люди. Моя любимая Нина Игоревна, конечно, дала очень сильную школу, но и Щукинский институт я особенно ценю за то, что была возможность работать с разными педагогами и режиссёрами. Это разные языки, разные взгляды, разные подходы. Всё это помогает понять, что направлений, в которых можно работать, — великое множество. Поэтому мне нравилось везде, где я работала. Первый спектакль — «Питер Пэн» в Театре Вахтангова — особенный, дал мне колоссальный опыт. Я играла его несколько лет, и это очень любимая мной работа. 

В МХАТе им. Горького всё было иначе, но не менее интересно: фирменная мхатовская школа, где всё подробно, с полным погружением вплоть до исторических декораций и реквизита. В Театре Наций в спектакле японского режиссёра Мотои Миуры, наоборот, кроме формы и текста ничего нет. И я как раз про всё это — про возможность пробовать разное, никогда не останавливаясь. За что я люблю Театр Наций, помимо очень человеческого отношения ко всем — от работников до актёров, — так это за возможность всё время работать с новыми режиссёрами. Евгений Миронов не даёт застревать в амплуа и рутине, он даёт свободу. В Театре на Малой Бронной у меня тоже есть спектакль, мы делали его с Олегом Долиным, которого я очень люблю. Там уже немного масочное существование, что-то вроде комедии дель арте. Сказать, какой театр дал мне больше всего, сложно. Каждый из них сделал меня по кусочкам.

Но при этом театр из вашей жизни никуда всё равно не уходит?

Никуда. Я считаю, что театр необходим актёру, потому что он даёт такое богатство и такие навыки, которых на съёмочной площадке просто не встретишь. В кино чаще всего нет времени: ты зашёл в кадр, сделал дело и вышел. Это тоже круто, но в театре у тебя есть месяцы репетиций, возможность пробовать всё что угодно. Театр — это лаборатория. А кино — мгновение. И мне нравятся оба этих способа существования. Актёр должен быть пластилином, он должен постоянно меняться, постоянно работать над собой. Для меня крутой актёр — это тот, кто никогда не останавливается.

Какие проекты у вас на горизонте? И с какими режиссёрами ещё хотите поработать?

Недавно закончила работать над фильмом «Пропасть». Это полный метр Алексея Ионова, с которым я уже сотрудничала в его дебютной картине. Алексей — прекрасный молодой режиссёр, подающий большие надежды, а «Пропасть» — это история трёх ребят, которые застревают на скале после прыжка с парашютом. Моя героиня оказывается там со своим мужем и бывшим, которого никак не может забыть. Физически это были очень тяжёлые съёмки с изнурительными тренировками, когда приходилось по 12 часов висеть в парашютной системе. Я вся была в синяках и ранах, но мне безумно понравилось.

А что касается режиссёров… После Крыжовникова — только Тарантино, пожалуйста.

Весьма неплохой разгон…

Да, я тоже считаю, что мечтать нужно в правильном направлении (смеётся). Ну и, конечно, с Эмиром Кустурицей хотелось бы поработать. Он свой, он земляк, и у него совершенно другой киноязык. А про Тарантино я говорю не в том смысле, что хочу строить карьеру в Америке. Амбиций переезжать у меня нет. Просто по жанру это мой режиссёр, мне очень нравится его кино.

Помимо очевидной страсти в работе, тебя также часто описывают как женщину-динамит: катаешься на мотоцикле, на коньках, верхом на лошади. Как ты удерживаешь баланс между этим и актёрской карьерой?

Это очень сложно! Но в какой-то момент я просто осознала, что наша жизнь очень коротка и может закончиться в любую секунду. Ты же никогда не думаешь о том, что случится завтра, поэтому я стараюсь по максимуму проживать день сегодняшний. Не зацикливаться, не страдать по мелочам. Конечно, всякое случается, но я всё время напоминаю себе: жизнь одна, и тратить её на лежание на диване точно не стоит. Я искренне люблю свою жизнь, наверное, поэтому меня и хватает на всё.