Писательница Анн-Гаэль Юон: Я испытываю особую симпатию к пожилым персонажам

Анн-Гаэль, в России вышли два ваших романа, «Палома» и «Я помню музыку Прованса». «Палома» также переведена на английский, арабский, итальянский, китайский, корейский, чешский языки. Какие у вас ощущения от такого путешествия вашей книги по миру?

А через несколько дней «Палома» выйдет еще и на испанском!

Такое путешествие — большая удача для книги. В то же время эта ситуация меня смущает. Такое впечатление, что я, не зная ни слова по-арабски или по-русски, отправила в другие страны Розу с миссией передать читателям мои эмоции, мое видение мира. Я будто сказала ей: «А теперь возьми эту историю, все ее радостные и печальные моменты, и отправляйся на встречу с теми, кто захочет с тобой пообщаться». Уверена, что, читая какую-либо книгу, мы всегда оказываемся в определенном пространстве-времени. Возникает ощущение единства, которое не знает границ.

Роман «Палома» рассказывает о том, как молодые девушки из Испании отправляются через Пиренеи во Францию, чтобы стать швеями в обувной мастерской. Вы описываете события, которые происходили сто лет назад. Наверное, непросто воссоздать обстоятельства жизни людей прошлого века. Как вы находили яркие бытовые детали, какими источниками пользовались?

В этом романе я хотела дать слово «ласточкам», юным девушкам-швеям. История забыла этих женщин — несомненно, потому что они были очень молоды, бедны, а большинство из них еще и неграмотны. Однако Страна Басков и, в частности, эспадрильи многим им обязаны. Мне хотелось достоверно рассказать о том, какими были эти девушки, но это оказалось непросто: свидетельств о них очень мало. Мне особенно помогла одна книга — «Слова ласточек» Вероники Эншоспе. Автор взяла интервью у последних оставшихся в живых «ласточек», так что ее работа представляет собой огромную ценность. А еще, желая реконструировать тот знаменитый вечер, на котором Колетт знакомится с Чарли Чаплином, я читала прессу того времени. Американский актер действительно был на подобном мероприятии, и я с удовольствием воссоздала момент истории, о котором раньше даже не слышала. В вопросах моды мне помогали множество иллюстрированных пособий. Рассказчица Роза — швея, увлеченная модой. Описывая человека, она непременно уделяет внимание его одежде. Мне приходилось быть точной в деталях, создавая каждому персонажу его собственный стиль. Работа с фактологией — вот что мне больше всего нравится в писательстве!

В России вышел ваш второй роман «Я помню музыку Прованса». Он снова построен на приеме «письма из прошлого»: главная героиня Джулия находит дневник своей бабушки, где та описывает свою жизнь. Похожий прием использован и в «Паломе». Почему вы строите сюжеты на такой своеобразной «перекличке поколений»?

Я испытываю особую симпатию к пожилым персонажам. Я люблю мудрость, которая сквозит в их рассказах, и отстраненность взгляда на события. К тому же рассказ о нескольких этапах жизни — это действенный литературный прием: следя за тем, как герой взрослеет, переходя из юности в зрелость, мы привязываемся к нему. Если задуматься, вокруг нас не так много людей, которых мы можем видеть на всех этапах их жизни. А возможность быть свидетелем метаморфоз персонажа дарит нам как важные уроки, так и сильные эмоции.

«Я помню музыку Прованса» — это живое и психологически точное описание отношений, придумать такое трудно. События романа связаны с историей вашей семьи?

Да, верно. Этот роман — самая автобиографичная из всех моих книг. Я выросла в Провансе, меня воспитывала бабушка, мать моего отца. У нас с ней всегда были близкие отношения — думаю, я с ней общалась теснее, чем с любым другим членом семьи. У нее было четыре сына, а она мечтала о девочке. Я старшая из ее внуков; без сомнения, это сильно повлияло на прочность наших с бабушкой отношений. Я думала, что знала о ней все, но однажды она вручила мне несколько листов, на которых была записана история ее жизни. Я начала было читать, но — вот глупость! — решила, что закончу как-нибудь потом. Это была исповедь о страстной и драматичной истории любви, случившейся еще до знакомства бабушки с будущим мужем, моим дедушкой. Спустя некоторое время она случайно снова попала мне в руки. Но бабушка рассказала не все: в этой истории оставались белые пятна, в одном бабушка не смогла признаться, а о другом не сумела рассказать. Ни мой отец, ни мои дяди никогда ни о чем подобном не слышали. Но, когда я почувствовала, что мне необходимо разобраться в этой истории, у бабушки уже начались проблемы с памятью. Мне пришлось самой начать серьезное расследование, и наконец тайна была раскрыта. Я до сих пор упрекаю себя за то, что не поговорила с бабушкой раньше, и очень сожалею об этом. Так что в своем романе я постаралась восполнить это упущение.

Ваши романы выходят в России, но насколько вам близка русская литература, русская культура? Кого из русских писателей вы читаете, повлиял ли кто-нибудь из них на ваше творчество?

Я рада, что мои романы нашли дорогу в Россию — страну с богатейшей, всемирно известной литературной традицией, которая произвела на свет блистательных писателей, которых знают повсюду. Я, конечно, читала Достоевского, Толстого, Чехова. И, как все современные писатели, я — это сумма книг, прочитанных мной. Мне нравится психологическая глубина персонажей Достоевского и богатство описаний Толстого. Их психологизм, размышления о морали, духовности и природе человека однозначно внесли вклад в формирование моего собственного подхода к писательству.

И простите за этот вопрос, но действительно интересно: в вашем гардеробе есть те самые эспадрильи ручной работы из романа «Палома»? Вам приходилось держать их в руках?

(Смеется). Конечно же, у меня в шкафу есть эспадрильи (и даже не одни!). Как бы мне хотелось, чтобы они были сшиты Розой! Мастерская, в которой родился этот роман, действительно существует. Это DonQuichosse, именно там Филипп и Луиза помогли мне написать изобилующие техническими тонкостями эпизоды «Паломы». На своем сайте они пишут, что создают эспадрильи для самых крупных французских модных марок, вручную, по старинному методу, как в начале XX века. Я приезжаю туда с детьми каждое лето, чтобы выбрать что-нибудь новенькое. Но мои любимые эспадрильи, которые я ношу со всеми своими нарядами, — черные, с лентами, завязывающимися вокруг щиколотки. Я просто восхищаюсь «ласточками», когда думаю о том, как они в своей легкой обуви переходили через Пиренеи зимой!

Беседовал Владислав Толстов