Джон Макгрегор: «Споткнуться, упасть, подняться». Драма о силе и уязвимости

Буря началась внезапно, и Томас Майерс упал на колени.

Даль потемнела. Ветер ревел, пространство вокруг побелело и ополчилось на него. К такому неистовству Томас был не готов. Он обхватил голову руками и лег ничком на лед, чтобы его не снесло.

Рука машинально дернулась к мобильнику, хотя он и знал, что здесь нет приема, да и телефон с собой не носил.

Ветер стремился сорвать с него одежду, из легких, казалось, выкачали весь воздух.

Ему приходилось слышать, как другие описывали такое состояние, — будто находишься внутри реактивного двигателя. Можно подумать, там хоть кто-то побывал. Люди много что говорят, но слова не всегда соответствуют действительности.

Рев был всепоглощающим. Томас различал, где верх, где низ, только потому, что лежал ничком, прижавшись ко льду. Остальных он не видел. Он не видел вообще ничего.

Важно было сохранять спокойствие и оценить положение. Вспомнить инструкции: найти или соорудить укрытие, оставаться на месте, установить связь с другими членами экспедиции, двигаться, не предаваться отчаянию.

Инструкции грешили противоречиями.

Трудно думать, когда вокруг тебя беснуется вьюга.

Он не знал, где рация. Он не видел товарищей. Ему нужно было найти фотоаппарат.

Перед самой бурей Томас установил штатив на краю льдины, пытаясь сделать снимок спокойных вод на первом плане Бухты и скал Пристли-Хед чуть в отдалении. Люк остался у снегохода с остальным снаряжением. В десяти, от силы пятнадцати метрах слева от него. Может, чуть больше. Док уехал на другом снегоходе и вскарабкался на Пристли-Хед, чтобы встать в кадр. Когда на фотографии нет человека, невозможно передать необъятность этого пейзажа. Со времени их прибытия Томас старался и так и эдак, но пока никак не удавалось отобразить безбрежный простор. Горы вдали. Хребты с обеих сторон долины. Ледник. Айсберги с треском трутся друг о друга, и свет, проходя через них, становится голубым. Трудно было вместить все это в один снимок.

Он навел аппарат на Дока, который глядел со скал Пристли-Хед, осматривая воду. По рации сказал Доку, где встать, и после этого, видимо, положил ее на лед. Получалась отличная фотография полярного исследователя. Солидного, с бородой. Серая вода мерцала, Док выделялся на фоне белоснежных гор. Автоэкспозиция все время скакала. Вдруг температура резко изменилась. За спиной у Дока он увидел тучи, наваливающиеся на вершину ледника Эверарда. Томас как раз снимал камеру со штатива, когда внезапно налетел ветер и он упал на колени.

Вероятно, он отложил рацию, когда настраивал штатив. После того как поговорил с Доком. Она должна быть где-то рядом. Около ног.

Из-за крепкого ветра встать было невозможно, поэтому Томас пополз на локтях и коленях. Вперед и влево. Окликнул Люка и не услышал ничего. Пошарил вокруг в поисках рации. Прополз еще немного и остановился. Камера тоже должна быть где-то здесь. Он снова позвал Люка.

Однако же он не испугался. Люк тут недалеко. Томас сохранял спокойствие. Не терял ориентацию в пространстве.

Они спустились к берегу на снегоходах от своей расположенной на плато хижины и пересекли посадочную лыжню для самолетов. Снегоходы поставили на безопасном расстоянии от воды. Док подъехал в одном из них к подножию Пристли-Хед и стал забираться на скалы. Это не больше чем в десяти минутах ходьбы. Когда буря уляжется, они снова сойдутся вместе.

Оставив у Люка чехлы для фотоаппарата и штатива, Томас направился к воде и вышел на лед. Десять метров. Двадцать. Не больше. Лед был чистым, безопасным. Буря внезапно спустилась с вершины ледника Эверарда, расположенного позади них, к юго-востоку. Он полз на карачках спиной к ветру. Люк должен быть со снегоходом и сумками чуть левее. Чуть левее и немного впереди. Томас пробирался в ту сторону, пряча лицо от порывов ветра.

Сохранять спокойствие. Оставаться на месте. Установить связь.

Не надо было откладывать рацию. Не надо было уходить далеко от Люка. Не надо было соглашаться на предложение Дока забраться на Пристли-Хед исключительно ради фотографии. Он позволил себе увлечься пейзажем. Док все время притворялся, будто его ничем тут не удивишь, но таким ландшафтом трудно не залюбоваться. Всеми этими льдами, снегом, морем, небом. Ледниками, горными хребтами, айсбергами, осыпными склонами. Сформированными ветрами, побитыми непогодой, давшими трещины. Воздух так чист, что расстояние сжимается и все цвета сияют.

Ветер хлестал его. Холод стал пробираться под одежду.

Ему показалось, всего лишь показалось, что он слышит треск рации. Жестокий ветер ревел в ушах. Томас встал на колени и протянул руку в снежный вихрь.

— Прием... Станция К...Станция К...

— Томас, ты... прием.

Голос Люка, едва различимый. Странно, что тот обращается к нему по рации, когда находится так близко.

Он прислушался и снова уловил голос Люка. Слов было не разобрать, но он узнал интонацию. Он обернулся на звук. Ветер теперь лупил слева. Томас замер и опять насторожился, но услышал только вой ветра. Спускаться на лед было ошибкой. Старайся не промокнуть. Сохраняй спокойствие, оставайся на месте, старайся не промокнуть.

Он осторожно встал, сильно наклоняясь. Порывы ветра крепчали и ослабевали, трепали его со всех сторон. Колотили. Вытянув вперед руки, Томас сделал два шага. Снег бичевал спину. Он снова услышал голос Люка. Теперь позади. Звук как-то изменился, и у ног он увидел открытую воду. Мутную серость, лижущую белизну. Что-то не так. Вода должна быть у него за спиной. Томас отпрянул. Он определенно начал замерзать.

Глядя на серую воду, он сосредоточился. Ветер слегка утих, но все еще хлестал его по левой щеке. Видимо, изменил направление. Томас медленно развернулся на сто восемьдесят градусов.

И с вытянутыми руками стал пробираться дальше.

Опять послышался треск рации. Где-то впереди. Люк пытался связаться с Доком Райтом: «Прием, прием». На полусогнутых он двинулся в ту сторону, откуда исходил звук. Интересно, почему Док не отвечает. Ступал Томас медленно и равномерно, но сердце выпрыгивало из груди. И снова прозвучал голос Люка, теперь слабее. В ушах зазвенело, зашумело, и он уже не был уверен, что вообще слышит рацию. Ветер обжигал правую щеку, и больно было открыть глаза. Сделав еще три шага, он снова оказался у воды, плещущейся о края льдины. Рация совсем смолкла.

Он сам виноват. Когда началась буря, надо было оставаться на месте. Нельзя было уходить. Теперь неясно, где он — рядом с Люком и снегоходом или совсем потерял их. Пытаясь найти товарища, Люк мог двинуться в неверном направлении. Когда поднялась вьюга, нужно было оставаться там, где Люк видел его, где его могли найти. Томас снова выкрикнул имя Люка. Но разве перекричишь вой ветра.

Он продолжал двигаться, чтобы не замерзнуть. Визг вихря мешал думать ясно. Рация теперь трещала откуда-то из-за спины. Мороз начал кусаться. Воздух грубо и безжалостно царапал щеки.

Здесь, на полюсе, требовалось большое количество калорий. Даже есть в достаточных количествах было тяжелой работой.

Томас снова услышал рацию, присел и стал ощупывать лед вокруг. Голос Люка был пронзительным, но далеким. Связь прерывалась. «Док, Томас, прием. Прием, Док! [...] кто-нибудь? [...]».

Когда он найдет Люка, то сможет подкрепиться — на снегоходе есть пища. Темно-серая вода плескалась о край льдины. Не видно было ни зги, и он едва мог выпрямиться. Голова кружилась. Его шатало. И почти тошнило.

Он попал в беду.

Приобрести книгу можно по ссылке