Издательство: «Редакция Елены Шубиной»

Проклятые вопросы

В истории литературы братья Стругацкие традиционно отвечают за советскую фантастику второй половины XX века — и в целом заслуженно: мало кто из коллег по цеху сравнится с ними по сюжетной изобретательности и успеху у читателей. Трудно не заметить, что жанровый репертуар братьев-соавторов гораздо шире и разнообразнее традиционной НФ. Загибаем пальцы: «Страна багровых туч», незамысловатая «фантастика ближнего прицела» о приключениях мужественных советских космонавтов в туманных болотах Венеры; роман воспитания «Стажёры»; задорно-оптимистичная «сказка для младших научных сотрудников» «Понедельник начинается в субботу»; кафкианский гротеск «Улитка на склоне»; оммаж Герберту Уэллсу (и античным мифам) «Второе нашествие марсиан»; герметичный детектив «Отель “У погибшего альпиниста”»; бытовая фантазия с автобиографическими мотивами и отсылками к Михаилу Булгакову «Хромая судьба»; апокрифические «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя»... И так далее — что ни повесть, то новый жанр.

Среди советских фантастов, конечно, встречались писатели, перебравшие куда больше жанров и направлений, — например, невероятно плодовитый Кир Булычёв. Однако разнообразие — ещё не всё. В творчестве АБС есть константа, постоянная величина среди величин переменных. Ряд «проклятых вопросов», которые не давали Стругацким покоя десятилетиями: с завидной регулярностью соавторы возвращались к ним снова, снова и снова, практически в каждом своём произведении. И самый острый из этих вопросов — можно ли насильно заставить человека (и человечество в целом) стать добрее, гуманнее, светлее, чище? Чтобы «труд и знание стали смыслом их жизни», как предлагает доктор Будах в диалоге с Антоном-Руматой в повести «Трудно быть богом»? Вырвать Нового Человека из тисков низкого, подлого, мещанского, обезьяньего?

В своих книгах Стругацкие перебрали, обдумали и испытали немало вариантов такой «позитивной реморализации» — и в итоге отбросили их все.

Хищные вещи и гипноизлучатели на орбите

Постдефицитная экономика — золотая мечта советских шестидесятников, в том числе предельно далёких от круга технической и гуманитарной интеллигенции, к которому принадлежали АБС. Но товарное изобилие само по себе не ведёт к массовому просветлению, скорее наоборот — что и показывают соавторы в повести «Хищные вещи века». Человек, который умеет думать только о материальном, в обществе без талонов и очередей быстро упирается в экзистенциальный потолок: о чём ещё мечтать, ради чего жить, если у тебя всё уже есть — еда, квартира, машина, цветной телевизор и пивопровод в гостиной? Сами Стругацкие, конечно, в таком постдефицитном мире никогда не жили, зато воочию наблюдали борьбу за мирские блага в позднем СССР — и сделали далеко идущие выводы.

С порога отвергают писатели и психологическое насилие в любой форме, даже самой мягкой, щадящей и вроде бы не приносящей никому очевидного вреда. Решение, принятое под давлением, не принадлежит самому человеку — а значит, цена такому выбору — ломаный грошик в базарный день. Даже если из всех возможных вариантов человек выбирает «не самый обещающий, не самый рациональный, не самый прогрессивный и уж, конечно, не самый эффективный — самый добрый», как завещал Леонид Андреевич Горбовский, один из главных сквозных героев «Полуденного цикла». Отсутствие осознанного выбора сводит на нет любые усилия, лишает поступки смысла. Это подмена понятий, пустая имитация, симулякр духовной эволюции. «Да, это мы тоже намеревались попробовать... — рассуждает дон Румата, агент земного Института экспериментальной истории, в повести „Трудно быть богом“. — Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трёх экваториальных спутниках... Я мог бы сделать и это. Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?»

В «Отягощённых злом» всемогущий Демиург, отчаявшийся вывести людей к свету, идёт на крайние меры и даёт каждому, кто сумел пройти предварительный отбор, возможность воплотить собственную утопию, построить свой «мир, в котором хочется жить». Но всё — не то. Возникает мир, в котором за любую обиду следует немедленное воздаяние, зуб за зуб, глаз за глаз; мир, где окончательно решён вопрос с подозрительными инородцами; мир, где на практике реализованы идеалы простодушных комсомольцев-стройотрядовцев (то есть, по сути, самих Стругацких образца 1950-х). И каждый раз результаты оставляют желать лучшего: «Все они хирурги или костоправы. Нет из них ни одного терапевта», — раздражённо ворчит Демиург. Единственный, кто отвечает его высоким критериям, родился через две тысячи лет после Назаретянина, принявшего крестную муку за наши грехи, но так и не изменившего человеческую природу — ни своими словами, ни своим примером. Печальный итог многолетних безуспешных поисков — не только для Демиурга, но и для авторов романа.

Из маленького животного в большого человека

На протяжении всей своей литературной карьеры Стругацкие возлагали надежды в первую очередь на воспитание. Причём повторяли это не только в книгах — регулярно проговаривали прямым текстом, в статьях и на встречах с читателями и журналистами. «Нам кажется, что решающее слово здесь должна сказать педагогика — наука о превращении маленького животного в большого человека. Проблема воспитания детей представляется нам сейчас самой важной в мире, и, к сожалению, проблема эта пока не решена», — подчёркивают АБС в интервью журналу «Смена» в 1966 году. В черновике другого, неопубликованного интервью, сохранившегося в архиве писателей за 1967 год, они раскрывают эту тему чуть подробнее: «Воспитание воспитателей — проблема не только очень сложная, это проблема, требующая для своего решения многих лет упорной и последовательной работы. Чтобы решить эту проблему, потребуются десятки лет, огромные средства и все новейшие достижения психологии, педагогики, социологии. Воспитание человека всегда было великим искусством, со своими шедеврами и со своими гениями вроде Ушинского, Корчака и Макаренко. Теперь задача сводится к превращению искусства в науку, и решать эту задачу надо начинать уже сейчас».

Увы, с годами реализация этого чудесного плана отодвигается всё дальше, но Стругацкие не теряют надежды. «Больше всего нам хотелось бы увидеть разработанной и готовой к приложению теорию воспитания человека, которая неизбежно должна будет возникнуть на стыке теории информации, биологии, медицины, психологии и социологии» — это уже из «Литературной газеты» за 1972 год. Однако то, что не по плечу учёным, вполне по силам писателям-фантастам. Высокая Теория Воспитания становится краеугольным камнем «полуденной утопии» Стругацких, более важным элементом «прекрасного мира будущего», чем постдефицитная экономика или доступ к бездонным источникам энергии. Иван Жилин, суровый космолётчик из «Стажёров», на практике убеждается, что главное в этом мире — воспитать новое поколение коммунаров, «помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить своё место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлёб». Повседневную жизнь обитателей Аньюдинского интерната Стругацкие показывают в «Злоумышленниках», одной из самых известных глав повести «Полдень, XXII век»; чуть менее чем полностью теме воспитания посвящены и повести, о которых нечасто вспоминают в этом контексте — «Малыш» и «Парень из преисподней». И так куда ни плюнь: мир Полдня стоит на плечах учителей, как плоская Земля — на спинах слонов, и именно они по мере сил смягчают все возможные потрясения этой тверди.