
Как устроен коллективный разум. Отрывок из книги Георгия Васильева
Что нужно для работы гипермозга?
Помните, с чего мы начали? С футурологической страшилки под условным названием «интермозгонет». Как предрекают футурологи, к этому грандиозному гипермозгу через нейроинтерфейсы будут непосредственно подключены не только компьютеры, но и люди. Потом мы задались простым вопросом: а зачем нужны нейроинтерфейсы? Смартфоны отлично справляются с подключением людей к интернету. И современный интернет, объединяющий миллиарды людей и машин, уже фактически стал таким гипермозгом. Он оперирует идеями и порождает знания, то есть демонстрирует явные признаки мышления.
Теперь настала пора задать следующий вопрос. А почему мы упёрлись в смартфоны и в интернет? Разве до их появления общество не оперировало идеями и не порождало знания? Конечно, оперировало и порождало. Просто оно пользовалось менее навороченными средствами передачи и накопления информации. Карл Поппер не знал интернета и смартфонов. Он вряд ли пользовался компьютером и ничего не слышал о Википедии. Однако это не помешало ему разглядеть в обществе процессы, которые так похожи на человеческое мышление, но происходят за пределами человеческого мозга.
Возьмём для примера научное сообщество. Вы никогда не задумывались, почему говорят «эволюционная теория Дарвина» или «теория относительности Эйнштейна», а вспоминая о квантовой механике, ничью фамилию к ней не прибавляют. Прямо сирота какая-то. А между тем квантовая механика — одно из величайших научных достижений человечества. И проблема не в том, что у этой теории нет родителя, а в том, что их слишком много, чтобы упоминать в её названии. На коллективном портрете «родителей» квантовой механики вы можете разглядеть и Нильса Бора, и Макса Планка, и Альберта Эйнштейна, и Ирвина Шредингера, и Вернера Гейзенберга, и Луи де Бройля, и Макса Борна, и Марию Склодовскую-Кюри, и Вольфганга Паули, и Поля Дирака. Одних нобелевских лауреатов здесь 17 человек. А сколько заслуженных учёных ещё не попало на этот снимок!
Вообще, «сиротство» квантовой механики довольно типично для науки XX и XXI века. Синтетическая теория эволюции, соединившая дарвинизм и генетику, создавалась многими учёными из разных стран. Немало творцов и у Стандартной модели — теоретической конструкции, которая сейчас доминирует в физике элементарных частиц. Коллективное творчество стало характерной чертой современной науки. Это хорошо видно по Нобелевской премии, присуждаемой за научные достижения. В начале XX века её ежегодно присуждали какому-то одному лауреату; раздел премии между двумя учёными был редчайшим исключением. В середине XX века её стали всё чаще делить между двумя, а то и тремя лауреатами. А в XXI веке исключением стали лауреаты-одиночки.
Сто лет назад у научной публикации, как правило, был один автор. Сейчас соавторов может быть и три, и пять, и гораздо больше. Например, когда мы обсуждали количество нейронов в мозге, я сослался на статью группы нейробиологов, но не стал перечислять всех её авторов. Потому что их девять человек. И это ещё не предел: в 2015 году больше 1000 биологов опубликовали¹ совместную статью о геноме плодовой мушки. Но биологам, конечно, далеко до физиков. В том же году была опубликована статья, в которой оценивалась масса бозона Хиггса². В списке авторов — 5154 имени! Впрочем, даже такие цифры не должны нас удивлять, ведь мы знаем, как устроена Википедия. Там авторов у статьи теоретически может быть и больше.
Говоря о коллективном научном творчестве, я не идеализирую учёных. Они мало похожи на дружную бригаду строителей, которая по утверждённому архитектурному проекту строит храм науки. Всё с точностью до наоборот. Во-первых, никакого утверждённого плана нет. Во-вторых, учёные никогда не могут договориться между собой. А если могут, то они ненастоящие учёные.
Как показал Поппер, научное знание развивается благодаря непрекращающейся критике гипотез. Только те гипотезы, которые выдерживают этот град критики, становятся общепризнанными в науке теориями. Но даже общепризнанность — не гарантия. Любая теория может рухнуть под артобстрелом новых фактов и новой критики³.
Именно так создавалась квантовая механика. Каждый из учёных добывал факты и пытался дать им объяснение. Кто-то его поддерживал, кто-то критиковал, кто-то выдвигал свои гипотезы. И бесконечные споры — в статьях, в письмах, на публичных дебатах. Такие дебаты регулярно случались на Сольвеевских конгрессах, которые ускоряли развитие квантовой механики как локомотивы. Кстати, коллективная фотография, которую я вам показывал, сделана на Сольвеевском конгрессе № 5. Отголоски тех научных споров уже превратились в расхожие мемы и стали частью поп-культуры. Вы, конечно, помните фразу: «Бог не играет в кости!»⁴. В такой форме Альберт Эйнштейн настаивал на том, что у всего должна быть причина, даже в квантовом мире. А помните, что ему ответил Нильс Бор? «Не учите Бога, что ему делать» — фраза менее известная, но, согласитесь, не менее яркая.
Строго говоря, Эйнштейн, создавая «теорию относительности Эйнштейна», тоже не был творцом-одиночкой. Он использовал результаты опытов Майкельсона, идеи Пуанкаре и Лоренца, формулы Максвелла, Римана и Минковского. У него были маститые оппоненты. Он спорил с самим Исааком Ньютоном! Теория относительности Эйнштейна стала общепризнанной именно потому, что выдержала огонь критики и многочисленные экспериментальные проверки со стороны других учёных. Наука в гордом одиночестве попросту невозможна. Если учёному неоткуда почерпнуть знания, не с кем обсудить свои идеи и некому их передать, его работа становится непродуктивной и бессмысленной. Вы заметили, что принятый в науке механизм выдвижения и критики идей очень похож на то, что мы видели в Википедии? Только в науке работают несколько другие критерии. Если в Википедии достаточно сослаться на авторитетный источник⁵, то в науке полагается добывать доказательства путём экспериментов и наблюдений с помощью логики и математики. И в Википедии, и в науке есть строгие правила работы с информацией и отношений с коллегами. И Википедия, и наука оперируют идеями и производят знания.
Очевидно, что в науке работает гипермозг, который по многим признакам подобен гипермозгу Википедии. Однако есть важный нюанс: гипермозг науки начал генерировать знания задолго до появления интернета. Интернет — мощная информационная технология, позволившая создать Википедию. Но люди издавна пользуются и другими информационными технологиями — например, книгами, почтой или устной речью. Эти технологии медленнее, чем интернет, но они тоже помогают идеям двигаться от человека к человеку, развиваться и накапливаться. Основа гипермозга науки и гипермозга Википедии — сообщества людей, которые в них работают. А уж как эти люди между собой связаны — интернетом, бумажными письмами или личными встречами, — это вопрос второстепенный.
Чтобы заработал гипермозг, интернет не обязателен. Для этого нужен социум — сообщество людей, объединённых общими ценностями и правилами взаимодействия. Учёные, которые делают науку, — это социум. Википедисты, которые пишут и редактируют статьи, — это социум. Парламентарии, которые принимают законы, — это социум. Военные, которые служат в армии, — это социум. Священники, объединённые в церковь, — это социум. Трейдеры, торгующие на бирже, — это социум. Чиновники, из которых состоит государство, — это социум. Все граждане страны — это тоже социум.
Я впервые глубоко прочувствовал, что такое работа гипермозга, когда мне было чуть больше тридцати. Было это в 1990 году, когда шёл демонтаж советской системы. КПСС, КГБ и советская власть ещё существовали, но люди уже не спешили им подчиняться. Общество было увлечено демократическими выборами, и в одном из московских районов демократически настроенные граждане получили большинство в райсовете — парламенте районного масштаба. Этот районный парламент озаботился созданием районного правительства и объявил открытый конкурс на должность «районного премьер-министра». Я в то время грезил о рыночных реформах, да и теоретическая подготовка у меня была неплохая. Короче, я подал на конкурс и выиграл его. Так молодой научный сотрудник стал председателем исполкома Октябрьского района города Москвы.
Наш район по московским меркам был небольшим — всего 220 тысяч жителей. Зато он был одним из центральных и тянулся до сáмого Кремля. Мне удалось собрать в Октябрьском исполкоме команду единомышленников. Мы были заточены на рыночные реформы и проводили их быстро и эффективно. Достаточно сказать, что за первый год работы мы удвоили доходы районного бюджета. Но реформы реформами, а хозяйство хозяйством. Районом нужно было управлять в ежедневном режиме.
Я понял, что попал в ад, в первый же день, когда помощница положила мне на стол список из пятидесяти руководителей подведомственных организаций и сказала: «Желательно каждого запомнить по фамилии, имени и отчеству». Часть этих организаций имела двойное подчинение, то есть они отчитывались не только перед районным начальством, но и перед профильным министерством. Однако все эти милиционеры, врачи, учителя, дворники, ремонтники, водители, социальные работники, продавцы магазинов и ещё многие-многие люди формально подчинялись райисполкому и зависели от районного бюджета. Всего в моём подчинении оказалось около 20 тысяч человек! Наш специалист по гражданской обороне серьёзно предупредил меня, что в случае военного положения моя должность будет соответствовать званию генерал-майора. То есть я был не просто нейроном в этом гипермозге, а нейроном-генералом. Как скоро выяснилось, моя способность влиять на решения гипермозга оказалась много ниже моего высокого звания.
Груз ответственности и объём работы меня чуть не раздавили. Приходилось пропускать через себя безумное количество дел. Сначала я спал по 4–5 часов в сутки, потому что на сон не хватало времени, а потом — по 3 часа, потому что просто не мог спать из-за бессонницы. Мозг закипал и временами отказывался нормально работать. Я продолжал подписывать тысячи бумаг, но не успевал разобраться в их сути. И как я ни старался, за целый год так и не смог вникнуть в дела всех пятидесяти подведомственных организаций и запомнить, как зовут всех их начальников по фамилии, имени и отчеству.
Сейчас, вспоминая то время, я поражаюсь, насколько тогдашняя система управления районом походила на модульную структуру человеческого мозга. Школы, поликлиники, магазины, коммунальные службы, отделения милиции — все эти модули нашего районного гипермозга — работали сами по себе. Они решали, как лучше учить, лечить, торговать, убирать мусор, охранять порядок. Они помогали друг другу. Они ябедничали друг на друга. Они боролись между собой за долю в районном бюджете. Когда совсем припекало, их начальники пробивались ко мне на приём. Но больше 99 % их работы замыкалось внутри самих модулей. А наше правительство районного масштаба выполняло примерно такую же функцию, что и сознание в мозге.
Реальная нужда в исполкоме возникала лишь тогда, когда модули начинали конфликтовать между собой и не могли погасить конфликт без вмешательства сверху. По большому счёту мы могли управлять лишь косвенно — через реформы или стимулы. К примеру, я не мог отдать приказ директору школы, чтобы он убрал из школьной программы начальную военную подготовку или принял на работу какого-то учителя. Модули районных служб действовали автономно. Скорее не мы ими управляли, а они нами, подсовывая на подпись нужные им решения. И чем громче просил о помощи какой-то модуль, тем больше ему уделялось внимания и ресурсов.
В общем, наш районный гипермозг по своему устройству и по способу принятия решений очень сильно напоминал мозг человека. Тогда у меня не было времени над этим задуматься, но сейчас я прекрасно это вижу.
Социум — это не обязательно что-то огромное, состоящее из тысяч людей. Это может быть небольшой трудовой коллектив, или футбольная команда, или школьный класс, или компания друзей, или самая обычная семья. В каждом таком случае, если люди решают свои проблемы в контакте друг с другом, возникает эффект гипермозга. То есть из людей образуется своего рода «нейронная сеть», в которой каждый человек — это автономный модуль. Такой гипермозг способен выдать идею или принять решение, которые не смогли бы родиться в каждой отдельной голове.
Давайте на условном примере посмотрим, как выглядит работа маленького гипермозга, состоящего всего из пяти автономных модулей. Представьте себе вполне жизненную ситуацию. Наступает время вечернего выгула собаки. Собака хорошо знает это время. Она уже вертится в коридоре и тявкает от нетерпения.
МАМА (из кухни): Кира, выведи собаку!
ДОЧКА (из комнаты): Я не могу! Мне надо доделать домашку…
МАМА (мужу): Юра, ты можешь погулять с Чуней?
ПАПА (приглушённо): У меня сейчас конференция в Зуме. Можешь сама сходить?
МАМА (раздражаясь): Я готовлю ужин. (кричит) Кира! Собака сейчас уписается!
Собака начинает жалобно скулить.
ДОЧКА (с обидой): Почему всё время я? Гордей скоро вернётся и с ней сходит…
Собака скулит и лает. Мама набирает номер.
МАМА (в трубку): Гордей, ты когда вернёшься? Надо Чуню погулять…
В трубке слышны голоса и смех подростков.
СЫН (голос из трубки): Ну, мааам… Я сюда только что пришёл…
По большому счёту не важно, чем закончится эта история. Можете закончить её по своему вкусу. Понятно, что как-то проблема будет решена. Быть может, мама дожмёт папу или отложит свою работу на кухне, или дети договорятся, что сегодня с собакой гуляет Кира, а завтра — Гордей, или собаке придётся ещё полчасика потерпеть. Обратите внимание, что никому с собакой гулять не хочется. То есть любое решение, которое примет семейный гипермозг, не будет лучшим для каждого из членов семьи по отдельности.
Ещё обратите внимание на то, что в этом гипермозге нет верховного модуля, который тупо командует остальными. Модули настаивают на своём, но ищут компромисс. Они обмениваются идеями, которые влияют на финальное решение. Этот обмен информацией способен даже породить полезное знание. Например, Гордей может по телефону дать клятву, что выгуляет собаку завтра. Зная об этом, Кире будет сегодня намного легче выйти с собакой в сырость и темноту.
Приводя пример работы семейного гипермозга, я сказал, что в нём 5 автономных модулей. Но если вы сосчитаете всех членов семьи, то получится 4 человека. Возможно, вы уже заметили ошибку. Ну так вот — это не ошибка. В нашем мини-социуме не 4 участника, а 5. Все люди воспринимают собаку как члена семьи. К её сигналам прислушиваются, её интересы учитывают. Как ни странно, описанная мной работа семейного гипермозга без собаки окажется бессмысленной.
Кроме животных, в работу гипермозга может включаться техника. В нашем примере люди и животные общаются с помощью звуковых сигналов. Но при этом папа сидит за компьютером, а мама говорит с сыном по телефону. Ну ладно — папин компьютер только мешает поиску коллективного решения, но мамин телефон для этого просто необходим. В общем, наш маленький пример демонстрирует важный принцип: чем лучше социум оснащён информационными технологиями, тем эффективнее работает его гипермозг.
Я отдаю себе отчёт, что словосочетание «семейный гипермозг» выглядит довольно несуразно⁶. Семья — это что-то близкое и уютное, а гипермозг — что-то большое и пугающее. Даже смешно сравнивать! Однако именно такого эффекта я и добивался, сочетая эти два слова. Мне было важно показать, что информационные процессы, которые сильно напоминают работу человеческого мозга, могут происходить не только в каком-то непонятном интермозгонете в далёком будущем. Они происходят вокруг нас ежедневно и ежеминутно. Они характерны для любого социума, для любого коллектива, даже такого малого, как семья.
Этот короткий семейный диалог, как капля воды, отражает принципы работы гипермозга любого масштаба. В основе этой работы — информационное взаимодействие модулей. Правда, в семейном гипермозге модуль — это живой организм. А в других случаях модулями могут выступать объединения людей. Например, в парламенте это — партийные фракции, в рыночной экономике — корпорации, в науке — соавторы статей или целые НИИ. Каждый модуль собирает информацию, перерабатывает её и делится с другими модулями. Естественно, нередко между модулями возникают конфликты. Но эти конфликты разрешимы, потому что есть общие правила, по которым модули общаются между собой. В результате гипермозг генерирует компромиссные идеи и вырабатывает коллективные решения. Мы видели, что так работает и гипермозг Википедии, и гипермозг науки, и гипермозг районного правительства, и семейный гипермозг.
Если бы нам удалось проникнуть в голову Киры, то мы бы и там обнаружили борьбу нейронных модулей. Один модуль ощущает тепло и уют комнаты. Другой сигналит, что на улице холодно и сыро. Третий придумывает отмазку — мол, нужно доделать домашнее задание. Четвёртый сочувствует собаке, которая хочет писать. Пятый обижается на брата… Чем этот внутренний мыслительный процесс отличается от внешнего диалога? Принципиально ничем. Вот почему так хорошо работает параллель между мышлением человеческого мозга и информационными процессами в социуме.
- “Fruit-fly paper has 1,000 authors”, Nature, May 2015
- “Combined Measurement of the Higgs Boson Mass in pp Collisions at √s=7 and 8 TeV with the ATLAS and CMS Experiments”, Physical Review Letters, May 2015
- К. Поппер, «Логика и рост научного знания», 1983
- Эту мысль Эйнштейн высказал в 1926 году в своем письме Максу Борну, после чего фраза стала крылатой.
- Авторитетным источником в Википедии считается, например, монография, изданная уважаемым издательством, или статья, опубликованная в солидном научном журнале.
- Я тут было употребил слово «оксюморон», которое обозначает комическое сочетание несочетаемых слов. Но моя жена, увидев это слово в тексте, посчитала его слишком заумным и велела убрать. Вот вам еще один пример работы семейного гипермозга.