Издательство: «Фантом Пресс»

Марко не отказывается. Точнее, когда я говорю, что добралась до бабушкиного архива — а он немалый, — он тут же интересуется, не нужна ли мне помощь.

— Можете зайти сегодня вечером? — спрашиваю я.

— Конечно. Через минуту буду.

— Через минуту, — повторяю я.

Кьяра, топтавшаяся у двери, вскидывает кулак и исполняет короткий победный танец.

— Прекрасно. Большое спасибо.

Я пошла, беззвучно произносит Кьяра. Удачи. 

Прежде чем я успеваю поблагодарить ее, она выскальзывает из квартиры и тихонько закрывает за собой дверь.

— Принести что-нибудь? — спрашивает Марко.

— Не надо. Вы согласились прийти, это уже немало. Боюсь, дело срочное. В понедельник я должна поговорить со своим агентом, и... Давайте я все объясню, когда вы придете, только это, наверное, надолго. Но у меня есть вино и сэндвичи, а еще я закажу пиццу или что пожелаете, чтобы подкрепить силы.

— Сидим над документами, едим на скорую руку, времени в обрез. Благодаря вам я прямо как на юридический факультет вернулся. — Марко смеется. — Ладно, скоро увидимся.

Я едва успеваю причесаться, натянуть чистую футболку взамен старой, с пятнами в подмышках и перепачканной пылью, откупорить вино и выложить принесенные Кьярой сэндвичи на тарелку, как появляется Марко. Я бы не удивилась, увидев его в обычном безупречном костюме или в каком-нибудь бизнес-кэжуал, уместном в выходной (как в GQ), но на Марко простая темная футболка и джинсы, а эффект... прямо скажем, сногсшибательный. До сих пор я не видела его рук, вернее, не видела его рук выше локтя. Руки у Марко приятно мускулистые, волосков ровно столько, сколько нужно, — и, о боже, татуировка. Четкий геометрический рисунок на правом бицепсе.

— Может быть, сначала поедим? — предлагает Марко, помахивая бумажным пакетом.

— Сначала? — несколько ошарашенно спрашиваю я.

— Предлагаю сделать именно так. После еды я бываю более собранным, к тому же их надо съесть, пока не остыли. — Марко легонько целует меня в щеку и направляется на кухню, там ставит пакет на стойку и вынимает маленькие контейнеры, за которыми следуют помятые салфетки. — Я зашел в свое любимое сицилийское заведение. Купил аранчини и разных блинчиков — все, что можно есть руками. — Из открытых контейнеров струятся восхитительные теплые ароматы.

— Вот это да. — Я подхожу ближе. — Да это настоящее пиршество.

— Точно. Надо бы выпить вина, чтобы артерии не закупоривались. А, вот оно. — Марко замечает бутылку и два бокала. — И уже открыто. Какой вы организованный человек.

— Спасибо. — В глубине души я корю себя за собственную предусмотрительность. Вот бы посмотреть, как он откупоривает вино.

Налив бокал, Марко вручает его мне. Я достаю тарелки, мы выкладываем на них весь набор сэндвичей и сицилийского поджаренного того-сего и направляемся к дивану, прокладывая себе путь среди коробок.

— Ну, рассказывайте, — говорит Марко, едва я откусываю от аранчини. — Что мне надо делать?

— Извините, — еле выговариваю я — рот набит рисом, мясом и сыром. Ужасно вкусно и жарче солнца. Приходится отпить вина, чтобы потушить пожар во рту. Снова обретя способность говорить, я быстро излагаю суть вопроса: старая книга, новая книга и так далее.

— А. Вон что. Теперь понятно, почему вы затихли.

— Почему я затихла? — Марко сидит так волнующе близко, что мой ответ, против желания, звучит обиженно.

Но Марко только улыбается мне.

— Я хотел связаться с вами раньше, спросить, как продвигается дело и не согласитесь ли вы повидаться со мной, но я знал, что вы очень заняты, и подумал, что не стоит настаивать. Да и Кьяра мне все время говорила, сколько у вас дел, она даже в бар не может вас вытащить. И мне показалось, что лучше оставить вас в покое. От души надеюсь, что вы не решили, будто я вас игнорирую.

— Нет, — вру я. — Нет, что вы.

— Как бы то ни было, теперь я здесь и жду ваших указаний. Повелевайте, я все исполню.

Это невыносимо. Я, наверное, краснею уже всем телом.

— Ну...

— Могу предположить, что вам нужен носитель итальянского. Давайте так: вы выберете то, что кажется вам интересным, а я все это просмотрю, просто чтобы дело двигалось поживее.

— Хорошо. — Я отпиваю еще вина, хоть и не уверена, что оно мне поможет. — Вообще-то я уже кое-что нашла. Вон стопка, рядом с вами.

— Ах да, вижу. А что именно я должен искать?

— Если честно, то сама не знаю. Что-то, что зацепит внимание. Что-то, про что можно сказать: ну-ка, ну-ка...

— Довольно смутное техзадание. То есть, конечно, техзадание хорошее, оно допускает разные варианты, — поправляется Марко после того, как я пронзаю его взглядом. — Не тревожьтесь, Тори. Из того, что вы рассказывали мне про бабушку, я могу заключить, что мы очень скоро найдем что-нибудь интересное.

— У твоей бабушки было много друзей, — произносит Марко.

— Я знаю.

— И все они писали длинные письма, и все страдали ужасными болезнями.

— Знаю.

— И подписывались только именами, без фамилии.

Я поднимаю глаза (да, я так и сижу на полу). Марко сгорбился на диване, прикрыв глаза рукой, письмо одиноко лежит у него на коленях. Похоже, он выдохся не меньше моего, но в чем его упрекнуть?

Часы показывают начало первого. Остались всего две коробки. Наши усилия пока не увенчались успехом. Мы нашли с полдюжины писем, подписанных «Мария», все разным почерком, и ни в одном из них не упоминаются ни Джузеппе, ни Никколо, ни бар —

ничего, что указывало бы на ту Марию, которую я запомнила. Вот и всё.

— Как странно, — говорю я. — Я думала, будет больше.

— Еще больше? — утомленно вопрошает Марко. — Ты что, смеешься?

— Нет, я хотела сказать, что будет больше упоминаний про людей, которых я помню. Каждый раз, когда мы приезжали во Флоренцию, бабушка ходила именно в тот бар. Не понимаю, почему мы ничего не нашли про владельцев.

— Может, они не так уж и важны. Во всяком случае, для твоей книги.

— Может, и нет, — соглашаюсь я. — Только это все равно странно.

Марко со вздохом откладывает письмо и потягивается, закинув руки за голову. Я стараюсь не смотреть, как опускаются рукава, как под кожей перекатываются, играют мускулы.

— Так. Следующая коробка.

— Нет, — со стоном говорю я. — Хватит.

— Да ладно, Тори, всего две осталось! Тут дел на час или около того. Мы их быстро осилим.

— Ты, может, и осилишь, а я весь день этим занимаюсь. — Я заползаю на диван и раскидываюсь морской звездой, запрокинув голову на жесткую спинку. Спинка низковата, шее больно. — Ай. Слушай, а можно заменить диван на съемной квартире? Что на этот счет говорит итальянский закон?

— Можно, но хранить хозяйский тебе придется за свой счет. Ну же, — подгоняет меня Марко, — давай откроем еще всего одну коробочку. Вдруг она та самая?

— А если нет?

— Если нет, то завтра я вернусь с утра пораньше и мы проверим ту, что осталась.

Я поворачиваю голову и гляжу на него. Марко явно устал, но искра энтузиазма в нем не угасла.

— Не поняла.

— Слушай, я выбрал юриспруденцию не потому, что боюсь трудных дел. И не потому, что у меня аллергия на работу.

— Отлично. — Я заставляю себя встать с дивана. — Отлично. Но если мы в этой коробке ничего не найдем, то с тебя негрони.

— А если найдем, то с тебя два.

— Договорились. — Я подтаскиваю к себе одну из двух оставшихся коробок и поднимаю крышку. — Ого, да тут все по-другому.

Коробка набита папками. Старыми жесткими скоросшивателями из манильской бумаги. Я раскрываю ту, что лежит сверху. Письма, написанные от руки, и все по-итальянски.

— Вот, это тебе. — Я бросаю папку Марко на колени.

— Как скажешь. Вот сейчас и посмотрим, с кого негрони.

Я с улыбкой вытаскиваю из коробки другую папку и принимаюсь перебирать бумаги, как вдруг Марко еле слышно ахает.

— Погоди-ка...

— Что?

— Невероятно. Невероятно. Только погляди!

Марко держит письмо с почтительной осторожностью, кончиками пальцев, будто реликвию или бомбу. Судя по выражению его лица, письмо может оказаться и тем и другим.

— Что там? — тороплю его я.

Марко потрясенно смотрит на меня.

— Это письмо... о господи, поверить не могу... Письмо от Гвидо Комакки.

— Прости, от кого?

— Гвидо Комакки, — повторяет он. — Гвидо Комакки.

— Комакки — как название машины?

— Как производитель автомобилей. Как гоночная команда. Как ты можешь не знать, кто такой Гвидо Комакки?

— Неважно. Так что там?

— О. — Марко смаргивает, держа письмо перед собой. — Сейчас посмотрим. «Милая Рита...» — Он кашляет. — Тори, ты правда хочешь, чтобы я его прочитал?

— Конечно. А что такого?

— Оно может быть личное. Очень личное. У Комакки была репутация...

— Бабника?

— Вроде того, — говорит Марко с кривой ухмылкой. — Ну ладно. Да, именно такая репутация у него и была.

— Тогда я тем более хочу знать, что в письме.

— Ну если ты настаиваешь... — Марко вновь откашливается. — «Милая Рита, я глубоко опечален вестью о смерти вашего отважного Ахилла». Или Акилле, так по-итальянски, да неважно. «Мы с ним были знакомы очень недолго, но я видел в нем редкое сердце и родственную душу и надеялся...» Ого, вот это да. «...Надеялся, что все же уговорю его выступить в гонках в составе моей команды. Мне горько, что этого уже не случится, но горше всего мне за вас, ведь вы потеряли любимого человека, достоинства которого были поистине высоки. Примите наши соболезнования и прежде всего — мои; если я могу что-нибудь для вас сделать, пожалуйста, дайте знать. Преданный вам и проч., и проч.». Извини. — И Марко утирает глаза тыльной стороной ладони.

— Интересно, кто это? — У меня голова идет кругом. — Кто этот смельчак Ахилл?

— Кажется, я знаю, кто это. — Марко откладывает письмо и берется за телефон.

Коснувшись экрана несколько раз, он показывает мне черно-белую фотографию: рядом с гоночной машиной, каких теперь уже не выпускают, горделиво улыбается парень в комбинезоне, ветер треплет темные волосы. В парне чувствуется какое-то удальство, неотразимая дерзкая отвага, как у летчиков-асов из старых фильмов. Я чуть ли не ощущаю запах тестостерона.

— Акилле Инфуриати, — говорит Марко. — Красный Черт из Вальданы. Звездный гонщик «Скудерии Гвельфа». И человек, который, похоже, был очень дорог твоей бабушке.