Лидия Сандгрен: «Собрание сочинений». Отрывок из дебютного романа, мгновенно ставшего бестселлером

К жизни его вернул будильник. Март, на улице в это время еще не видно ни зги.

Привстав, Мартин зажег ночник и отключил звук. На экране мобильного загорелся значок эсэмэс, сообщение отправил сын в 03:51. «Скоро буду. P. S. Никаких нежностей».

Мартин вздохнул. Элис отмечал приближающийся день рождения в джаз-клубе, который, видимо, больше не был пристанищем для любителей невинных танцев, и, возвращаясь из кабака домой, сын, вероятно, счел необходимым напомнить, что никаких поздравлений слышать не хочет.

По пути в ванную Мартин постучался к Элису, но получил в ответ лишь приглушенное ворчание.

— С днем рождения! — произнес Мартин.

Он включил кофеварку. Принес из прихожей лежавшие на полу газеты. Поджарил хлеб и сварил яйцо. Он еще не добрался до раздела культуры, когда на кухне появился его младший. Прошел прямиком к раковине, налил воды и залпом выпил.

За последнее время Элис очень вырос, узкое лицо и светлые кудри все сильнее подчеркивали сходство с матерью. Вкладом Мартина в генетический код Элиса стали карие глаза и, как утверждал Густав, склонность обижаться, делая при этом вид, что ничуть не обижен.

— Весело вчера было?

Элис кивнул и выпил еще один стакан воды.

— Подарки хочешь сейчас или потом?

Сын немного подумал, а потом его грудь забилась от подступающей рвоты.

— Потом, — сдавленно проговорил он и бросился к туалету.

* * *

Мартин выпил остатки кофе и пошел одеваться. Отражения в зеркале гардеробной он избегал. Он хорошо представлял, как выглядит. Волосы на груди начали седеть. Тощие икры, узловатые колени. Тренировки три раза в неделю в самом дорогом спортклубе Гетеборга не помогали. Это были лишь тщетные попытки отодвинуть неизбежное. Тело его предало: притворялось, что все как обычно, но на самом деле уже отдало себя на волю старости. Шаг за шагом она подступала все ближе, пока его увлекало другое.

Раньше не было ничего неестественного в том, чтобы ежедневно после обеда пребывать в опьянении разной степени тяжести, курить сигарету за сигаретой, а проснувшись утром, обнаружить, что скоро начнется Гетеборгский полумарафон, куда ты шутки ради даже записался, найти кроссовки и пробегать два часа. Он был уверен, что именно так и работает организм, и это притупляло бдительность. И вдруг ты начинаешь убывать, по чуть-чуть, и сначала этого даже не замечаешь.

Черные брюки, черный пиджак. Мартин Берг всегда одевался так, словно шел за отпущением грехов.

* * *

Как обычно, первым делом он отправился в издательство.

Мартин любил смотреть, как под мерцание ламп пробуждался и разворачивался новый день.

В центре его монитора висел стикер: «ПОМЕЩЕНИЕ ЮБИЛЕЙ 25 — ЗАЛ “ФРИЛАГРЕТ” OK???» Округлый красивый почерк практикантки Патрисии. Он вспомнил, что не ответил на один мейл и переместил стикер на край экрана, где уже висело множество напоминаний о том, чем он собирался заняться, когда подойдет срок или возникнет острая необходимость. Похоже, сколько бы он ни работал, количество дел, которые надо выполнить сейчас, величина постоянная. Но двадцатипятилетний юбилей наступит не раньше июня.

Поглаживая лоб кончиками пальцев, Мартин слушал, как урчит жесткий диск загружающегося компьютера. У Элиса сегодня экзамен по французскому. Видимо, он подготовился, когда стоял в очереди желающих попасть в джаз-клуб.

Оценки сына нельзя было назвать ни блестящими, ни реально плохими — именно это и огорчало. Будь они действительно низкими, этого нельзя было бы отрицать. Но они не поднимались выше меридиана посредственности, потому что в какой-то момент Элис всегда уставал. Он откладывал ручку и начинал смотреть в окно, вместо того чтобы лишний раз перепроверить ответы. Когда от него требовалось поднапрячься еще немного, он вздыхал с мученическим выражением лица — словно его попросили достать Луну или приручить белого медведя — и отвечал: да, хорошо, я все сделаю потом. И Мартин автоматически повышал голос, говорил о рынке труда и высшем образовании, и о том, что бог его знает, что теперь будет, особенно учитывая, что Бьерклунду позволяют все его глупости. Необходимости объяснять подобное Ракели не возникало никогда. Она всегда получала самые высокие оценки по всем предметам.

Входная дверь снова хлопнула, и раздались быстрые шаги.

— Утро доброе! — громко объявил Пер в своей обычной манере — как будто именно это он и имел в виду. Мартину пришлось изобразить некое подобие энтузиазма, когда через несколько минут его партнер появился в комнате с двумя чашками кофе. Пер Андрен, в пиджаке оттенка «бычья кровь» и светло-розовой рубашке, безнадежный жаворонок.

— Друг мой, почему ты так мрачен? Ты только посмотри, что мы получили вчера! — произнес он, протягивая книгу. — Ну разве она не прекрасна?!

Не так давно они вдруг решили переиздать дневники Людвига Витгенштейна. Последний тираж еще не был распродан, но к концу года в другом издательстве готовилась подробная биография Витгенштейна на шведском, которая, судя по всему, должна вызвать всплеск интереса к австрийскому философу. Для нового вступительного слова они привлекли эксперта по истории идей из Университета Седертерна.

— Она восхитительна, — согласился Мартин. В твердом переплете, тяжелая, красивая, с шелковым ляссе и широкими полями. Он открыл книгу, погладил желтоватую, без грамма древесной массы бумагу, но не прочел ни строчки. Последнюю правку перед запуском в печать он тоже не просматривал.

Пер просто сиял:

— Амир отлично поработал со старым вариантом. Ты должен ему сказать.

— Подозреваю, что ты уже это сделал.

— Он хотел бы услышать это от тебя.

— Думаешь? — рассмеялся Мартин.

— Молодых больше всего интересует твое мнение. И, кстати, влей уже в себя этот кофе, чтобы проснуться до того, как подтянутся все остальные.

Лет тридцать назад Мартин наверняка бы очень встревожился, узнай он, что именно Пер Андрен станет тем, с кем он будет общаться больше всего во взрослой жизни. Познакомились они еще в нежной юности, оказавшись самыми неумелыми членами одной рок-группы. Мартин отчаянно рвался в гитаристы, и это его упорство долгое время успешно камуфлировало недостаточную музыкальность. Пер был менее уверен в себе. Скрючившись над бас-гитарой так, что видна была только его безнадежно непанковская шевелюра, он потел и старался изо всех сил, изредка обращая к приятелям круглое лицо, на котором застывало выражение полной растерянности. Кожа на пальцах правой руки у него так и не загрубела, он все время мучился от волдырей. Но он по нескольку раз перечитывал каждый номер «Крис», следил за шведскими книжными новинками, и к тому же происходил из семьи предпринимателей в третьем поколении. Издательство, естественно, было его идеей. Без него Мартин, возможно, вообще бы до этого не додумался.

Пер с женой постоянно приглашали Мартина домой на ужин, причем в последние годы все чаще и чаще. Всякий раз предполагался неформальный вечер, экспромт — не заглянешь на огонек в субботу? На деле же «огонек» превращался в трепещущее пламя свечей, три блюда, компанию из нескольких человек и более или менее интеллектуальные разговоры под портвейн двадцатипятилетней выдержки, купленный на маленькой винодельне в Порто, куда прошлым летом супруги Андрен свозили своих на редкость сговорчивых детей. Мартин давно заметил, что они исправно приглашают какую-нибудь одинокую даму социально приемлемого возраста. Хотя он предпочитал говорить свободную. Слово одинокая звучало слишком жалко и отдавало неловкой попыткой скрыть отчаяние. Но семейное положение легко читалось между строк: «Обычно мы с бывшим мужем...», «...а когда мы с моим бывшим жили в Брэнне...».

Сам он всегда называл Сесилию Сесилией. А как иначе? А Пер всегда бросал на него печальный взгляд с другого конца стола.

Пришли остальные сотрудники. Сначала практикантка Патрисия, которая ежедневно протирала пыль с монитора, да и вообще содержала свой письменный стол в таком порядке, что закрадывались подозрения, будто ей нечего делать. Но она отлично справлялась с набором текста и корректурой, замечала все огрехи верстки и пунктуационные ошибки, а решение любой житейской проблемы начинала с составления документа в экселе. Мартин разгадал ее только тогда, когда девушка призналась, что первым сильным читательским впечатлением для нее стал «Грозовой перевал». Она, конечно, не Кэти и никогда не выберет никого похожего на Хитклиффа, подумал Мартин. Но в этом стремящемся все упорядочить существе есть нечто, жаждущее надлома, безумия — всего того, чем пропитан роман Бронте.

Потом примчалась Санна. Она работала редактором еще с тех времен, когда они сидели в здании фабрики, где стояли стационарные телефоны и разрешалось курить в помещении. Санна крикнула «привет» всем и каждому, швырнула на стул коврик для йоги, переобулась в тапочки и, насыпав в тарелку хлопья, принялась поглощать их над кухонной столешницей.

Когда Мартин подошел, чтобы налить себе кофе, Санна, закрыв ногой дверцу посудомоечной машины, сообщила:

— Я прочла рукопись Карин, она очень большая.

— Я говорил ей, что нужно немного сократить.

— Да какое «немного»? Думаю, там надо урезать процентов на двадцать пять! Она обидится?

Мартин задумался:

— Да, риск есть. Потом посмотрим.

Санна вздохнула, выбрала самую большую чашку и налила себе кофе.

Вернувшись к себе в кабинет, Мартин занялся поисками первого издания дневников Витгенштейна. Издательство «Берг & Андрен» выпускало около двадцати наименований в год, и на полках уже не хватало места. Балансируя на мягком кресле, он нашел книгу на самом верху — пыльную, немного выгоревшую, но в остальном на удивление хорошо сохранившуюся, хотя они и издали ее еще в 1988-м с минимальным бюджетом. Клееный корешок, дешевая бумага и тем не менее благородная элегантность. Обложка глубокого каштанового цвета, название и автор черными буквами. На обложке значилось, что перевод выполнен аспиранткой кафедры истории идей и методологии науки Гетеборгского университета Сесилией Берг (род. 1963). В новом издании будет просто: Перевод Сесилии Берг.

— Амир! — громко окликнул Мартин, увидев, что молодой человек направляется на кухню. Амир резко остановился. Рубашка застегнута на все пуговицы, а волосы торчат в разные стороны. Если Мартин правильно расшифровал личность их менеджера по производству, то тот явился на работу, не успев толком проснуться.

— Отлично сработано с Витгенштейном!

Плечи Амира распрямились, лицо озарилось улыбкой.

— Вы так считаете?

Немного старше его дочери, ближе к тридцати, чем к двадцати пяти. Начал карьеру как стажер, в первый же день откровенно ужаснулся, зайдя на их сайт: «Когда вы в последний раз обновлялись? Вы шутите?» И решил вопрос в своей привычной манере: надел наушники, не пропускавшие ни звука, уставился в монитор и начал безостановочно стучать по клавиатуре. Когда практика закончилась, Пер был уверен, что без Амира ничего больше работать не сможет, поэтому его приняли в штат и купили дико дорогой компьютер.

Мартин кивнул. Амир поблагодарил его и продолжил путь.

День прошел как обычно: горы писем, телефонные звонки, кофе, совещания и решение рабочих вопросов. После обеда он назначил встречу с одной писательницей, чтобы обсудить ее недописанный роман. Дебютная книга получила хорошие рецензии и удостоилась премии, но теперь автора бросало из одной крайности в другую, парализовывала необходимость продолжения.

Мартин собирался сказать ей, что все это не так важно — первая книга продается хорошо, на складе есть еще несколько коробок покетов, — хотя эти слова вполне могли вызвать и противоположную реакцию. Мартин по собственному опыту знал, что воспитательная стратегия, чередующая доброту и строгость, эффективна и для детей, и для творческих личностей, но нужные слова важно говорить в нужное время. Лиза Экман, не сняв куртки, сидела на самом краю дивана и, рассказывая о своем новом проекте, беспрерывно копалась в коробочке со снюсом.

— В общем, речь о девушке, которая поступает в народную школу, — начала она, глядя на огромную картину с видом Парижа, написанную Густавом. — Она как бы попадает туда неожиданно для себя самой и там знакомится с парнем и девушкой. Получается очень трагический любовный треугольник, но я не знаю, как это все закончить. То есть у меня несколько идей. Думаю, к лету я все допишу.

— Это очень интересно, — доброжелательно произнес Мартин. — Присылайте, когда текст будет более или менее готов, и мы все обсудим.

Потом он ходил взад-вперед по кабинету Пера, обсуждая книгу об арт-рынке восьмидесятых. Они собирались дать на обложке «Умирающего денди» Дарделя, но в «Натюр & Культур» должна выйти биография художника, где эта картина тоже будет на обложке. Пер предпочел бы какую-то из работ Густава, ведь его прорыв тоже так или иначе связан с этим пузырем на рынке искусства. Сама по себе идея звучала неплохо. Но Густаву могло не понравиться то, что его ставят рядом с «рынком», о чем он, разумеется, поначалу не скажет. Он согласится, потому что его попросит Мартин. А потом расстроится и больше не сможет молчать. Его придется хватать за плечи, трясти и говорить, что это всего лишь чертова книга, и если он не хотел помещать на обложке свою картину, он, черт возьми, должен был сказать!

— Но с тем же успехом он может разозлиться, если мы ему не предложим, — вздохнул Мартин. — Ладно, еще вернемся к этому. Мне нужно в Салухаллен*. У Элиса день рождения, и он захотел котлеты из ягненка.

— А разве он не стал вегетарианцем? — спросил Пер.

— Видимо, ягнятина идет у него отдельной статьей.

На улице еще не стемнело. Мартин не мог припомнить, когда в последний раз уходил с работы при свете дня.

Собирая вещи, он посмотрел на стопку книг, которые привез с Лондонской ярмарки. Английские и французские он посмотрит сам, но тот немецкий роман нужно кому-нибудь показать. Он подумал о дочери. Возможно, Ракель найдет время прочесть.

Книга лежала на самом верху стопки. Ein Jahr der Liebe — несмотря на скудные познания в немецком, дешифровать слова ему удалось: «Год любви». Так себе название. Но с немецким издателем Ульрикой Аккерманн он знаком много лет, а она с несвойственной ей настойчивостью повторяла, что это «очень хороший роман, который наверняка вам подойдет». Осталось в этом убедиться. Меньше двухсот страниц. За две-три недели Ракель должна справиться.

Не понимая ни слова, Мартин пробежал глазами несколько строк, и в ушах у него зазвучал голос Сесилии.

*Салухаллен — известный рынок в Гетеборге.

Приобрести книгу можно по ссылке