«Никогда не любила девочек». Как Луиза Мэй Олкотт написала роман «Маленькие женщины»

«Литература — нежный и верный спутник»: «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт

Куда было податься женскому любопытству? Где оно могло бы избежать сексуализации и остаться чистым и неоскверненным? На ум приходит «Алиса в Стране чудес», опубликованная за три года до «Маленьких женщин», но Льюис Кэрролл, чье увлечение маленькими девочками подтверждено документально, сделал свою Алису настолько невинной, что ей вообще незнакомы никакие желания, кроме желания полакомиться сладостями. Настоящей альтернативой стало литературное направление, которое практически в одиночку изобрела Луиза Мэй Олкотт, когда поддалась на уговоры своего редактора Томаса Найлза, подбившего ее написать роман. Она должна была сочинить книгу для девочек, и для того, чтобы справиться с этой задачей, ей потребовалось всего лишь воскресить собственные детские воспоминания и описать — очень ярко и образно — домашнюю жизнь четырех сестер, а также их мечты и стремления: литературные, художественные, духовные и семейные. Сестры Марч проложили дорогу для целой вереницы других начинающих художниц и писательниц, которые появятся во множестве более поздних произведений, — от Энн из Зеленых Крыш, придуманной Люси Мод Монтгомери, до Ханны Хорват из сериала «Девчонки».

Генри Джеймс не без зависти писал, что Олкотт нашла «общий язык с ребятами, которых она изображает, в обход их воспитателей и наставников». Другими словами, автор «Что знала Мейси» (What Maisie Knew) — романа, позволяющего читателю проникнуть в сознание ребенка разведенной пары, — беспокоился, что Олкотт «сговорилась» с детьми против взрослых. То же делал и Роальд Даль, когда писал свои книги для детей, причем сам этого не скрывал. Олкотт отказалась следовать мощной литературной традиции, которая ставила себе целью духовно возвысить детей и обуздать их порывы. Детская литература с легкой руки Олкотт превратилась в литературу для детей, а не для воспитания детей.

Луизе Мэй Олкотт совсем не хотелось писать о девочках: «Я корплю над текстом, хотя это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Никогда не любила девочек, да и мало кого из них знала, кроме своих сестер, но наши странные планы и переживания могут кому-то показаться интересными, хотя сама я в этом и сомневаюсь». Эбигейл («Эбба») Олкотт, настоящая «Марми» сестер Олкотт, описала их детские занятия — и, как мы видим, они были очень похожи на те, что оживляли атмосферу дома «Маленьких женщин»: «В старые добрые времена, когда “маленькие женщины” работали и играли вместе, в нашей большой мансарде то и дело происходили драматические представления. После долгого дня, занятого преподаванием, шитьем и “помощью маме”, самой большой радостью для девочек было перевоплотиться... и вознестись в мир фантазии и романтики». «История напишется сама собой, Луиза это знала», — утверждает один ее биограф. За два с половиной месяца Олкотт написала 402 страницы текста, который вскоре превратился в роман «Маленькие женщины». Предвидела ли она коммерческий успех своей книги? Нет, конечно. Издатель тоже не выражал особенного оптимизма. Правда, когда ее редактор дал рукопись своей племяннице, Лили Алми, девочка просто влюбилась в персонажей: не могла оторваться от текста и смеялась до слез. И все же никто не мог предсказать оглушительный успех первого тома, опубликованного в Бостоне осенью 1868 г. издательством Roberts Brothers под названием «Маленькие женщины, или Мег, Джо, Бет и Эми»: 2000 экземпляров, обтянутых пурпурной, зеленой и терракотовой тканью, были распроданы к ноябрю, а еще 4500 экземпляров книги вышли из типографии до конца года.

Олкотт начала работать над вторым томом «Маленьких женщин» 2 ноября, поклявшись писать «как паровоз» — по главе в день. К 17 ноября у нее было готово 13 глав (видимо, по воскресеньям она устраивала себе выходные), а свой день рождения в этом же месяце, 29 ноября, она провела в одиночестве и «усердно писала». Для нее сочинение текстов было одновременно и серьезным механическим трудом, и интеллектуальной работой, а также чем-то сродни зависимости. Показательная деталь: когда от злоупотребления стальным пером у нее скрутило правую руку, она научилась писать левой. Ее страстью к сочинительству двигала не только мечта о литературном признании, но и потребность «делать добро», материально поддерживая родных.

Джо, доминирующая фигура в квартете сестер Марч, тоже стремится заработать себе имя. Она обожает рассказывать истории. Она жадно глотает книги и восторженно цитирует Исаака Уоттса, Джона Беньяна и Гарриет Бичер-Стоу, ставит пьесы, исполненные патетики и драматизма, а также, вдохновившись «Посмертными записками Пиквикского клуба», выпускает собственную газету. Она мечтает об одном: «У меня была бы конюшня, полная арабских скакунов, комнаты, заваленные книгами, а писала бы я, макая перо в волшебную чернильницу, так что мои творения стали бы такими же знаменитыми, как музыка Лори...» Стремясь остаться в веках, она хочет «...совершить что-нибудь выдающееся... о чем не забудут и после моей смерти». Прекрасно понимая, что, возможно, она всего лишь строит воздушные замки (собственно, так и называется глава, в которой Джо озвучивает свои желания), она добавляет: «Я думаю, что буду писать книги, стану богатой и знаменитой». Но стремление Джо стать писательницей идет вразрез с ее благотворительной деятельностью (она открывает школу) и семейной жизнью (муж выговаривает ей за то, что она сочиняет чушь). Сочинение историй никак не увязывается с социальной и культурной работой, и Джо внезапно обнаруживает, что мечты о возвеличении собственного «я» не могут сосуществовать с филантропическими проектами, которые требуют скромности и самопожертвования.

Этот конфликт — между писательским честолюбием с одной стороны и альтруистическими порывами и семейным счастьем с другой — нашел отражение и в жизни создательницы сестер Марч. Сострадательная, великодушная и самоотверженная, Луиза Мэй Олкотт подала заявление на должность военной медсестры в 1862 г., ровно в тот день, когда ей исполнилось 30 лет (это был нижний порог возраста для такой службы). Обрабатывая и перевязывая раны бойцов, она заразилась тифом, и это на всю оставшуюся жизнь подорвало ее здоровье. После войны она продолжала писать буквально наперекор своим многочисленным телесным недугам — от воспаленных десен до перебинтованных конечностей: «Раз уж я написала “Маленьких женщин” с рукой на перевязи, забинтованной головой и больной ногой, то, наверное, страдания хорошо сказываются на моих сочинениях». Чудесным образом ей удалось сочетать писательство с добрыми делами: печатаясь в журналах, она материально поддерживала не только родителей, но и сестер с их семьями. «Я боюсь долгов больше, чем дьявола», — признавалась она, и можно сказать, что ее зависимость от сочинительства и стремление оградить себя от бедности подпитывали друг друга. Писательство было для Олкотт «хлебом насущным», но также и способом воплотить в собственной жизни главную идею «Маленьких женщин»: важнейшие ценности в истории о жизненном паломничестве сестер Марч — упорный труд и самоотверженная щедрость. Позже Луиза Мэй Олкотт стала опекуншей для дочери одной из своих сестер и «отцом» для двух других племянников. Кроме того, некоторое время она была главным добытчиком в своей большой семье и к 40 годам сумела обеспечить финансовую стабильность всей родне.

Как уже отмечалось, «Маленьких женщин» можно воспринимать как своего рода «автофикшн», беллетризованную автобиографию — произведение, в котором вымышленные события сочетаются с многочисленными автобиографическими деталями, а главный герой крайне близок самому автору. Примечательно, что Олкотт избрала историю жизни — домашнюю, замкнутую в узком кругу и по-своему бурную, но уж точно не «выдающуюся», — для того, чтобы ее «не забыли и после... смерти»: она осталась в веках как героиня собственного романа.

Олкотт выходит далеко за пределы домашнего мирка. У сестер Марч очень разные устремления. Все они страстно любят читать и используют книги как врата в другие миры: литература расширяет границы их воображения и помогает им мечтать, придумывать и изобретать. Характеры Мег, Джо, Бет и Эми формируются под влиянием прочитанных историй, а Луиза Мэй Олкотт создает литературную вселенную, сотканную из произведений тех авторов, которых когда-то читала она сама: от Беньяна и Бронте до Шекспира и Диккенса. Следуя в своем романе по стопам Джона Беньяна с его трудом «Путешествие пилигрима», посвященным тяжелому и осмысленному поиску спасения, Олкотт вписала себя в литературную традицию, но также положила начало новому жанру, поскольку создала противоположный нарратив, заменив движимого верой героя Беньяна четырьмя девочками, каждая из которых, как выясняется, способна найти свое призвание и представляет собой совершенно особенную, непохожую на других сестер личность.

Во всем остальном «Маленькие женщины» по многим критериям — это детище лично Луизы Мэй Олкотт. Мы представляем, что писатели — это творцы, обладающие богоравной силой создавать целые миры из слов и даже порождать литературных потомков. Но, начиная с самого Бога-Отца, созиданием занимались мужчины, и отсюда неловкость термина authoress*, который в наши дни уже вышел из употребления, поскольку был вытеснен, казалось бы, гендерно нейтральным словом author («автор»). А женским уделом было лишь производить новую жизнь на свет. Что же происходит, спрашивает Луиза Мэй Олкотт в своем эссе «Счастливые женщины» (Happy Women), когда женщина решает вступить в ряды «женщин высшего порядка, которые по разным причинам остаются одинокими и посвящают себя серьезному труду: обручаются с филантропией, искусством, литературой, музыкой, медициной?» Может ли она оставаться «столь же верной своему выбору и столь же им довольной, как замужняя женщина, имеющая семью»? Далее Олкотт выстраивает целую вереницу убедительных примеров тех, которым это удалось, и среди них оказывается и женщина, решившая прислушаться к своему внутреннему голосу и остаться «хронической старой девой». Вот описание женщины, которая воспринимается большинством людей как социальная аномалия:

Дочерней и сестринской любви ей должно быть достаточно: она благодарна за то, что имеет эти связи, и живет ради них, вполне довольная своим положением. Литература — ее нежный и верный спутник, и маленькая семья, которую она себе создала... питает радостью ее материнское сердце... [Она] Не одинока... не праздна, поскольку необходимость — строгий, но благосклонный учитель — показала ей ценность труда; не несчастлива, поскольку любовь и труд, как два добрых ангела, идут с ней рука об руку.

Литература — спутник, супруг, который всегда будет «нежным и верным»! И о какой же тогда «маленькой семье» идет речь, как не о литературных детищах писателя? Скорее всего, сама Луиза Мэй Олкотт и есть та старая дева, которую она описывает в «Счастливых женщинах», или по крайней мере одна из них. Она произвела на свет «Маленьких женщин» — произведение с огромным числом литературных предков. С некоторым сожалением Олкотт признавала, что действительно видит в историях, которые она сочиняет, своих отпрысков: «Я продаю своих детей — они, конечно, меня кормят, но не любят так, как любят Анну ее дети» (Анна была старшей сестрой Луизы и прототипом Мег в «Маленьких женщинах»). Но благодаря литературной деятельности Олкотт «выпестовала» свой талант и сумела «добросовестно использовать его на благо других», превратив историю своей жизни в нечто «выдающееся», как мечтала ее героиня Джо Марч. Писательством, как оказалось, тоже можно приносить миру пользу.

В 1979 г., на пике второй волны феминизма с ее жесткой критикой «андроцентричной» культуры и идеологии, Сандра Гилберт и Сьюзен Губар опубликовали сборник литературной критики, название которого отсылает к Берте Мейсон — «чудовищу», заточенному в поместье Эдварда Рочестера из «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте. В этом сборнике под названием «Сумасшедшая на чердаке» (The Madwoman in the Attic) детально описано, насколько упрямо западная культура воспринимает Автора исключительно как «отца, прародителя, творца и эстетического патриарха, чье перо наделено порождающей силой». Все, что происходит в историях, составляющих западный литературный канон, рассматривается как бы через призму мифа о рождении Афины из головы Зевса: это всегда плод интеллектуальных усилий создателя. Литератор становится не только авторитетной и влиятельной, но и героической фигурой, а также духовным лидером и патриархальным владыкой.

Если западная религия определяет как создателя всего сущего Бога мужского рода, а культура, возникшая на ее основе, переносит эту модель на всю творческую деятельность, какое место в ней отведено женщинам? Именно на этот вопрос Гилберт и Губар отвечают на протяжении нескольких сотен страниц. Могут ли женщины производить на свет «детей» своих интеллектуальных усилий? Или им подвластна лишь биологическая репродукция? Луиза Мэй Олкотт — одна из тех, кто проторил для женщин дорогу в литературе: она подарила нам беспрецедентную историю о рождении и взрослении творческой личности во времена, когда женщина, зарабатывающая на жизнь сочинительством, как правило, воспринималась враждебно. Сильная и стойкая Джозефина Марч выросла в женщину, не только заявившую свое право на самовыражение и профессиональную самореализацию, но и ставшую ролевой моделью для многих последующих поколений читательниц (как и ее создательница Луиза Мэй Олкотт).

Чтобы оценить влияние Джо на юных читательниц, можно обратиться к другому чрезвычайно успешному литературному произведению: британской серии книг о Гарри Поттере. Ее автор, Дж.К. Роулинг, признается: «Моя любимая литературная героиня — это Джо Марч. Трудно переоценить то значение, которое она имела для простой маленькой девочки Джо с таким же вспыльчивым характером и страстным желанием стать писательницей». А можно прислушаться к мнению Урсулы Ле Гуин, которая как-то написала: «Мне кажется, что в детстве, кропая свои первые рассказы, я делала это под огромным влиянием Джо Марч... Она близка мне, как сестра, и привычна, как зеленая трава летом». Однако успех Джо Марч ограничен, как ограничен был и успех самой Луизы Мэй Олкотт. Превратилась ли Олкотт в одну из тех, кого ее мать Эбигейл называла «вьючными животными»? Некоторые склонны считать, что Олкотт в образе Джо Марч сумела перевернуть представления о девчоночьем детстве, но не смогла переосмыслить, что значит быть взрослой женщиной.

Брак с «нежным и верным спутником» из плоти и крови ставит крест на мечте Джо стать великой писательницей. В главе под названием «Время жатвы» Джо еще не оставила надежду написать хорошую книгу — «но она подождет», говорит она себе. Джо свыкается с более традиционными ролями матери и учительницы: она не только растит собственных детей, но и держит школу для мальчиков. «Я скорее дал бы моим мальчикам играть с порохом, чем читать такую макулатуру», — говорит Джо профессор Баэр по поводу «сенсационных историй», которыми она зарабатывает. Заметьте: в книге, написанной женщиной с целью заработать денег. И еще один ироничный поворот: писательница, которая отказалась от брака и посвятила себя литературной карьере, пишет книгу, главная героиня которой бросает писать и целиком погружается в радости семейной жизни. Безусловно, Олкотт предпочла бы сделать Джо «незамужней литературной дамой» (это собственная формулировка героини). Но, по словам самой же писательницы, после выхода первой части так много «преисполненных энтузиазма юных особ» писали ей, умоляя выдать Джо замуж за Лори или за кого-нибудь еще, что она «из вредности» нашла своей героине «забавную пару». К сожалению, все это выглядит как издевка над Джо, в которую Луиза Мэй Олкотт вложила толику той боли и того унижения, которые ей самой пришлось испытать на пути к профессиональному успеху и своему литературному безбрачию.