
Роман Игнатьев «Ихор». «Делай свою работу и не изрекай глупостей»
Фоме звонил суровый человек: «Фома Бессонов? Меня зовут Константин. Тебе нужно сегодня съездить в пансионат „Рябово“! Возьми тетради с записями, которые вел дед. Я приеду через час». — «Зачем? И кто вы?» — «Тебя хочет видеть Рита Евгеньевна, фамилия ее Раум, но, возможно, ты читал записи и там она Сапрыкина». — «Реально?! Она жива?» — «Жива и хочет с тобой говорить. Будь готов через час». — «Я живу в гостинице...» — «„Березка“, знаю я», — гавкнул в трубку и оборвал вызов Константин.
В пансионат его отвез Заруцкий-старший, тот самый псевдопоп, внушавший грешным старушкам про милость неведомого мангыса. Весь путь он молчал и хмурился, с недоверием поглядывая на пассажира.
Расположились они в просторной гостиной на втором этаже пансионата; в углах устроены два камина, обрамленные малахитом, на потолке лепнина. Стены выкрашены в светло-зеленый, цвет умиротворяющий, такой, должно быть, используют в психлечебницах. Фома сел на неудобный стул, стоявший напротив широкого кресла, в котором восседала Рита Евгеньевна Раум. Она была одета в черное платье, на плечи наброшен оранжевый шарф; платиновые волосы аккуратно убраны в хвост, открывая величественное лицо. Костя, которого все называли Христофор, исчез: поцеловал Рите сморщенную тыльную сторону ладони и был таков. Рита долго всматривалась слепыми глазами в гостя. Фома вспомнил ее — пару дней назад в парке пансионата она прошла мимо и пожелала ему вылечиться ихором.
Спрашивать о сути встречи он не торопился, просто ждал первого хода с ее стороны.
— Вот что, — сказала Рита твердо. — Борис был человеком надежным. Он согласился помогать мне с воспоминаниями, и мы что-то написали. Но это лишь часть. Мне же хочется рассказать все. Борис умер, и я очень горевала: такого собеседника еще поискать. Ты любил своего деда?
— Я не был на его похоронах, а на деньги с проданной квартиры купил вонючий драндулет, — ответил вдруг Фома и продолжил: — Дед научил меня водить и рыбачить, благодаря ему я полюбил историю, но почему-то не стал поступать на исторический и теперь страшно жалею.
— Говорлив, — заключила Рита.
— Совсем нет! — возразил Фома. — Скромный, даже робкий. Я не болтаю попусту. Сейчас вырвалось что-то. Сам не пойму, зачем так распустился.
— Счастлив в браке?
— Женился по расчету, но просчитался, — сказал Фома.
— И с работой не задалось?
— Что я тут делаю вообще?! Нужны дедовские тетради? Забирайте!
— Ты заменишь деда. Встречаемся каждый день, кроме пятницы и выходных. Христофор иногда будет просматривать, что ты там намалевал. Почерк у тебя сносный или как курица лапой?
— Ноутбук сгодится? Я быстро печатаю, — пробубнил Фома, но приготовился отказаться.
— Сойдет. Только храни копии, если пропадет — ты потеряешь работу.
— За работу платят, — сказал Фома и поднялся с неудобного стула.
Рита приподняла голову, почуяв, что гость встал, и жестом усадила его обратно. Фома подчинился.
— Плата будет. Ты поселишься в моей квартире на Соловьином Ручье. И второе — станешь получать пятьдесят тысяч еженедельно. Исчезнут записи — прощай, синекура!
Фома не знал, что такое синекура, но перспектива легких денег его охмелила.
— Пожмем руки, — сказала Рита и протянула кисть, тонкую, словно птичья лапка, — и на том подтвердим наш контракт.
Фома колебался, но все-таки ответил. Рита кивнула и пожелала начать завтра в два часа дня. Время встречи всегда будет одно и то же. Если Рите изменит здоровье, Фому предупредят.
— Разрешите вопрос, — сказал Фома перед уходом. Рита кивком дала ему разрешение. — Зачем вам мемуары? Вы же не актриса, не политик или популярная певица.
— Откуда ты знаешь? — спросила Рита и добавила: — Просто делай свою работу и не изрекай глупостей. Сверх этого я от тебя ничего не требую.
— Еще вопрос. Деду вы платили? В чем подвох вообще?! Почему я?
— Борис отказался от денег. Подвоха нет, но работа непростая. — Она взяла короткую паузу, и Фома закашлялся. Рита продолжила, перебивая проявление его недуга: — Побудь в Костугае, передохни. Ихор спасет тебя, да только его заслужить нужно. Я буду наблюдать и затем решу.
Успокоив приступ, Фома спросил:
— Что такое ихор?
— Бальзам лечебный. — Вдруг каркнула: — Уходи! Завтра, все завтра!
Константин Христофор Заруцкий ждал его внизу. Предложил подвезти до города, и Фома согласился. По радио играл старый русский рок. Фома не сдержался и все-таки спросил: «Почему вас называют Христофором?» — «После автокатастрофы я крестился и получил божье имя Христофор». — «Вы священник?» — «Не совсем». — «Я слышал вашу проповедь. Такому ведь не учат в семинариях?» Христофор нашелся и ответил, что вера и религия — вещи разные, что многим нужно прощение и все в таком духе. Высадив Фому возле гостиницы, Христофор вручил ему ключи от квартиры, записку с адресом и напоследок сообщил, что к Рите Евгеньевне придется добираться самому.