Слепой монах с античным сердцем. Что нужно знать о философе Алексее Лосеве
Что нового Лосев привнёс в русскую идею и религиозную философию и как относился к другим конфессиям?
Лосев привнёс некоторую системность. На тему русской идеи писали практически все значимые авторы русского религиозного Ренессанса, прежде всего Соловьёв, Бердяев, Лосский, Франк, Карсавин. Это были творческие и интуитивные подходы к очень сложной русской проблематике.
Лосев же — человек в хорошем смысле академичный. Он ставит Россию как философскую категорию в мировой цивилизационный контекст, со всеми внутренними и внешними культурными связями. Он — православный христианин до мозга костей. При этом всю жизнь занимался античной, то есть языческой, культурой. Она ему была интересна и сама по себе, и как предтеча христианства.
Расширим вопрос: чем в принципе интересна философия Лосева? Насколько сложно её воспринимать без серьёзного академического бэкграунда?
Лосев поднимает, по сути, главную интеллектуальную тему ХХ века — тему мифологии и мифотворчества. В какой-то момент философам стало ясно, что человек, даже самый современный, живёт не в объективном мире, а в мире мифа, сказки, сформированном кем-то и рассказанном ему. Мы не знаем реальности, мы знаем мифологическое представление реальности. Обычный человек вообще не задумывается об этом, не подозревает об иллюзорности своего восприятия. Мыслитель, аналитик что-то начинает понимать, но не знает, как выйти за границы этого мифологического пузыря.
Расколдовыванию этой сказки, анализу функционирования этих мифогенных принципов Лосев и посвятил свои исследования. Потом уже, существенно позже, тем же стали заниматься европейские философы, прежде всего французы.
Музыка, математика, филология, античность — список сфер его специализации впечатляет. Какая всё-таки была для него главной, структурирующей и объединяющей всё остальное?
Это сейчас у каждого философа своя узкая специализация, как и в науке. Что большая беда, конечно. Но мыслители прежних эпох — а Лосев сформировался, напомню, ещё в XIX веке — видели мир тотально и универсально. Первый известный нам европейский философ — Пифагор — как раз соединял музыку, число, слово. Это были разные проявления одних и тех же космических вибраций и энергий. Лосев в этом смысле был таким же греческим философом, как и Пифагор. И в этих категориях главного нет. Они все — проявление чего-то ещё более главного.
Что побудило Лосева принять тайный монашеский постриг?
Здесь нужно определиться. На каком слове акцент? Постриг или тайный? В любом случае подлинное христианское чувство требовало предельного служения, которое даёт монашество. Но при советской власти оно могло быть только тайным.
Как он скрывал это?
Он не то чтобы скрывал, просто никому об этом не говорил. Но при этом носил скуфью, чёрную шапочку. Окружающие принимали её за академический головной убор — такие шапочки тогда носили профессора и академики. Кстати, есть гипотеза, что Михаил Булгаков описывал чёрную шапочку Мастера, увидев её на Лосеве. Они были знакомы, так что это вполне вероятно. Сегодня шапочка Лосева выставлена для обозрения в нашем музее на Арбате.
Как арест и лагерь повлияли на творчество и мировоззрение Лосева?
Прежде всего они повлияли медицинским образом — там Лосев потерял зрение. Конечно, после репрессий он стал осторожнее. Но радикально в его сознании ничего не поменялось. Беломорканал мог подорвать его здоровье, но не философское сознание. Слаб тот философ, которого могут сломить внешние обстоятельства, какими бы страшными они ни были. Лосев не был слаб.
Почему Лосев так и не стал диссидентом и открыто не выступил против советской власти? Политические жесты противоречили его философской и религиозной позиции?
Его философской и религиозной позиции противоречили жесты против России, его Родины. Сейчас довольно трудно это понять, особенно тем, кто уехал из России, но Лосев, пройдя тяжелейшие испытания в сталинские годы, повторял: это моя Родина, другой у меня нет и не будет, если нужно страдать за неё, я буду страдать. Это уровень жертвенного патриотизма, который и трудно описать, и трудно увидеть сегодня.
Их брак с Тахо-Годи — очень нетипичная история. Что собой представлял их союз?
Если бы только что ушедшая от нас Аза Алибековна Тахо-Годи услышала что-то про «брак», она в свои 102 года набросилась бы с кулаками. Она была его ученицей, хранительницей наследия. Он был монах. Какой уж тут брак? Её преданность ему была безграничной. Она очень много сделала для него, потом для памяти о нём. Наш музей — тоже дело её рук.
В последние годы Аза Алибековна не покидала своей комнаты в Доме Лосева на Арбате. Это было формой христианской аскезы или просто уже не позволяло здоровье?
Да, она не выходила из комнаты. Но иногда записывала видеообращения, из которых было понятно, что она в абсолютном уме и ясной памяти.
Кстати, насчёт Дома Лосева. Вы ведь руководите там музеем. А что вас привело в эти стены? За этим стоит какая-то личная история увлечения лосевскими идеями?
Дом Лосева — место силы. Всё самое главное и интересное в русской философии, искусстве, мистике в послевоенные годы происходило в этом доме. Такой центр притяжения всего самого существенного — в Москве, во всяком случае. Я сюда специально не стремился, но Господь распорядился так, что и меня притянул этот магнит.
Очевидно, что сегодня на обычных филфаках и даже в каком-нибудь Литинституте Лосевых и Тахо-Годи в промышленных масштабах не производят. В какой момент филология становится частью философского знания и формой духовного служения? Какие этические принципы должны лежать в основе филологической деятельности, чтобы она была инструментом познания бытия, а не просто формальным упражнением?
Даже не знаю, что вам ответить. Здесь же нет общих правил. Каждый человек проходит свой индивидуальный путь личностного становления. При этом какой-то способ познания ему более сроден: у кого-то размышления, у кого-то творчество, у кого-то мистический или религиозный опыт, у кого-то всё вместе. А этический принцип здесь, как мне кажется, только один: занимаясь собой, не вреди другим. Этика — это же про других. Нельзя быть этичным или неэтичным наедине с самим собой.
Им были отмерены огромные сроки жизни: Лосеву — 94 года, Тахо-Годи — 102. Пожилые люди не могут с какого-то момента не задумываться о собственной кончине, а философы уж тем более. Как они оба относились к смерти?
Слушайте, ну они же христиане, глубоко верующие. Для таких людей смерть — вожделенное благо, долгожданная встреча с Господом.
Их когда-нибудь одолевал скепсис и сомнения в собственной вере? Как они боролись с этим, как настраивали себя на работу?
Без сомнения нет веры, как известно. Не помню, кто из отцов это говорил: как лицо твоё не может не чувствовать дуновения ветра, так и ты не можешь не чувствовать сомнения — но это не повод этому сомнению поддаваться. Чувствуешь, но преодолеваешь. Я думаю, так было и у них. То, что они столько лет были вместе и могли всё это проговаривать, несомненно, помогало им.