Шесть слов чуждых Лукасу Генюшасу

Специальный проект «Россия до 30». «Сноб» собрал десять очень непохожих людей, с разными биографиями, взглядами, устремлениями и планами на жизнь. Объединяет их, пожалуй, лишь чувство внутренней свободы, открывающее перед ними самые невероятные перспективы, а также то формальное обстоятельство, что им всем нет еще тридцати. Они – новое, постсоветское поколение, которое сегодня заявляет о себе.

Лукас говорит бархатным голосом на возмутительно литературном языке. Трудно поверить, что это речь человека, которому только двадцать один год.

«Главным событием, перевернувшим мою про­фес­си­ональ­ную и личную жизнь, стала премия на конкурсе Шопена в Варшаве. Все тогда поменялось, ощущение времени стало иным, кардинально изменились облик, задачи и перспективы. Это мой поворотный пункт, октябрь 2010 года».

«Мы жили с семьей в Лондоне, когда мне было шесть лет; с тех самых пор осталось множество ярких воспоминаний, благодаря которым я с полным основанием могу назвать себя англоманом…»

«Пусть это принимается как изъян или преимущество: я был отравлен с детства повышенной степенью интеллектуализма. Мне бывает тяжело общаться с людьми, не име­ющи­ми внутри такого концентрата».

Беседу о музыке и книгах вести с Лукасом можно часами.

– Лукас, а если про жизнь. Вот скажите, вы можете, к примеру, в сердцах накричать на кого-нибудь?

Пауза.

– Пожалуй, нет. Крик – очень немузыкальный звук.

В этом месте молодой лауреат конкурса Шопена, дающий сегодня около семидесяти концертов в год по всему миру, с детской непосредственностью начинает рассказ о том, как долго и мучительно строились его отношения с инструментом.

– Представьте, – объясняет он, – сколько всего на свете увлекательного существует для нормального ребенка. Хочется гулять. Хочется, простите за выражение, …балдеть (перед произнесением последнего слова он незаметно делает вдох, как перед прыжком в воду). Хочется со сверстниками поиграть… А вместо этого – банкетка и гаммы, и этюды, и упражнения. Тебе говорят, что это здорово, ценно, интересно, важно, духовно. Мама с бабушкой спорят. Мама: нормальному ребенку надо попастись на травке! Бабушка: у него талант! А талант – это труд!

У нас же вся семья – музыканты. Отец – пианист и профессор вильнюсской Академии музыки, мама и бабушка – пианистки и профессора Московской консерватории, первый мамин муж – скрипач Гидон Кремер. А сколько раз пытались учить мою сестру Лику?.. Она так кричала и сопротивлялась, что все попытки быстро закончились. А я – я никогда не мог лезть на рожон, грудью на баррикаду, мне всегда были противны конфликты и скандалы. Поэто­му я всегда соглашался с тем, что мне навязывали.

Видимо, поэтому сегодня Лукас Генюшас, по оценке ведущих музыкальных критиков, входит в число двадцати самых перспективных пианистов мира. Хотя он пока даже не окончил консерваторию. Учится на четвертом курсе, в классе у собственной бабушки, пианистки Веры Горностаевой.– То есть вы ни разу не хотели все это бросить?

– Мне бы и не дал никто. А я не мог сопротивляться – хотя мне очень хотелось порой. Все, что я переживал, я переживал всегда внутри – свое несогласие, свое нежелание. Но никогда этого не высказывал.

– А назовите мне, Лукас, какие-нибудь слова, которые вызывают у вас активный внутренний протест. Вот какие вы слова терпеть не можете?

Долгая пауза.

– Все-таки это не мое выражение: «терпеть не могу». Я могу – терпеть. Я же говорю: я бесконфликтный человек.

Видно, что ему ужасно не хочется признаваться в откровенной нелюбви хоть к чему-то – пусть даже к словам. Но огорчать меня отказом он не решается и называет шесть слов из своего персонального хейт-листа.

1. ПАТРИОТИЗМ

Мне в принципе странен вопрос национальной принадлежности, хотя я себя чувствую в большей степени русским и москвичом. По отцу я литовец, но литовцем себя не ощущаю. Имя мое скорее библейское.

Я родился в последний год существования СССР, но советской печати на мне нет: я не жил в той атмосфере. Мои политические воззрения менее категоричны, чем взгляды моей семьи. Я считаю, что мое поколение – это принципиально новая формация людей.

Для моих родителей, например, остались понятия границ. Они до сих пор говорят «у нас» и «за границей». А мне кажется, никаких границ нет, что мы свободны в выборе. Конечно, я понимаю, что для меня эта свобода обусловлена моим практически всемирным гражданством: литовскому гражданину не нужна виза даже в Америку. Но я живу здесь осознанно. Мне здесь нравится.

2. ДЕМОКРАТИЧНОСТЬ

В моей семье пестовалась элитарность. Мой кумир – Рихтер. Именно он повлиял на меня больше всех. Я скачивал его записи, читал публикации, книги, дневники, смотрел фильмы.

Он воспитал во мне взыскательность по отношению к самому себе и очень строгий вкус по отношению к фортепьянному исполнительству. Было много пианистов, которых я слушал, всегда с интересом, но именно Рихтера я сам выбрал... Его любили в семье; моя бабушка была лично с ним знакома, многажды бывала у него дома… Он стал моей путеводной звездой.

Всегда, с самого детства, моим человеческим кумиром во всех отношениях был композитор Леонид Десятников, друг моей мамы. Это блистательный, искрящийся человек. Без всякого преувеличения. Как творец, как личность он всегда был необыкновенно притягателен для меня.

3. ПРИНЦИП

Один человек очень тонко, по-моему, сказал, что принципы заменяют людям мозги. Если у человека есть мозги, то принципов у него должно быть минимально. Речь не о нравственных принципах, разумеется. Речь о широте взгляда.

Быть может, поэтому я – в сравнении с моими ровесниками – безнадежно постаревший человек, так как у меня часто возникает интерес к тем вещам, которые для них не имеют никакого значения. Не хочу это себе записывать ни в плюс, ни в минус. Но факт, что человека старит ирония по отношению ко всему и ко всем. Посему чувствую себя человеком солидного возраста уже давно.

4. ПРОФЕССИЯ

Выбор профессии в моем случае был действительно предопределен семьей. В тот момент, когда решался вопрос о том, с чем же мне связать свою жизнь, меня увлекала не классическая музыка, а рэп, и хип-хоп, и джаз – отец привез эти интересы из Америки, еще в начале девяностых, сам этим очень увлекался, будучи классическим музыкантом, профессором Академии музыки в Литве… А еще я любил граффити. Рисовал на стенах. Покупал баллончики. А меня усаживали за инструмент…Но в какой-то момент произошел перелом. Это случилось, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать. Я почувствовал, что мне этого всего хочется – именно самому. Но здесь возникла совершенно новая проблема: мне захотелось заниматься и добиваться всего в одиночку, независимо ни от кого иметь свою личную связь с музыкой. И я в пятнадцать лет загорелся сыграть третий концерт Рахманинова.

Бабушка – мой педагог в консерватории – пришла в ужас. Это произведение было объективно мне не по зубам. Но я взялся, со страшной силой вгрызся в партитуру – и случился какой-то внутренний перелом. Я понял: я смогу доказать, что способен на многое.

5. ФИТНЕС

Я часто чувствую недостаток каких-то примитивных вещей в своей жизни. Вот, скажем, спорт. С одной стороны, для молодого человека, как я, скажем так, довольно плотного телосложения и ведущего сидячий образ жизни, вполне естественно иметь ежедневно хотя бы минимальную порцию физической нагрузки. С другой стороны, на это совершенно нет ни времени, ни привычки или желания им заниматься, фитнес для меня – что-то чуждое.

6. ПОЛИТИКА

Все три раза, когда были митинги, меня не было в Москве. Как настоящий патриот, я отсиживался на Западе. Я бы пошел, может быть, – меня заинтриговала эта тема в последнее время. Благодаря моей сестре я что-то обо всем этом знаю, многие друзья активно в этом движении участвуют, но по складу своему я всегда был очень далек от политики. Для меня это что-то абстрактное, я не чувствую, что обычный человек, далекий от процесса, занимающийся искусством, может на развитие событий как-то повлиять.

По-моему, все это безнадежно. По-моему, весь этот энтузиазм лопнет, как мыльный пузырь, и мы будем жить дальше, в сепаратных мирах, где есть мы – и они.С