Ксения Собчак: Блондинка в себе
Имя Скарлетт Йоханссон давно уже стало мне родным. И не только потому, что я люблю Вуди Аллена и готова ради этой любви принять любой его выбор и любую его музу. Есть и другая причина: Скарлетт Йоханссон – предмет моих многочисленных ресторанных споров с ее, наверное, самым истовым российским поклонником Александром Мамутом. Вот как примерно звучат мои монологи:
– Она прекрасная актриса. «Матч-пойнт», «Вики Кристина Барселона» – идеально сыгранные образы, но как символ женской сексуальности – помилуй, друг... Грудастая блондинка с округлостями и губами – это же так просто и... скучно. Это же поэт – Пушкин, фрукт – яблоко, сексуальный дуплет – Анджелина Джоли и Скарлетт Йоханссон… Разве можно эту грудастенькую блондинку сравнивать с тонкой сексуальной порочностью Натали Портман, например? Это же новая Мэрилин Монро! Как случилось, что секс-символом века стала не прекрасная Одри Хепберн (уж скорее она стала «иконой стиля»), не роковая Марлен или прекрасная, худая и манящая Шарлотта Рэмплинг из «Ночного портье», а девушка с приподнявшейся на ветру юбочкой и полным бюстом? Это же сексуальность в представлении массового потребителя! Картинка в салоне дальнобойщика!
Александр Мамут реагирует следующим образом:
– Ничего ты не понимаешь. В Скарлетт есть невероятная жизненная сила, солнечность, витальность. Это то, что любым мужчиной маркируется как «сексуальность» – умение греть, излучать тепло, наполнять тебя радостью бытия. Витальность – вот главное женское очарование, и этого в Скарлетт так много, что тепло льется на тебя прямо с экрана.
Все эти разговоры я припоминала, ожидая Скарлетт на интервью в отдельном зале гостиницы «Украина». Она вошла быстро и порывисто. Скромная невысокая девушка. На обеих руках забавные татуировки. На одной – синий дельфинчик, на другой, возле локтя на внутренней стороне, – разноцветное солнышко, больше похожее на переводную картинку. Красивая, но не ослепительная: наотмашь ее красота не бьет, но я сразу почувствовала кое-что важное для себя.
Передо мной сидел внутренне свободный человек. Это ощущаешь сразу – по манере говорить, смеяться, реагировать. Мы проговорили больше часа, хотя ее пресс-служба утвердила мне формальные вопросы и выделила всего пятнадцать минут.
Скарлетт, в отличие от многих ее коллег, свободно говорила о политике, о несправедливости, о либеральных ценностях, о том, почему ей так дороги Обама и демократическая партия. Но важно даже не то, что она в очередной раз доказала, что быть блондинкой – это не приговор уму. Главное – в том действительно необыкновенном даре, который у нее есть. Ее сексуальность – в простоте и естественности реакций, в ощущении жизни как момента, в какой-то животной подвижности и распахнутости миру. Передо мной сидела голливудская звезда первой величины, которая совсем не думала о себе в этих категориях. Иногда она, смешно почесываясь, сидя не в самой эффектной позе, громко и раскатисто смеялась. В этом действительно было много жизненной силы.
И, конечно, сила голоса. Глубокий, очень низкий и бархатистый голос контрастирует с ее внешностью. Это голос женщины-вамп, голос Марлен Дитрих в мужском смокинге. Ив Сен-Лоран с сигарой в зубах.
Принесли украшения и платья для следующей съемки. Меня поразило, как равнодушно она их выбирала. В этом тоже было много притягательного для мужчин. Взгляд рабынь моды можно узнать всегда, так же как не спутаешь взгляд того, кто мучительно помнит все урожайные года орнеллайи и сассикайи, и того, кто с детской непосредственностью заказывает себе бокал «красного-хорошего». Равнодушие к моде невероятно сексуально.
Мы закончили интервью, Скарлетт смешно почесала большой палец левой ноги и пошла собираться на званый ужин, где таблички «Саша Мамут» и «Скарлетт Йоханссон» уже стояли рядом.
На ужине я подметила еще пару интересных деталей. Скарлетт совсем незаметна в общей компании, в разговоре. У нее нет шлейфа «дивы», так называемого эффекта Монро – когда ты спиной чувствуешь энергию вошедшей звезды. Нет, это все та же девчонка из соседнего двора, просто в вечернем платье и с бокалом шампанского. Но удивило другое: когда Скарлетт встала говорить тост, это было не формальное действо заезжей звезды, с парой профессиональных шуточек и благодарностей. Это был очень живой человек, девушка без боязни себя. Она говорила так, что даже если бы мы увидели ее в первый раз, то точно бы спросили соседа: «А ты не знаешь, кто это?»
Третья наша встреча произошла буквально на прошлой неделе, в Нью-Йорке на спектакле по Теннесси Уильямсу «Кошка на раскаленной крыше». Я взяла билеты в первый ряд, чтобы внимательно разглядеть все то, что кино не всегда высвечивает: театр – беспощадная штука для артиста. Скарлетт – великолепная актриса. Сложнейшие диалоги и сцены, растянутые на час, даются ей легко, без надлома. Слезы льются из глаз, а южноамериканский акцент так тщательно ею спародирован, что кажется, будто эта девушка и правда живет в сороковых годах прошлого века, где-то на Миссисипи.
В Скарлетт есть простота ребенка и магнетизм красавицы, сексуальность свободы и рациональность зрелой женщины. В ней самой и во всем, что она делает, есть жизнь. Не желание казаться, выглядеть, очаровывать, быть умной, улыбаться, нравиться – а просто жизнь, которая течет сквозь нее, под дельфинчиком и солнышком на ее коже. Самая сексуальная сексуальность на свете – это не «хотеть нравиться», а просто «быть». Скарлетт Йоханссон просто есть. Наверное, это и подразумевает Саша Мамут под трудным словом «витальность».С