Евгений Попов: Люди века. Так говорил Штейнберг

Генриху Штейнбергу
Пока ты занимался лавой,
я путался с одной шалавой.
Дарю тебе, герой Камчатки,
той путаницы отпечатки…

Иосиф Бродский. Надпись на книге «Новые стансы к Августе»

Генрих, конечно, великий человек. Потому что любая история об этом человеке вызывает недоверие. Правдоподобных историй с ним просто никогда не происходило. Они его, по всей видимости, никогда не привлекали. И даже та история, про которую девяносто девять из ста скажут, что это ложь, неоднократно на моих глазах оказывалась правдой. Так что даже если о Генрихе говорят неправду, то это нельзя назвать ложью – это легенда.

Андрей Битов

Досье

Штейнберг Генрих Семенович (р. 13.02.1935, Ленинград)

Директор Института вулканологии и геодинамики РАЕН. Первым из российских вулканологов спустился в кратер действующего вулкана, работал на многих крупных извержениях вулканов в России и за рубежом. Занимался вулканизмом Луны, испытаниями на Камчатке аппаратуры, предназначенной для работы на Луне (1964–1971). Успешно прошел подготовку как космонавт-исследователь, но его полет, намеченный на 1972 год, не состоялся ввиду катастрофы «Союза-11», экипаж которого погиб при посадке. Возбужденное против него в 1972 году уголовное дело было закрыто «за отсутствием состава преступления», но привело к его исключению из КПСС и увольнению «по сокращению штатов». Работая электриком в котельной (1974–1978), опубликовал более тридцати статей в ведущих отечественных и зарубежных научных изданиях. С 1991 года руководит подготовкой прогнозов извержений на курильских островах Итуруп и Кунашир. С 1969 года редактор журнала Modern Geology (New York, London, Paris, Тokyo), вице-президент Inter. Soc. Lunar. Geol., член международных и российских советов, групп; лауреат российских и международных премий.

***

На мой взгляд, «легендарный отечественный вулканолог» Генрих Штейнберг – особый тип российского интеллектуала. С ним, технарем, дружили другие знатные персоны эпохи: Юз Алешковский, Василий Аксенов, Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Иосиф Бродский, Александр Городницкий, Ярослав Голованов, Глеб Горбовский, Михаил Козаков, Александр Кушнер, Евгений Рейн, Виктор Соснора, Петр Фоменко, Сергей Юрский. Дружили в лучшем случае «на равных», в худшем – завидуя тому, что Генрих в огне не горит, в воде не тонет и ухитряется быть свободным даже при советской власти. С Битовым Штейнберг ходил в детский сад, Горбовский у него работал два сезона, Рейн скрывался от армии, а вот Бродского строгий Генрих не взял однажды с собой в экспедицию, справедливо рассудив, что будущий нобелевский лауреат волен как ветер и в разгар полевого геологического сезона вполне может махануть с Камчатки «на материк», в родной Питер. А кто тогда вместо поэта работать будет? Пушкин? Вспыльчивый Бродский зла на Штейнберга никогда не держал, наоборот – купил ему летний костюм, когда наконец на усталую советскую землю чуть-чуть пришла Свобода и они встретились летом 1989-го в стране Америке, куда Штейнберг был милостиво отпущен тогдашней властью без копейки денег. Генрих – не герой тусовки, за ним не гоняются труженики «глянца» и таблоидов, но в любой самой звездной компании он мгновенно становится центром. Почему – неизвестно. Равно как неизвестно и то, что произошло с его «биологическим возрастом»: в свои семьдесят девять лет он выглядит примерно так же, как три десятилетия назад, когда мы с ним только-только познакомились. Генрих был трижды женат на красавицах. Его «меньшому» сыну Игнату тринадцать лет, старшей дочке Галине – пятьдесят. Генрих не «пасет народы», не изрекает, не учит, не втягивает собеседника в «мир мудрых мыслей», что-то вот такое рассказывает, весьма часто даже, как поначалу кажется, необязательное, хотя и по-советски забавное. Например, о том, как его сначала приняли в КПСС, а потом оттуда выгнали. Или как он успешно испытал по приказу коммунистов секретный советский луноход, а его за это хотели посадить в тюрьму – якобы из организации испытаний он извлек личную выгоду. Или о веселых камчатских кагэбэшниках, находчивых чиновниках-интриганах, а также о том, что геология была в СССР хоть и зыбким, но все же островком туманной свободы. Но вот слушаешь, слушаешь его, и начинает до тебя наконец-то доходить то главное, в чем уверен Генрих и что нужно знать ЛЮБОМУ человеку, живущему на земле. Вне зависимости от его гражданства, возраста, ориентации и умонастроения. Что даже миллион лет – это пустяк по сравнению с вечностью. Не говоря уже о французской, октябрьской, украинской, научно-технической, сексуальной и других революциях. А также соизмеримой с этими революциями человеческой жизни. Ведь жизнь всегда побеждает неизвестным способом, как выразился некогда земляк Генриха Штейнберга Даниил Хармс.

Сергей Юрский когда-то заметил, что для Генриха характерны всего лишь два состояния. Он вечно куда-то едет или откуда-нибудь только что возвратился. Зная это, мы с фотографом Василием подловили нашего героя в Шереметьевском аэропорту по прибытии рейса из Южно-Сахалинска (семь часов разницы во времени, девять часов лету до Москвы). Там Генрих участвовал в совещаниях и переговорах «ПО ВОПРОСУ РЕНИЯ». Рений, если это вам интересно, самый редкий металл в мире, и в узком кругу промышленников и ученых его ценят больше, чем платину. Он всегда добывался попутно с молибденом и реже – с медью. Первое и пока единственное в мире месторождение рения было открыто в 1992–2002 годах – догадайтесь кем? Генрихом Штейнбергом и его сотрудниками на вулкане Кудрявый (остров Итуруп, южные Курильские острова).

Генрих сдержан и свеж. Как будто это не мы его встречаем, а он нас. Едем в аэроэкспрессе, едем в такси. Живет он, коренной невозмутимый петербуржец, в хорошей квартире, в хорошем доме по-над Курским вокзалом, символом московской суеты и бардака. Живет один, поддерживая добрые отношения со всеми своими бывшими женами и детьми, что редко кому удается в нашей нервной стране…

Штейнберг: …Они на меня смотрят так это спокойно, равнодушно. «Мало ли что премьер написал. Нет у нас денег. НЕТУ ДЕНЕГ! Вот пусть из Минфина придет бумага, что нам выделены деньги на работы по рению, тогда подумаем».

А ведь в начале 1998-го стали работать с разворотом, но в августе пришел дефолт, и все рухнуло. Работы велись «под честное слово». Мое. Даже авиация в долг нас обслуживала. Кое-как к 2000 году закончили мы оценочные работы, и тут вдруг выяснилось, что у нас нет лицензии на поиски. Никто и подумать не мог, что в Москве вовремя нужные бумаги не были оформлены. Ладно! В феврале 2001-го лицензию получили, но с тех пор со стороны государства – ВСЕ! Прекратило государство финансирование. В 2007 году вышло два поручения правительства, в 2011-м и 2013-м еще два, но рений по-прежнему покупают за границей, хотя цены на него выросли за это время почти в десять раз. Вся авиация, включая гражданскую, сейчас перешла на рений. Американцы на рениевой основе с помощью нанотехнологий сделали материал, который тверже алмаза. Уже в этом году рения стране потребуется более десяти тонн только для «оборонки». Инвесторы, говоришь? Тут один янки в 1995-м приезжал, долго все изучал, во всем разобрался, готов был в это вложиться, отказали – стратегическое сырье. Одна частная персона – не имею права говорить кто – однажды предложила мне продать с полной гарантией весьма приличной оплаты созданное нами уникальное предприятие, получившее лицензию на добычу рения. Я подумал-подумал… и отказался. Решил, что все-таки дожму до конца. Все говорят «надо» и сами себе отвечают: «Денег нету». У японцев на этом вулкане добывали серу, и канатная дорога была от кратера до залива и вдоль пляжа, восстанови и пользуйся. Здесь же впервые в мире концентрат рения можно получать непосредственно из вулканического газа, по дешевке, практически даром – без добычи руды, ее транспортировки, обработки и предварительного обогащения…

Попов (вспомнив, что и сам некогда окончил Московский геологоразведочный институт им. С. Орджоникидзе): Я прочитал, что за год Кудрявый выбрасывает в атмосферу вместе с газом более двадцати тонн стратегического сырья. То есть за эти двадцать лет, начиная с 1993 года, «в трубу» вылетело рения более четырехсот тонн, что при средней мировой цене пять тысяч долларов за килограмм составляет упущенную выгоду… сейчас подсчитаю на калькуляторе… ДВА МИЛЛИАРДА ДОЛЛАРОВ! (Внезапно обозлившись.) Ну да ничего, у нас страна богатая! Пятьдесят миллиардов туда (на Олимпиаду), пятьдесят сюда (на Украину). Тоска! И какая-то сказка на новый лад про дурачка Емелю, которому волшебную щуку даром дают, а он кобенится и подарок отпихивает патриотической рукой.

Штейнберг: Да, не везет России. Мудрых руководителей в ХХ веке у нас не было. Умные – были. Но умными бывают и профессиональные воры, а руководители ОПГ тем более. Сейчас – система выстроена, и, полагаю, Путину при всем желании за полтора оставшихся срока ее не изменить. Ибо система сильнее индивида. Даже если он ее возглавляет. А попытайся ВВП резко («революционно») изменить систему – его уберут. Претенденты на престол найдутся: свято место… И потому те, кто наверху, пребывают в олимпийском спокойствии, расчетливо оценивая: на наш век хватит… А после нас?.. После нас – это ваши проблемы… Ну, а Украина для России, скорее всего, потеряна. И не в последнюю очередь из-за полной бездарности ФСБ и ГРУ. Уж они-то должны были знать, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО происходит на Украине! Или они полагали, что Майдан – это что-то вроде Болотной?

Попов: Мне все-таки кажется, извини, что все же еще не вечер. Что еще все же возможно медленное врастание нашей с тобой любимой, но дикой страны в цивилизацию. Эволюция, а не революция, как в (приучили все-таки говорить «в», а не «на»!) Украине, где все, кажется, окончательно пошло вразнос. Эволюция с позитивным результатом лет эдак через сто, начиная с сегодняшнего дня.

Штейнберг: Есть законы объективные и вещи неодолимые. Ты можешь угрожать, требовать, насиловать, покупать, но десятилетняя девочка никогда не родит тебе ребенка. И Майдана у нас никогда не будет, ибо российский народ, если говорить открытым текстом, осторожный, запуганный, угодить начальству – для многих первое дело. В крови это у нас – после Беломорканала, раскулачивания, ГУЛАГа, 37-го, «космополитизма», залитого кровью восстания рабочих в Новочеркасске, диссидентства, Афганистана, двух чеченских и грузинской войн. Россия, конечно, до демократии не доросла. Расти ей еще и расти, как Америке от времен Линкольна. Да и откуда демократии у нас взяться, если никогда при ней не жили? Царя сменили Ленин с Троцким, потом Сталин всплыл, и пошло-поехало… Ты знаешь, а я ведь вслед Чехову и Бунину народ не люблю и ему не умиляюсь, как пахарь Лев Толстой. Любить весь народ невозможно. Зэки в зоне – наш народ, депутаты в Думе – наш народ, бомжи, алкоголики – тоже наш народ. Зачем, за что, почему я должен их любить? Любовь – это индивидуальное чувство, а двойной стандарт – норма: он должен и всегда будет существовать. Ты всегда своего ребенка будешь любить больше чужого. Вот и я. Я людей своего круга люблю, у меня отношение к ним христианское. Я люблю их, они – меня. А ко всем остальным – ветхозаветное: по справедливости. Любить тех, кого не знаю, не могу. С друзьями-гуманитариями о любви «к народу» не спорю, спорить с гуманитариями бесполезно по двум причинам. Во-первых, они не ищут истину, а пытаются доказать справедливость лишь своей точки зрения. Во-вторых, у них нет аксиоматики, то есть исходных для научной дискуссии положений, справедливость которых признается всеми участниками спора. Ведь термин «любовь», равно как и «доброта», однозначного толкования не имеет. В Кодексе о семье и браке не найдешь слова «любовь», зато прочитаешь про «совместное хозяйство», раздел имущества, алименты и т. п. И ни слова о сексе. Словно секс не имеет никакого отношения к любви, браку, рождению детей и семейной жизни… А он причина половины, если не более, разводов: спроси у любого юриста, сексолога… Но об этом не в кодексе писать, а даже думать неприлично… Лицемерная мораль, лицемерная психология, лицемерное законодательство… Лицемерие – национальная традиция…

Попов: Но, может, «мещанство», а не «бунт бессмысленный и беспощадный» и есть настоящая мудрость народная? Ну, вот такая у нас страна, другой нету, как нет у нашей страны денег тебе на рений, а на Олимпиаду есть. И справедливости, скорей всего, тоже нет. Во всем мире. Везде правят мерзавцы, отличающиеся друг от друга лишь процентом свершаемых ими мерзостей. Слаб, грешен человек: параноики сменяются шизофрениками, эпилептики – кататониками, и до полного исчезновения нашей цивилизации – здесь ты прав! – крохотный миг по сравнению с вечной жизнью твоих вулканов. Может, это подлые мысли, но ведь ни одна революция не сделала людей счастливыми навсегда, а эволюция сделала, что явствует даже из только что вышедшего на экраны фильма Алексея Германа «Трудно быть богом». Там Ярмольник от ужасов Средневековья себе физиономию дерьмом мажет, а сейчас, в XXI веке, все уж мажутся не дерьмом, а кремами и афтершейвами. В этом только прогресс и заключается.

Штейнберг: Цитирую Пушкина: «Мы ленивы и нелюбопытны». Что же следует из этого? Если ребенку ежедневно повторять, что он самый-самый, умнее, богаче, лучше всех, что ему все вокруг завидуют, то ни хрена хорошего из него не получится. Никогда! И нормальные родители своему ребенку такое втолковывать не станут. А вот народу (нам) каждый день телевизор, радио, газеты втолковывают, что мы великий народ, мы самые умные, талантливые, трудолюбивые и страна у нас самая богатая и потому все нам завидуют и думают только о том, как бы воспользоваться нашими богатствами… И мы с удовольствием этому верим: «ведь в сердце льстец всегда отыщет уголок» (Крылов), а проверить нам лень, мы же «ленивы и не любопытны»… Но если тридцать лет назад любопытствовать было опасно, то сегодня в интернете есть любая информация. Была бы только охота думать… Однако думать – это работать, а зачем работать, если есть телевизор. Однако же, открыв интернет, узнаем, что россияне живут меньше всех европейцев (а также японцев, канадцев, американцев) и что производительность труда у нас в четыре-семь раз ниже европейской (японской, американской).

Попов: Да ладно! Мужик сел, посидел, подумал хорошенько. После чего резюме будет такое: «Ну и хрен с ним!» А Сталин-то, оказывается, двадцать миллионов убил? Ну и хрен с ним. В Сочи половину денег стырили или… Ну и хрен с ним. Государственная дума Конституцию нарушает… Да и хрен – только на этот раз с ней. Бессмыслица и масштаб бардака поражают, однако я вовсе не желаю, чтобы вот сейчас я вышел от тебя и около твоего Курского вокзала громоздились баррикады и юнцы жгли покрышки, распевая какой-нибудь «Гимн демократической молодежи». Да, я веду себя как глупый пингвин, но ведь жить под гнетом все же лучше, чем быть мертвым и свободным? (Патетически.) Ты, который с вулканами и вечностью на «ты», ты, который во всех самых безнадежных ситуациях всегда находил выход, видишь какой-нибудь выход из несвободы? Ты, который в детстве, чтобы доказать нечто, на спор штангу поднял тысячу раз, и тебя потом водой отливали. В студенчестве, когда у тебя не было денег и ты прыгнул на спор за шестьсот рублей с Ласточкина гнезда (опять, кстати, Крым!). Молодым человеком, когда полез в кратер вулкана, но ведь вылез же из него. Когда утер нос своим осторожным американским и европейским коллегам, не рискнувшим ближе чем на шесть километров приближаться к извергавшемуся вулкану Серро-Негро (Никарагуа)? Утер тем, что в пятьдесят семь (!) лет самолично поднялся на вулкан, спустился в кратер, провел измерения и в рамках российской вулканологической помощи написал заключение для правительства этой латиноамериканской странной страны, что извержение закончилось, ЧП можно снимать, а эвакуированное население возвратить домой. Когда пятьдесят раз прыгал с парашютом, научился водить самолет и не грохнулся. Когда купил, как дурак или Дон-Кихот, ворованный бензин для испытаний не твоего, а их, государственного, советского лунохода и чуть было в благодарность от них «вышку» или от восьми до пятнадцати (УК РСФСР, статья 93-прим) не схлопотал за «хищение в особо крупных размерах». Когда добился у ментов полного оправдания, отказался от пятидесяти двух тысяч долларов, предложенных американцами вместе с рабочим местом на Гавайях, поцапался с чекистами и совершенно неожиданно выиграл, и отступила, ворча, нечистая сила… Ты, о великий Генрих Штейнберг, чье имя у всех просвещенных россиян ассоциируется с именем другого великого вулканолога, Гаруна Тазиева, даром что тот – французский татарин, а ты – русский еврей, ты, Генрих Штейнберг, хоть когда-нибудь видел хоть какой-нибудь выход из несвободы?

Штейнберг: Take it easy, Женя…

Попов: Yes, sir. Тогда по-другому ставим вопрос. Тебя в 1962-м прихлопнуло на вулкане Карымский, у тебя был совершенно смертельный диагноз – перелом всех костей в башке: затылочной, теменной, височной. Какие там еще кости есть? Ушиб мозга, внутричерепное кровоизлияние… Сутки без медпомощи, семь суток в коме. Но уже через несколько лет ты вознамерился стать космонавтом и спокойно прошел медкомиссию. Это что, торжество воли или просто чудо?

Штейнберг: Не знаю. Так совпало. Прав Пастернак: «Но пораженья от победы ты сам не должен отличать». Я считал, что, не угодив за решетку, пройдя чекистов и добившись отмены исключения из партии, я вроде как победил. А на самом деле мог бы, начисто проиграв и отбыв срок, тихо съехать через некоторое время в направлении «исторической родины», приземлившись на упомянутых тобой Гавайях. Мне многие мои друзья, стопроцентно русские ребята, говорили: «Твоя карьера, Генрих, здесь закончилась навсегда. Тебе надо отваливать: другие едут без авторитета, без связей, а ты редактор международного журнала, вице-президент международного общества, у тебя будет “зеленая улица” ».

Попов: Как тебя, кстати, в КПСС занесло?

Штейнберг: После того как прошел медицину и научную комиссию, референт по кадрам сказал: «Чтобы через год, когда приедете на годовую комиссию, все документы у вас были оформлены». Я не понял, каких документов нет. Он разъяснил: ПАРТБИЛЕТА. Посоветовался я с Андреем Битовым и с Иосифом Бродским. По сути оба ответили одинаково, но Иосиф отнесся к этому с юмором: «Эту проблему давно решил твой тезка Генрих IV, и “Если Париж стоит мессы”, то Луна и космос тоже чего-то стоят… И ты вдобавок будешь первым евреем, которого поцелует председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Подгорный».

Попов (ехидно): Чем же тогда тебе плох был социализм? Ты с кем хотел, с тем встречался. Что хотел, то и делал. Жизнь твоя была полностью насыщена. Работа – любимая. Дружил ты с лучшими людьми страны. Понятно, что никуда в Европу ездить не мог по случаю собственной секретности и лихого нрава. Но разве Париж, Лондон, Брайтон-Бич полезнее Камчатки, Курил, Сахалина? Или твое сердце жаждало перемен, как в песне другого твоего земляка, Виктора Цоя?

Штейнберг (спокойно): «Быстрые изменения в России возможны только в результате войны, экономического обвала – когда цена нефти упадет до сорока долларов за баррель – или летального исхода Вождя».

Попов (желая обогатить себя знаниями): Это чья фраза?

Штейнберг (смеется): Это моя фраза. Но вообще-то летальный исход для высших руководителей СССР обычно наступал не ранее семидесяти двух – семидесяти пяти лет. Так что если Россия – реальный правопреемник СССР, то никаких оснований для беспокойства у нас пока не должно быть. Поэтому надо учиться. Осваивать языки. Читать. Заниматься любимым делом. Жить и работать там, где оно осуществимо, это любимое дело. У нас ведь в голове полная каша из понятий «Родина», «государство», «страна», «Отчизна». «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз» – полная ерунда. Прибалтика никогда не была моей родиной, равно как и Северный Кавказ. И чтобы я пошел воевать за Дагестан, Чечню – да ни в жизнь. Никогда! И сына не пущу! Я открою тебе секрет, почему я так упорно, в течение вот уже двадцати с лишним лет все еще пытаюсь пробиться с этим месторождением рения. Да потому, что это для меня не самоцель, а реальный залог моего, лично моего светлого будущего. Ведь если проект, предположим, все-таки пойдет и я заработаю хорошие деньги, то непременно уеду отсюда в эмиграцию, из этой вашей Москвы, которую я так и не полюбил. Однако не в те страны, куда меня неоднократно звали, а на Курилы или на Камчатку. Построю там дом поближе к вулканам и проведу свою «обеспеченную старость» вдали от всего этого. Включая Кремль и Украину. Тысяча простых лет – меньше секунды в масштабах вечности, но каждая счастливая секунда жизни – больше тысячи простых лет. Ведь только на вулкане, на кратере начинаешь ощущать подлинный масштаб жизни, начинаешь понимать, что ты не иудей и не христианин, а возможно, какой-то внутренний синтоист, обожествляющий природу и полагающий, что у всех предметов и вещей есть своя духовная сущность. Что это и есть ПРАВДА. Что вулкан – не каменная гора, олицетворяющая вечность. Что вулкан – это живое существо, но не такое, как травинка, дерево, цветок, а всеобъемлющее.

Ибо для меня только там, где вулканы, – настоящая жизнь. Там открывается новое зрение, и ты отчетливо видишь, понимаешь: все, что происходит в городах, – плохая пьеса, поставленная бездарным режиссером с дилетантами-актерами, среди которых и ты сам зачем-то оказался. Вулкан – это откровение. Вулкан – это как любовь, рождение, смерть. Жаль, что Иосиф Бродский так и не добрался до моих вулканов. В его стихах, кстати, вулканическая тема звучит часто. И новый кратер, образованный на Кудрявом при извержении 1999 года, я назвал его именем.С