Динара Алиева: «На сцене я бесстрашная»
Динара, что будет в программе?
В первом отделении — мои любимые арии из опер Верди и Пуччини. Два этих композитора сопровождают меня всю творческую жизнь. Виолетту из «Травиаты» я пела сотни раз, с неё и с Мими из «Богемы» началась моя карьера. Ну а во втором отделении я хочу подарить публике новогоднее настроение и буду петь Гершвина, сарсуэлы, арии из оперетт и кинофильмов.
То есть не только опера!
Меня в юности тянуло к эстраде: был период, когда я, уже учась в Бакинской консерватории, занималась эстрадным пением. Сегодня я могу работать в разных стилях, в том числе в манере, ассоциирующейся с Анной Герман или Муслимом Магомаевым. Недавно записала несколько песен Александры Пахмутовой и Арно Бабаджаняна (их можно найти на «Яндексе») — там не слышно, что это поёт оперная певица.
Но почему тогда вы всё же выбрали оперный жанр?
Судьба! Я всячески пыталась бросить профессию, но ничего не получилось. Академическим вокалом я начала заниматься в 13 лет — меня заманили на факультатив в музыкальной школе имени Бюль-Бюля. Отношения с педагогом не складывались: она ставила мне в пример посредственностей, говорила, что у меня не тот характер, чтобы стать настоящей артисткой. Параллельно я занималась фортепиано.
Через год я сделала попытку попасть в ансамбль «Гая» — старое поколение ушло, создавался молодёжный коллектив. Я пришла на прослушивание, и Рауф Бабаев, очень известный человек в Баку, мне сказал: «У тебя такой тембр, ты будешь выделяться в ансамбле. Тебе нужно заниматься академическим вокалом».
А почему не захотели стать пианисткой?
В консерваторию я поступила на два факультета, но совмещать было физически невозможно, и я выбрала вокал. Это было правильное решение. Мне пророчили хорошее будущее как пианистке, но я не чувствовала, что я достигну высокого уровня. Мне не нравилось играть гаммы, например. А распеваться мне нравится. Я от этого не устаю.
Я очень люблю свою работу. Когда её долго нет, я скучаю по сцене. На карантине, когда у нас не было возможности петь, я нашла в интернете программу и начала записывать и выкладывать песни в соцсетях. Получалось удачно, слушателям нравилось! Я получала множество комплиментов в комментариях.
После окончания консерватории вы стали солисткой Азербайджанского театра оперы и балета. А как оказались в Москве?
В Москву я приехала в 2006 году по приглашению Дениса Мацуева. Мы познакомились в Баку, у нас был совместный концерт в Филармонии. Я к тому времени уже работала в театре. Но у меня не было педагога. А вокалисту на определённом этапе жизни обязательно нужно ухо со стороны.
Я сказала Денису: «Я хочу дальше расти, но поступать уже никуда не хочу». Он познакомил меня с Еленой Васильевной Образцовой. Мы близко дружили десять лет, я счастлива, что мне повезло общаться с личностью такого масштаба. Елена Васильевна давала профессиональные советы: как вести себя на сцене, как выбирать платья и украшения. А моим педагогом в итоге стала профессор Светлана Григорьевна Нестеренко, с которой я познакомилась, готовясь к конкурсу Галины Павловны Вишневской.
Что она вам сказала, когда послушала?
«Я хочу с вами заниматься, но вам придётся начать сначала. Вы готовы?» Я была готова, мне было 25 лет, я не понимала, что значит начать с начала. Оказывается, надо было выстраивать аппарат, менять технику, открывать дыхание. В Баку я пела природой. Спасибо моему предыдущему педагогу, который мне её не испортил. Сейчас я всем молодым певцам говорю, что главное в этом возрасте — не тронуть природу. Потому что в 20 лет невозможно почувствовать всё то, что я сейчас чувствую в своём аппарате. Это приходит с годами. Светлана Григорьевна начала развивать меня именно в этом направлении.
Как вы попали в Большой театр?
Елена Васильевна Образцова устроила мне прослушивание на роль Лиу в «Турандот». Как приглашённая солистка я дебютировала в этой партии в 2009 году. Через год меня взяли в штат, и с тех пор я солистка Большого. Уже 15 лет!
Два года назад Евгений Писарев поставил там «Адриану Лекуврер» с вами в заглавной партии. Любите эту работу?
Очень. Я прониклась Адрианой. Это роль для певиц, у которых уже есть жизненный опыт и профессиональный багаж. До неё нужно дорасти. Только если ты наполнен внутри, будет идти энергетика. А иначе зал ничего не почувствует.
Заметно было, что Евгений Писарев — драматический режиссёр?
Да. И даже не столько по разбору ролей, хотя мы посвятили этому много времени, сколько по манере игры. В опере много лет были приняты пафосные клише: певицы заламывали руки, изображали страстные поцелуи. А тут сцена, где встречаются два героя. Адриана уже отравленная, сломленная. И им надо просто друг другу посмотреть в глаза. И вот мы молча глядим друг на друга — два любящих человека. Я так вжилась в этот образ, что у меня слёзы катились из глаз. Такие моменты — живые, настоящие, естественные — в первую очередь выдают в постановке руку драматического режиссёра.
Вам когда-нибудь было страшно выходить на сцену?
По жизни я трусиха. Я боюсь летать на самолёте. Сразу начинаю паниковать, если ребёнок заболел. А на сцене я бесстрашная. Я ничего не чувствую. В «Травиате» я падаю на спину на кровать, и меня никто не страхует. В «Русалке», её поставил в Пекине аргентинский режиссёр Уго де Ана, я пела в ракушке, которая выезжала на сцену на большой высоте. Можно было, в принципе, петь сидя. А я встала, и Уго мне потом сказал: «Сумасшедшая!» Я часто слышу это от режиссёров. Ещё меня называют animal — за животную энергию, которая возникает на сцене.
Не хотите попробовать сняться в кино?
Хочу. Не знаю, смогу ли, потому что театр — это одно, а в кино, когда на тебя пристально «смотрит» камера, другая специфика. Мне интересно, буду ли я так же естественна на экране, как на сцене.
Мне и в театре нравится работать с режиссёрами, которым важно видеть в певце актёра. Я пела в «Русалке» Дворжака, которую поставил Тимофей Кулябин. Когда я вышла во втором акте в образе замухрышки, никто меня даже не узнал.
Но хочется, чтобы концепция была ясной. Вспоминается моя первая «Кармен» в Германии. Заболела певица, и меня экстренно ввели на роль Микаэлы. Я приехала сразу на спектакль. Не было никаких репетиций. Я только познакомилась с дирижёром, с Хозе и другими. Меня одели в полицейский костюм, и я вышла на сцену. И не могу понять: всю арию передо мной маячил зелёный человечек с красным носом. Потом спросила у режиссёра, кто это. Оказалось, мозг Хозе!
Какие были ощущения от работы с Робертом Уилсоном в «Мадам Баттерфляй»?
Уилсон поставил этот спектакль в 1993 году тоже в Парижской опере и потом его несколько раз возобновлял, в том числе в 2005 году в Большом театре. Мне же посчастливилось петь на премьере в Опере Бастий в 2019 году.
Весь репетиционный период с нами провела его помощница. У нас было два состава. Когда Уилсон пришёл посмотреть нашу работу, репетицию одного состава он прослушал молча, а другому начал хлопать и говорить «Браво» — там как раз была я.
У Уилсона очень узнаваемая манера: жёсткий рисунок, выверенные движения. Артист подобен кукле. А у меня болело плечо, которое я сломала, неудачно упав во время спектакля. И я с этим больным плечом, правда, без гипса, поехала в Париж. Было тяжело: рука затекала, потому что постоянно приходилось замирать в разных положениях. Я репетировала перед зеркалом целый день, чтобы всё запомнить. Но сейчас, конечно, не повторю. Ещё интересно, что «Баттерфляй» — это зашкаливающие эмоции и страсти! Это же Пуччини. А тут ты себя сдерживаешь. Но публика была в восторге.
С кем ещё из режиссёров вам понравилось работать?
В 2015 году Роландо Виллазон поставил «Ласточку» Пуччини в Немецкой опере в Берлине со мной в главной роли. Роландо, даром что выдающийся тенор, сам крайне артистичен. И он показывал нам все образы — и женские, и комедийные, и драматичные. И отметил мои артистические способности, что было приятно. Эту постановку потом компания Delos Records выпустила на DVD. А в 2017 году я привезла «Ласточку» в Россию: в концертной версии она прозвучала на моём фестивале Opera Art. Это было её первое исполнение в Москве.
А из дирижёров с кем было удобно петь?
Из европейских — с Даниэлем Ореном. Он специализируется на Верди и Пуччини. Помню, я приехала дебютировать в Салерно — петь Мими в «Богеме». Провинциальный театр, скромные декорации. Но, когда я услышала музыку из оркестровой ямы, я была потрясена: ровно так Пуччини и должен звучать. Потом мы ещё много работали с маэстро, он тоже приезжал на мой фестиваль в Москву. Он из дирижёров, которые относятся к своей профессии с фанатизмом, но никогда не мешают певцу.
С Валерием Гергиевым уже успели поработать?
Всегда хотела, и недавно мечта сбылась. Я много слышала о том, что он невероятный, но я не могла это прочувствовать, пока сама с ним не встретилась на сцене. Это была опера Чайковского «Мазепа» в постановке Евгения Писарева. Я пела партию Марии. И я почувствовала магию, которая от Гергиева исходит!
Не знаю, как это описать, но всё меняется. Оркестр звучит идеально. А однажды он подошёл ко мне после «Аиды» и сказал: сегодня с нами был настоящий Верди. Он как ребёнок радуется тому, что происходит на сцене. А теперь и на двух сценах — Большого и Мариинского. Благодаря тому, что Валерий Абисалович соединил два театра, наша жизнь стала гораздо интереснее, мы постоянно ездим друг к другу выступать, репертуар Большого расширился. Это здорово.
Какие у вас планы, помимо Большого?
Летом в Турине я буду петь «Тоску» — туда привезут спектакль, который Стефано Пода поставил в Большом театре в 2021 году. Стефано тоже большой мой друг. Это современная постановка с яркими костюмами, практически триллер. Например, Vissi d’Arte я начинаю петь, лёжа пластом на столе. В этой арии сконцентрированы все терзания Тоски, она почти кричит — а я должна ровно лечь под куполом и спеть две фразы. Полный разрыв шаблона.
Беседовала Полина Сурнина