От Рахманинова до рок-группы на ВДНХ: Артемий Артемьев о пути в музыку, учебе у Лукаса и сохранении наследия отца
Вы начали заниматься за фортепиано в 4 года и, по вашим словам, все детство провели за этюдами Черни. Как вам давалось обучение?
У меня музыкальная семья, поэтому другого пути не было. Мама была преподавательницей в училище, концертмейстером. Так что меня усадили за «черненькие и беленькие», хотя очень хотелось побольше гулять. Это была спецшкола при консерватории, занятий было минимум 4 часа в день. В субботу и воскресенье иногда по 6 часов, пока мои сверстники играли в футбол. Но я благодарен родителям, потому что в итоге выбрал эту стезю.
Почему вы не пошли в классическое исполнительство?
Изначально все к этому шло, потому что у меня растяжка руки громадная. Мне быстро начали давать Рахманинова: первый концерт, третий и так далее. Но потом я увидел Рихтера и понял: нет, я таким не стану. После семилетки я увлекся рок-музыкой, у нас была группа «Доктор», репетиционная база на ВДНХ.
Как вы оказались в этой среде после музыкалки?
Мои друзья образовали группу с ужасным названием «Люцифер», в которой я играл один день. Потом возникла группа «Доктор» — у нас было какое-то количество концертов, студийных записей. Но это был короткий период, меня быстро увлекла киномузыка, электроника.
Расскажите, пожалуйста, как проходили встречи в экспериментальной студии электронной музыки вашего отца, где собирались Шнитке, Мартынов, Губайдуллина и куда заглядывали Антониони, Коппола, Михалков, Кончаловский.
Все это было абсолютно неофициально, потому что на дворе стоял Советский Союз. Встречи представляли с собой неформальное общение с алкоголем, в этой студии был такой небольшой зальчик подвального типа, человек на 50–100, там иногда игрались концерты.
Понятно, что вам было 9–10 лет, но кто-то из великих вам запомнился? Какое впечатление произвел, например, Антониони?
Сначала он показался серьезным, замкнутым, как будто немного испуганным даже. Но после того, как ему налили рюмочку-другую по русской традиции, он раскрылся: начал общаться, шутить.
Ваша юность пришлась на 1980-е, когда появилось огромное количество синтезаторных групп: Depeche Mode, Ultravox, Human League. Вам что-то из этого нравилось?
Да, безусловно. Мне очень нравилась новая волна, еще была группа Talking Heads замечательная. Проводником в эту музыку во многом стал Брайан Ино, с которым мы познакомились в конце 1980-х, когда он работал с Петей Мамоновым (Ино выступил продюсером одноименного альбома «Звуки Му». — Прим. ред.). Электронная музыка у меня ассоциировалась с Клаусом Шульце, Роделиусом, Tangerine Dream — всех этих людей я слушал на пластинках, с кем-то потом познакомился лично.
Как Эдуард Николаевич относился к вашим первым опытам с электронной музыкой? Критиковал? Что-то советовал?
Он не мешал, не влезал в процесс. Если советовал что-то, то по-дружески: я бы сделал вот так. Но никаких оценок не давал. Иногда наши взгляды расходились, иногда нет.
Однажды вы по ошибке стерли все его звуки из синтезатора Yamaha, как он отреагировал?
Я даже не понял сперва, что натворил... Это был синтезатор DX-7, очень популярный в свое время. Папа обычно держал себя в руках, но видно было, что он очень разозлился и только чудом не надавал мне по физиономии. Он работал над каким-то очередным саундтреком, уже привык к этой «Ямахе», и тут такая подлянка… Из-за меня он выпал из творческого процесса дней на пять.
Вы испытали на себе влияние Эдуарда Николаевича как композитора?
Сложно сказать. Наверняка испытал, хотя у меня были и другие влияния: я очень много в себя впитывал, а Эдуард Николаевич последние 15 лет слушал в основном только свою музыку.
Расскажите об обучении в Лос-Анджелесе в 1989-м. Как вы там оказались?
Вообще, это была ссылка. Родители мне сказали: «Ты едешь в Америку». А я не понимал зачем. Я уже начал уверенно себя чувствовать в киномузыке, только что вышел мой саундтрек к фильму «Фанат», который был огромным хитом, готовилось продолжение. Я хотел работать в кино, понимал, что если будет пауза, вернуться в обойму кинокомпозиторов будет очень сложно. Но мне сказали: «Езжай, учись». В Штатах я встретился с отличным саксофонистом Алексеем Зубовым, у него была маленькая студия. Поступил на высшие режиссерские курсы Джорджа Лукаса. Хотя фильмы его мне не нравились. Помню, он начал знакомиться со студентами, и я ему честно об этом сказал. Он спросил: «А чего же вы тогда пришли?» Я говорю: «Мне нравится, как вы монтируете». А у него действительно очень интересный монтаж в фильмах. Тогда он говорит: «Вы — первый честный человек здесь». До меня ему все дифирамбы пели.
Какой он преподаватель?
Очень хороший, с ним было безумно интересно. Он много рассказывал об истории и развитии американского кино. Откуда оно появилось, как развивалось, к чему пришло. Европейское его мало интересовало, как мне показалось.
Чем вы еще занимались Штатах?
Работал на студии Зубова: первый американский альбом Миши Шуфутинского мы записывали с ним вдвоем. Познакомился со множеством народа, написал музыку к американскому фильму Speed Bullet («Скоростная пуля»). В общем, карьера начала складываться, я освоился. С языком проблем не было: помимо музыкальной, я еще закончил спецшколу по английскому, Институт иностранных языков. Но ностальгия по русским березкам взяла верх. Американский менталитет я не смог перенять: у них совсем другое отношение к карьере, к деньгам. Мне многие моменты там не нравились: то, как все считают до копейки. Или когда ты предлагаешь за всех в ресторане тебя заплатить, а на тебя смотрят как на идиота. Но эта поездка помогла мне наладить новые связи, развиться в профессиональном отношении. Во многом благодаря режиссерским курсам я начал заниматься видео-артом: в нулевых мы делали такие One Night Show в галерее «Триумф» — видео-арт и выставка «Золото болот» Анатолия Белкина с жабами, золотом, паровыми вышками, которые стояли прямо в центре Москвы.
В концерте в ММДМ примет участие ваша дочь Екатерина. Она тоже провела детство «за черненькими и беленькими»?
Да, конечно. У меня 6 детей, и все обучались музыке на каком-то этапе. Второй по старшинству сын Артемий сейчас работает продюсером на «Мосфильме», но интерес к музыке у него не погас. Другой сын, Даниил, закончил школу в 8 лет, сейчас занимается другими вещами, но к музыке, я думаю, вернется. И так далее.
Почему Екатерина решила стать именно певицей?
Катя любила петь всегда, с детства. Поэтому это далось ей легко. У нее очень интересный голос, она может петь в двух диапазонах: и как сопрано, и как колоратурное сопрано. Она задействована во всех наших концертах сейчас, на постоянной основе.
А если у кого-то из детей совсем сердце к музыке не лежит?
Это их выбор. Я ни в коем случае не хочу давить кованым сапогом на горло и заставлять быть музыкантом. Если не хотят, пожалуйста. Есть масса других специальностей, которые так же хороши, как и музыка.
С каких трех саундтреков Эдуарда Николаевича стоило бы начать знакомство с его музыкой?
Сложно сказать, они очень разные. Музыка к фильмам Тарковского — это одно, к картинам Михалкова и Кончаловского — совсем другое. Его поздние вещи — это отдельная совершенно история. Например, «Реквием» — совершенно фантастическое произведение. Там и большой состав симфонического оркестра, и сводный хор, и рок-группа, и солисты, и электроника. Или «Преступление и наказание», где и фолк, и кантри, и рок, и классика, да еще и народные инструменты. У него был огромный багаж и опыт: он прекрасно знал музыку и занимался оркестровкой и аранжировкой исключительно сам, от и до.
К какой его музыке вы сами чаще всего обращаетесь?
Сейчас я погружен в его музыку чуть ли не 24 часа в сутки: занимаюсь его наследием, работаю с партитурами. Например, для балета Сергея Полунина «Мастер и Маргарита» пришлось адаптировать и дописывать много музыки Эдуарда Николаевича — это же 4-часовое шоу, и 90% музыки там — это Артемьев. На концерте в ММДМ будут исполняться некоторые произведения, которые до этого не издавались. Например, музыка из кинокартины «Жалоба», там есть тема «Дружба и тень», которую мы готовим специально для концерта. В общем, несмотря на то что очень многие произведения Эдуарда Николаевича широко известны, в его наследии еще много чего можно для себя открыть.
Беседовал Егор Антощенко