Когда в октябре 1988 года первый секретарь московского горкома партии Борис Ельцин открыто выступил против всесильного (казалось) генсека Михаила Горбачева, многим, не исключая автора этих строк, представлялось, что бунтаря ожидает традиционная для Советского Союза судьба. В лучшем случае — передислокация на «малую родину» в Свердловск (Екатеринбург) директором какого-нибудь завода. В худшем — досрочная пенсия и «дожитие» на дачном огороде (не сталинские же времена). Но на третьем году перестройки, видимо, что-то надломилось в отлаженном десятилетиями кадровом механизме страны. Ельцина не исключили из партии, оставили членом ЦК и дали министерскую должность в правительстве, которая послужила прекрасным трамплином для его последующего взлета. 

Популярность же политика в народе била рекорд за рекордом: спустя полтора года на первых в советской истории альтернативных выборах в Верховный совет (тогдашний аналог парламента) он получил свыше 90% голосов. Имидж бескомпромиссного борца с засильем партократии и ее спецпайками в закрытых распределителях (какими же мы были тогда наивными!), защитника интересов России в Союзе, настоящего демократа не могли поколебать появлявшиеся время от времени в СМИ статьи и телесюжеты: то о появлении в нетрезвом виде на итальянском телевидении, то о загадочном падении с моста в Подмосковье, то о каких-то авариях. Народ не воспринимал все это всерьез, считая происками недоброжелателей и завистников из КПСС. А уж после победы над ГКЧП в 91-м забыли и об этом: по сути, Ельцину был выдан карт-бланш на любые перемены в стране. Чем он и воспользовался, сначала похоронив СССР, а вскоре проведя «либерализацию цен» руками младореформаторов во главе с Егором Гайдаром.

Почему-то мне кажется, что именно с этого момента и началось падение Ельцина с сияющих вершин власти. Нет, формально все выглядело прекрасно: президентом страны он оставался еще восемь долгих лет. Но все эти годы день за днем от него как будто отлетала по частичке та самая любовь, которой так щедро наделил народ своего кумира. Романтика революции сменилась не просто серыми, но, как оказалось, очень тяжелыми, а подчас и трагическими буднями. А как известно, далеко не всегда бунтари и революционеры готовы годами тянуть лямку повседневных тягот. Звезда Ельцина-революционера вспыхнула еще раз: в противостоянии с Верховным советом в 1993-м. Дальше требовалось созидать, к чему, как выяснилось, он не вполне оказался готов. Вдруг как-то сразу вылезли наружу недостатки и пороки, о которых предупреждали друзья и враги еще в конце 80-х. Помню, как меня неприятно кольнуло, когда Ельцин, не скрывая чувства самодовольного превосходства, по-хамски обошелся с Горбачевым сразу же после возвращения того из Фороса, подписывая указ о приостановлении деятельности компартии. А неравнодушие первого президента России к некоторым напиткам мне довелось наблюдать лично. Во время визита в Японию, сразу же после расстрела танками Белого дома, Ельцин устроил обед с деловыми кругами. Прессу допустили в начале мероприятия и после него. Ельцин выступил с двумя речами: перед обедом и по его окончании. Разница была колоссальной. Слегка заплетающимся языком, путая имена и фамилии членов собственного же правительства, президент менторским тоном поучал убеленных сединами глав глобальных корпораций, как нужно делать бизнес. А чтобы те не забыли, порекомендовал им все тут же записать — возраст все же, лучше законспектировать. Впрочем, у своих подчиненных президент эту пагубную тягу к алкоголю отнюдь не поощрял. Летом 1994-го один мой приятель, работавший в аппарате президента, под строжайшим секретом рассказал мне историю о том, как Ельцин во время прогулки на корабле под Красноярском приказал выбросить за борт своего пресс-секретаря Вячеслава Костикова: мол, тот слишком напился и докучал «царю» дурацкими шутками. Этот случай — еще одна деталь ельцинского характера, которую вряд ли стоит отнести к его достоинствам.

Борис Ельцин и  Михаил Горбачев на Съезде народных депутатов России в Белом доме в Москве
Фото: Georges DeKeerle / Sygma via Getty Images
Борис Ельцин и Михаил Горбачев на Съезде народных депутатов России в Белом доме в Москве

Все бы ничего, но постепенно особенности характера начали сказываться на управлении государством. Вообразив себя непогрешимым властителем одной седьмой части суши, президент все чаще отдавал дела на откуп чиновникам и «ближнему кругу», зачастую действовавшим в интересах собственных и своего окружения, но не государства. Отсюда — приватизация и «залоговые аукционы», которые привели к чудовищному имущественному расслоению в России. Отсюда — позорная первая чеченская кампания. Отсюда — сомнительная победа на выборах 1996 года, к которым президент подошел с минимальной поддержкой электората и которые стали полигоном для отработки фальсификаций для всех последующих голосований в стране. Отсюда — дефолт 1998-го, последующее фактическое самоустранение из политической жизни (глава АП Валентин Юмашев осенью 1998-го объявил об «особом порядке работы» президента), чехарда премьеров и вторая чеченская. Отсюда, кстати, и «Операция “Преемник”», на которой настояло ближайшее окружение Ельцина, всерьез опасавшееся потери всего и вся после его ухода.

Сегодня модно гадать о том, как сложилась бы судьба нашей страны, если бы Ельцин не стал назначать Путина и.о. президента 31 декабря 1999-го, а дотянул бы до выборов, которые должны были состояться всего полгода спустя. Или сделал бы другой выбор — ведь в качестве преемников в разное время назывались многие, от Бориса Немцова до забытого сегодня министра путей сообщения Николая Аксененко. История не знает сослагательного наклонения: случилось то, что случилось. Важно, пожалуй, здесь только одно: добровольно уйдя в отставку, Ельцин создал важный прецедент для российской власти. Причем сделал это лидер, для которого власть была смыслом всей его жизни. И еще. Помните, как, покидая Кремль, Ельцин напутствовал Путина словами «берегите Россию»? Тогда они казались банальной фигурой речи. Сегодня так почему-то уже не кажется.