Говорят, перед самой смертью Чехов попросил (или, по другой версии, доктор предложил) – бокал шампанского. Выпил и помер. Если к моему часу проститься с этим миром дойдёт дело до моего выбора – попрошу открыть титул нашего «Сноба» :). Потому что участие в этом клубе считаю едва ли не самой большой удачей в моей жизни сочинителя. Да, прежде я десять лет был внештатник ( freelance) на «Русской службе» Би-би-си; ещё десять лет – специальным лондонским корреспондентом «Панорамы», еженедельного русскоязычного альманаха в Лос-Анджелесе; публиковался в зарубежных журналах… Но последнее десятилетие, проведённое на интернетной площадке «Сноб», не сравню ни с чем. Счастливейшая пора свободного журнализма в моей 30-летней эмиграции. Без всякого намёка на цензуру.
В новой книге «Драма моего снобизма» речь, главным образом, обо мне. О том, как я, благодаря «Снобу», управился со своим снобизмом, осознал его и стал писать по-другому. Скажу больше, не было бы «Сноба», я бы не написал «Роман Графомана», главную мою книгу. Кстати, совсем не автобиографичную, в том смысле, в каком автобиографичен, скажем, роман Лимонова «Это я, Эдичка» … Но не было бы «Сноба», мне бы в голову не пришло прятать имена моих недоброжелателей в новом сочинении, пытаясь понять их. Понять и простить всех. За редким исключением. Публика, конечно, узнает себя в безымянных репликах - комментариях. И не поверит мне, что всех простил. И правильно сделает. Ну, а если кто-то отважится, читая «Драму моего снобизма, заглянуть в «эти редкие исключения», то обнаружит – его там нет. Именно потому, что захотел заглянуть - проверить…
Теперь немного о сущем (тьфу на меня за банальное). Когда я отправил издателю рукопись «Драмы…», подписал вёрстку и узнал, что она уже в типографии, у меня оставался месяц ожиданий. Надо было чем-то скрасить его. Ну, и ночами, когда не спится, я стал приглядываться к моим современникам - снобам. Интернет давал возможность наблюдать, как Александр Невзоров в своих «Средах» измывается над «картофельным королём», над участниками мирных протестов, в урочный час расходящимися после митингов, потому что больше любят драники, чем свободу. Невзоров сетовал, что в Минске упускают исторический шанс. Чисто великодержавный снобизм.
Ещё я поглядел два новых документальных фильма Никиты Михалкова с трогательными названиями "Отец» и «Мама». Ими он отмечал своё 75-летие. Забавное представление о себе, о стране! Кажется, ни ему, ни его папе-маме, ни именитым дедам Советы совсем не мешали служить-любить Родину. Судя по этим фильмам, трагические события 20-х – 30-х годов прошлого столетия в Советском Союзе их не коснулись. Любили Пушкина, живопись, искусство, поэзию, общественную работу… В фильмах Михалкова про папу-маму к снобизму примешивалось чванство усадьбами, родовитостью. Без всякого сочувствия понимаю этот великодержавный и чванливый снобизм в строе мыслей этих урождённых русскими, кстати, на дух не переносящих друг друга.
Но вот родившиеся в России евреями, с их специфическим снобизмом, ввели меня в шок: я о междусобойчике, который устроил Дмитрий Быков, пригласив к себе на ЖЗЛ Виктора Шендеровича в конце октября. Нет, это была не ЖЗЛ, хорошо известная аббревиатура, как знак качества, а именно Жалкая Замена Литературы. С весёлым скоморошеством двое евреев, благодаря языку ощущавших себя русскими, рассуждали о советском репертуарном театре, подменявшим общественную жизнь, о русском театре, обречённом на гибель, распадавшимся на Студии. О том, что русский народ так и не оформился в нацию: мол, Польшу скрепила религия, Америку – идея свобода и демократии, добавлю от себя, Израиль – идея возврата на Землю обетованную. А вот у русских всего этого нет…
Всё так. Но в правильных рассуждениях фигурантов всё-таки сквозит циничный снобизм. Они имеют паспорта, наезжают в Израиль, но упорно возвращаются в страну, где репрессировали родных (деды сидели при царе, потом при Сталине, при звуках Интернационала, по их детским воспоминаниям, вставали). Возвращаются в страну, где они сами проходили срочную службу в советской армии, где их называли ублюдками, потому что товарищи по оружию не понимали их языка, не то, что образа мыслей. Возвращаются в страну едва ли не мазохистами, где чувствуют себя точно также, как их родственники, которых мало чему научили сталинские лагеря. Драма! И тут я впервые поймал себя на мысли – а мне Шендеровича с Быковым совсем не жалко. Их гонят с ТВ каналов, травят, угрожают, а они не эмигрируют. Невзорова-Михалкова понять можно. А эти что? Судят-рядят о России: мол, даже белорусы стали народом, а у нас московские митинги на Болотной, на Сахарном проспекте, теперь в Хабаровском крае… не беспокоят провинцию. Молчит население огромной страны.
Шендерович с Быковым во многом правы. Чем глубже опьянение, тем тяжелее похмелье — я о советском народе. В конце концов, есть опыт Запада с его эволюцией, Ливии – с её революцией. Наконец, есть опыт России, скатывающейся к деградации. Но вы сами, Витя и Митя, с вашим глубокомыслием и остроумием, вы сами, отказываясь от эмиграции, не торгуете ли вы своим изгойством в России? Нет? О чём думаете, на что жизнь кладёте, чему детей учите, к чему готовите своим примером, своей судьбой? Ваш российский снобизм, с которым вы сокрушаетесь, что русские не становятся нацией, может вызвать не сочувствие, а антисемитизм. Вот в чём дело. В этом контексте мне понятнее безмозглый патриотизм моего приятеля-еврея, остающегося в России. Да, народ не становится в России нацией, потому что язык у русских разный, религия их не проняла, свобода им не нужна. Да, есть на земле такой народ. Такова Россия! Да, для непредвзятого взгляда очевидна ограниченность публичных фигур, подобных и равных Невзорову, Михалкову, тому же Навальному… Только, опять же, что вы со своим странным снобизмом делаете в этой стране, Витя и Митя, что держит вас в сегодняшней России?
Впрочем, довольно о сущем. Вернусь к «Драме моего снобизма». Прежде всего, советую прочитать введение, предисловия к трём разделам, и, непременно, эпилог. Эссе и комментарии – для настырного читателя. Таких, думаю, будет не так уж много. Потому тираж ограничен. Замечу, в комментариях я многого не договаривал. Например, про снобизм Бродского я мог бы написать ещё целый раздел. Имя Бродского вылезло уже в вёрстке. Издатель уличил меня в ошибках, которые он отметил в комментарии, где я поместил список рекомендуемой поэтом литературы для чтения. Я разъяснил ему, что всё внимание сосредоточил на текстах введения, эпилога, предисловий и самих эссе. Комментарии же безымянные, и в них я вглядывался уже из последних сил. Очень благодарен, что заметили неточности в списке Бродского. Но подозреваю, Поэт сам накуролесил (у него и английский был так себе, хотя на потеху английскому салону он писал именно на английском). Но мы, возможно, точнее автора этого списка, что здорово... Впрочем, с Хлебниковым прав, увы, Бродский (если это он): Хлебников при рождении был Виктор. Велемир, а теперь чаще Велимир — это псевдоним. Ну, такой род снобизма. Я к тому, что это не ошибка. Хотя, если поправил уважаемый редактор-корректор – и хорошо. Всё-таки мы все знаем Велимира.
«Драма моего снобизма», конечно, может вызвать и озлобление, и недоумение, и негодование, и тихое неудовольствие. Такого я жду не только со стороны публики, но и со стороны Дорогой Редакции. Но отделаюсь общим замечанием: Гоголя на всех нас нет, включая критиков. Чем обрушиваться на автора «Драмы…», прежде поглядите, как отбивался классик, опубликовав «Мёртвые души»: «В самом деле, если бы я не торопился печатаньем рукописей и подержал её у себя с год, я бы увидел потом и сам, что в таком неопрятном виде ей никак нельзя было являться на свет. Самые… насмешки надо мной были мне нужны несмотря на то, что с первого разу пришлись очень не по сердцу. О, как нам нужны беспрестанные щелчки, и этот оскорбительный тон, и эти едкие, пронимающие насквозь насмешки! На дне души нашей столько таится всякого мелкого, ничтожного самолюбия, щекотливого, скверного честолюбия, что нас ежеминутно следует колоть, поражать, бить всеми возможными орудиями, и мы должны благодарить ежеминутно нас поражающую руку.»