Татьяна Щербина
Я ехала в Белгород через Тулу (Лев Толстой, Ясная Поляна), Орел (Николай Лесков, генерал Ермолов и Спасское-Лутовиново — Иван Тургенев), Курск (Курская битва, решившая исход Второй Мировой войны), а что Белгород! — хвостик России, за которым украинская граница, Харьков. Курск и Орел, где я останавливалась на день — никогда не была — явили ожиданную картину российской провинции, а Белгород оказался сюрпризом.
В Москве трудно подступиться к Зевсу с просьбами — далеко. Но я вспомнила, как мы встречались на Крите в его пещере, где он принимал облик сталактитов и сталагмитов, на Олимпе, где он орудовал, как столовыми приборами, своими молниями в маленьком облачке, посреди повсеместной синевы, и как я уже несколько раз просила и получала. Прошу у него, разумеется, только греческих даров, сейчас стала просить одолжить мне на время Платона.
За воротами губ — частокол. С механизмом, перемалывающим что-то небольшое и не очень твердое. А на вид — оборка скелета, который только одним этим украшением себя и показывает, выглядывает наружу, зубцами-бойницами крепостной стены, ожерельем из костяного фарфора. 32 зуба. Самая уязвимая часть конструкции, постепенно их становится все меньше, они болят, сводят с ума, их вырывают, заменяют декорацией.
Из своего окна, а тем более с обзорной площадки балкона я вижу всё, то есть Москву в бесконечной смене ее декораций, от церкви, где венчался Пушкин и у которой недавно выросла колокольня, до «книжек» Нового Арбата, проложенного в моем раннем детстве. Москва ведь — это театр архитектуры, где каждый год старые декорации убираются, новые ставятся.
Холодными зимами дуло из окон и балконных дверей. Я сидела за письменным столом в шубе, меховых тапках, под тепловентилятором, а спать ложилась в шерстяной шапке. Вызывала столяра — чинить бесполезно, советские деревянные рамы изогнулись, и их не выпрямить. Чего проще — поставить новые, и уже появились стеклопакеты, но нет — терплю, приспосабливаюсь, потому что это же целая революция: чтоб выкорчевать старые, надо куда-то отодвинуть мебель, заклеить скотчем шкафы, иначе цементная пыль навсегда въестся в одежду и книги. Сидеть с этим всем заклеенным и сдвинутым как в мебельном магазине и ждать мастеров. Ждать их, по рассказам, приходится не один день, еще и, опять же по рассказам, бывает, что «костюмчик не сидит», и надо все переделывать. Плюс ко всему — дорого. Не дороже здоровья, приходящего в негодность на все время стужи, и счетов за электричество, но не всегда же зима, в общем — не сегодня, потом.
Как прочертить границу между двумя морями? Поставить между ними остров. Так и возник Родос, похожий на рыбу с двумя плавниками, в «голове» - город Родос, в «хвосте» - Прассониси. В этих точках и сходятся два соперника, Эгейское море – домашнее, греческое, Средиземное – общеевропейское. Прассониси – место вообще всемирное, туда съезжаются любители кайтинга и виндсерфинга, поскольку ветер, разгоняющий соперников в разные стороны, чтоб не смешивались, работает круглосуточно и круглогодично.
пишут, что вышла моя книга (стихи, типа "избранное", с 1979 по 2016 гг.) "Хроники". По ссылке (литературный журнал "Этажи") - стихи из книги и сообщение о том, что она уже есть у распространителя, "Лабиринт", и в течение трех часов ее можно купить на сайте с 30%-й скидкой. В руках ее еще никто не держал, включая меня. Обещают, что будет на ярмарке нон-фикшн в ЦДХ, на стенде издательства "Время".
Приезжаю в Париж, первый визит – к Оскару Рабину, чья мастерская прямо рядом с Центром Помпиду, куда съехался русский художественный мир со всего света – на вернисаж выставки «Коллекция!». Вернисаж – завтра, а организаторы проекта (дар двухсот пятидесяти работ шестидесяти пяти наших художников Франции, главный даритель и организатор – Благотворительный фонд Потанина) мечутся по отелю, не зная, как быть: хотели, чтобы от имени художников выступил Рабин, а он отказывается.
Татьяна Щербина ― известный поэт. Пишет по-русски и по-французски. Окончила французскую спецшколу в Москве и филфак МГУ. Лауреат разных литературных премий. Переведена на 12 языков. Публиковалась в самиздате. Работала со СМИ: радио «Свобода», «Московские новости», Suddeutsche Zeitung, Le Figaro, «Коммерсантъ» и др. У нее 20 книг, сын-раввин, 11 внуков (в Израиле). В 90-е жила в Мюнхене и Париже. Вернулась в Москву. Муж ― фотограф Александр Тягны-Рядно.
Кто в Лондоне, приходите на открытие фотовыставки Александра Тягны-Рядно "Колорофория" 17 июня, с 18.30 до 20.30! Это в самом центре, у Трафальгарской площади, очень красивое место. Там же будет его трехтомный альбом, который можно будет приобрести с автографом автора. Мы с Александром приедем в Лондон на несколько дней. Сама выставка будет висеть с 13 июня по 13 июля, там будут представлены работы последних семи лет, сюжет которых - цвет (ниже - несколько фотографий).
Лаго Маджоре. Церковь Мадонны дель Сассо.
Вы видели здесь много фотографий Александра Тягны-Рядно. Поэтому спешу сообщить, что в феврале выходит его трехтомная монография. Помимо фотографий Александра, в ней много текстов о них, один из них, который написал Сергей Николаевич, главный редактор "Сноба", ставлю здесь. Книгу можно заказать уже сейчас.
Жил-был хан, и у него был гарем. В жены он брал кого силой, кого посулами, у каждой из них было свое имение, так что ханство расширялось, достигнув необозримых размеров. Хан остановился на пятнадцати женах и стал брать наложниц. Их владения хоть и не удавалось получить в собственность, но они пошли в подчинение к хану, поскольку у него была многочисленная стража и орудия пыток, которые на всех наводили страх.
Посмотрела последнюю часть «Сверлийцев» (шесть опер в пяти представлениях). Как назвать это? Драматический театр, оперный, поэтический, музыкальный – не то. Повествования – героев, событий, течения времени – нет. Спектакль - воплощение сна, который невозможно пересказать, поскольку его реальность располагается при выключенном навигаторе бодрствования. Слова и фразы, появляющиеся на мониторах - в контексте музыки инструментальной и голосовой, видеоряда на заднике и постепенно спускающихся сверху фонарей, похожих на светящиеся воздушные шары – звучат как поэтическое высказывание. Хотя собственно высказывания нет, но слова, вроде «святофор» зажигаются как те самые фонари. Возвратные глаголы написаны правильно: делаеца, обращаеца, поскольку видеть бесконечные –ться вместо –тся и наоборот стало совершенно невыносимо.
Чтения под игристое вино и тапас прошли в ресторане Юлии Высоцкой Food Embassy, который расположился по соседству с Аптекарским огородом, но прежде гости отправились на прогулку в глубину знаменитого ботанического сада, где увидели лиственницу, которую сажал еще Петр I и которая выжила после удара молнии, рассмотрели невероятные сорта ирисов, погладили кору бархата амурского и услышали пару дюжин поговорок про каждую лекарственную травку.
"Старый пруд" в Аптекарском огороде
На ежегодном Московском международном фестивале садов и цветов профессиональные архитекторы, ландшафтные дизайнеры и флористы из России и Европы соревнуются в искусстве создания самых красивых садов. В этом году участники фестиваля вдохновляются двумя темами. «Во-первых, это специальные сады для детей с особенностями развития, созданные и существующие при поддержке благотворительных фондов, — рассказала Карина Лазарева, организатор Moscow Flower Show. — Они обладают поразительным психотерапевтическим эффектом, способствуя развитию детей и обретению ими необходимых навыков». Например, англичанин Каспиан Робертсон представит на фестивале сад для детей с аутизмом «Секретный сад. Удивительный разум».
Я, как и человечество, возникла в райском саду. Только, в отличие от Евы, у меня была мама, а ее вроде бы вырастили из стволовых клеток ребра Адама. Но не исключено, что Адам и Ева – два румяных биоробота, которых удалось-таки сконструировать по образу и подобию. Теперь мы и сами умеем в этом роде, хотя остаемся созданиями с той же программой, что была написана в Эдеме. В детстве я ощущала себя по другую сторону творения: всё и все принадлежали мне, были моим производным. Мама была потому, что была я. И бабушка, и дед, благодаря которым и возник сад.
Посмотрела новый спектакль Дмитрия Крымова «О-й Поздняя любовь», что читается и как «ой», и как «Островский» – поскольку это и есть пьеса А.Н.Островского. А «ой» - зачин причитаний и плачей. У драматурга Островского, как мы знаем – сплошное «темное царство», с «лучом света» или без, дикие и злые люди, мошенники, и если есть какой выход, то только свести счеты с жизнью.