Отдельные русские художники были знакомы с импрессионизмом с самого начала его появления во Франции. На состоявшейся в 1874 году первой выставке импрессионистов побывал Илья Репин, находившийся в то время в Париже. Он был впечатлён, но его восторженное отношение к новой живописи не переросло в подражание. Подобно французским импрессионистам русские передвижники, к числу которых относился Репин, примерно в то же время, во второй половине XIX века, взбунтовались против мешавших проявлению творческих замыслов академических правил живописи.
В 1863 году, отстаивая право на свободу выбора сюжета, техники и способа выражения чувств, четырнадцать художников Санкт-Петербурга покинули Академию и создали независимую «Артель петербургских художников». В том же 1863 году в Париже на первом Салоне «Отверженных» Эдуард Мане показал картину «Завтрак на траве», с которой обнаженная женщина вызывающе смотрела в возмущенную толпу.
Однако французские импрессионисты и русские передвижники ставили перед собой разные цели и задачи. Русские передвижники изображали тяжелую повседневную жизнь народа, акцентируя внимание на социальной несправедливости.
Французские же импрессионисты стремились уловить и запечатлеть светлые, спокойные мгновения быстро меняющейся природы и настроения. Предпочитая позитив, они не задавались трудноразрешимыми вопросами жизни и бытия.
До того, как картины импрессионистов появились в России, о новом художественном течении Франции русское общество узнавало из прессы. В 1876 году Эмиль Золя напечатал большой обзор второй выставки импрессионистов в журнале «Вестник Европы». В нём писал о Ренуаре, Моне и других художниках, но иллюстраций картин, конечно, не было. В 1890-х годах ситуация с культурным обменом стран изменилась. Во многих столицах Европы стали проходить художественные выставки, представлявшие ту или иную национальную школу.
Впервые москвичи смогли увидеть картины импрессионистов в 1891 году. В результате сближения России и Франции на политическом уровне, в Москве состоялась французско-художественная промышленная выставка, которую посетило огромное количество народа, в том числе император Николай II.
В опубликованной по поводу этой выставки статье Владимир Грингмут - один из лидеров монархистов, - назвал импрессионизм «грозой, надвигающейся на русское искусство», а успех этой школы объяснял лёгкой манерой письма, доступной бездарным художникам.
Эта статья, которую всерьёз мало кто принял, показала, что в действительности в то время значило понятие импрессионизм для русского человека. Для тех, кто еще толком не видел картины импрессионистов, это слово уже означало некую свободу, противостоящую устаревшим традициям, за которые держались люди, подобные Грингмуту.
Спустя пять лет, в 1896 году, в Москве и Петербурге снова прошла французская художественная выставка, на которой среди нескольких сотен картин русские зрители впервые могли увидеть полотна Моне и Ренуара. И вновь реакция была неоднозначная. Больше всего русские художники и общественность озадачились холстом Клода Моне «Стог сена».
Василий Кандинский, будучи тогда совсем молодым человеком, в своих воспоминаниях растерянно писал, что без каталога трудно догадаться, что это стог сена, но картина его взволновала и запомнилась. Александр Бенуа, подолгу живший в Париже и знакомый с творчеством импрессионистов, тоже оказался в недоумении, сомневаясь, что в этой картине кто-то может увидеть свет, солнце и жизнь.
Выставка французских художников 1896 года разочаровала и любимого всеми художника Илью Репина, заявившего, что картин хороших мало и художника Михаила Нестерова, считавшего, что не стоит даже говорить об этой выставке.
Отрицательное восприятие русской публикой признанных в мире полотен мэтров импрессионизма К. Моне, О. Ренуара, Э. Дега также свидетельствовало о том, что явление импрессионизма в России пока еще чуждое. Обозреватели периодических изданий называли импрессионизм «болезнью века». Князь Мещерский В.П. в газете «Гражданин» сравнил стог сена Клода Моне с омлетом, а « Розовых танцовщиц» Эдгара Дега назвал последним пределом падения художника. Произведения импрессионистов в России чаще всего объясняли сумасшествием их создателей.
Потребовалось немало времени, чтобы русский художественный мир признал, что импрессионизм - необходимый этап, основа для появления новых видов живописи. Наши соотечественники обратились к импрессионизму как необходимому условию модернизации русской живописи, когда это течение клонилось уже к закату.