Два дня из пропитанного цветущей липой июня я провела в Цюрихе – городе банкиров, где когда-то Ленин изучал Гегеля, любил Инессу Арманд, пил пиво и готовился перевернуть с ног на голову Россию, да и весь мир тоже.
Отправляясь в Цюрих, я знала, что это нашпигованный банками и биржами международный финансовый центр, за «пульсом» которого следит весь мир. Его репутация финансового «кошелька» берёт начало с момента основания города римлянами две тысячи лет назад. На берегу Цюрихского озера они создали таможенный пункт Туриком для сбора налогов. Позднее завоёванный немцами город был переименован в Цюрих. Созданию же знаменитой банковской системы Цюриха способствовал в XIV веке Папа Римский. Он запретил христианам заниматься денежным ремеслом, вынудив взять на себя эту «грязную» работу евреев, с чем они, как видим, успешно справились.
Со сложившимся образом Цюриха, как города озабоченных тайной, упакованных в деловые костюмы и элегантно закутанных в шарфы «Burberry» банкиров, я выехала рано утром из Женевы. Проснувшееся солнце робко выглядывало из-за вершин ленивых гор, а по обе стороны дороги сказочная картина швейцарских лугов обогащалась красками зеленой акварели со светлыми пятнами умытых коров и причёсанных овечек.
Бросив вещи в уютном номере отеля на узкой улочке старого Цюриха, с рыжим котом, лениво развалившимся в окне напротив, я вышла на набережную реки Лиммат, разрезавшей, словно праздничный пирог, город Цюрих пополам. И сразу слепившиеся боками дома с нависающими над мостовыми увитыми цветами балкончиками, шпили протестантских церквей и отражённые в реке старинные здания беспощадно опрокинули ошибочно сложившийся в моей голове образ города.
Все банки разместились лишь на одной, самой красивой, улице Банхофштрассе, в богатых историей зданиях, вперемежку с дорогими бутиками известных всему миру кутюрье. Здесь в тени старых лип в движении между активами и пассивами, обрастая процентами и выпадая в дивиденды, в своём постоянном стремлении обеспечить ликвидность, размеренно «дышит» банковская система Цюриха и всего мира.
Но стоит свернуть в переулок и вот он - Старый город со старинными домами одиннадцатого века, до сих пор живущими радостями и печалями сегодняшних, совсем не похожих на прежних Фридрихов и Гюнтеров, жильцов. Рядом расположился самый старый собор Цюриха – собор Святого Петра, прозванный «Толстый Петр», который циферблатом самых больших часов в мире со спокойным равнодушием взирает на суету Банхофштрассе.
Здесь же находится основанная более тысячи лет назад протестантская церковь Фраумюнстер, а в ней преломляются сквозь витражи Марка Шагала солнечные лучи. Мастер трудился над ними уже на склоне лет и делал не только эскизы, но и сам обрабатывал стекло.
Подарив удовольствие блуждать по старым улицам, вымощенным стертым от времени булыжником, Цюрих завлёк, заманил и заинтриговал. Он завёл меня в антикварную лавку и заставил потеряться во времени среди пузатых комодов и изящного фарфора. В каком-то дворике за чашкой горячего шоколада и сложнейшего куска яблочного пирога он удивил уличным театральным представлением на круглой сцене. И в завершении город показал мне незаметные для туристов скрытые под стеклом остатки римских бань, в которых мылись римляне после долгого перехода через Альпы.
Обретённое лёгкое, почти неуловимое, спокойное влияние древности города сохранилось до следующего утра, пока мой сон не прервал богатейший перезвон колоколов Цюриха. Протяжные звуки непрерывно падали в густую тишину, гасли и вновь взлетали настойчиво пробираясь сквозь прикрытые ставни окон, призывая начать новый день. Новый день не в месте проживания банкиров и респектабельных миллионеров, а в старинном древнем городе, где улицы и стены домов до сих пор помнят воинственность римлян, похождения Казановы и вдохновение Моцарта и Гёте.