[poem] Вставайте, граф, рассвет уже полощется,////Из-за озёрной выглянув воды,////И, кстати, та, вчерашняя молочница,////Уже поднялась, полная беды//// (Ю. Визбор)[/poem]

Да, за пару десятков лет Киев изменился, но в этом дворе время будто застыло: дворник так же подметает опавший цвет и трава сквозь трещины в асфальте пробивается. Разве что дом покрасили — раньше серый был, а теперь кремовый какой-то, но на ее балконе все так же цветет герань.

Телефонные гудки. Строгий голос:

— Рита? На работе. Вернется как обычно, в шесть утра — у нее ночная смена. Когда можно позвонить? Ближе к вечеру, ей же выспаться нужно.

Много лет назад я ждал ее в этом самом дворе. Цвели каштаны, трава пробивалась сквозь трещины в асфальте, на окне первого этажа сидела кошка. Здравствуй, старый приятель каштан, а ты возмужал. Помнишь ли, как тем весенним утром я прислонился к твоему стволу и тихо скулил, глядя на ее балкон?

Вечером накануне, я ждал ее дома, разложив на столе цветы — чертову дюжину роз, коробку конфет и бутылку шампанского. И еще — пакет с деньгами. Все, как и обещал.

Нас было четверо друзей: Димка, Толик, Серега и я. Мы выросли в одном дворе, ходили в одну школу и были неразлучны. С Димкой-скрипачом она встречалась в десятом классе, и была, как он говорил, его главной музой. Когда он уехал учиться в Москву, в консерваторию, Рита официально стала девушкой Сергея — спортсмена и красавца.

Но я случайно узнал, что она тайно встречается с Димкой, когда тот приезжает домой на каникулы. Да еще, время от времени, спит с Толиком — самым низкорослым и некрасивым из всех, но зато владельцем собственного бизнеса — он дарил ей подарки, которые никто из нас не мог позволить.

Получается, из нас четверых один я с нею не был.

— Прости, но ты мне не нравишься, — сказала Рита в ответ на мои намеки, и равнодушно отвернулась.

Рита работала на молокозаводе — разливала сметану по бидонам, что ли. Она была необычайно хороша: точеная фигурка, нежный голос, трогательные золотисто-русые завитки на затылке, плавные кошачьи движения — эх! Один взмах длинных ресниц — и сердце мое падало в бездонный колодец желания. Я осознавал, что она слишком красива для меня, но мечтал быть с ней хоть разочек, а там будет видно.

Мама сказала:

— Не пара она тебе, Илюшенька. Ты — мальчик из приличной семьи, студент, без пяти минут специалист с высшим образованием, а она — молочница. А папаша ее — карточный шулер, исчез много лет назад в неизвестном направлении. А бабка ее гадалкой была, мошенницей, в общем, морочила головы доверчивым теткам. Да и сама Ритка — пустая девка, ничего путного из нее не выйдет, просто мордашка хорошенькая. Если бы не мать, она давно по рукам бы пошла.

Мать у нее и правда, строгая была. Рита всегда звонила ей из автомата и говорила нежным голоском:

— Мама, не волнуйся, мы с ребятами идем в кино. Да, хорошие ребята, не беспокойся. Никто не будет ко мне приставать.

Впрочем, она охотно болтала со мной, рассказывала о себе, даже немного кокетничала. Я спросил у нее как-то про бабку, и она подтвердила, что да, бабка зарабатывала гаданиями да ворожбой, все ее ведьмой считали и побаивались. И дар этот, вроде, через поколение передается, так что бывшие бабкины клиентки ждут, что в Ритке этот дар проснется, но она ничего не чувствует и колдовать не умеет. Пыталась научиться гадать по руке и на картах — ничего не вышло. Бабка ей, правда, предсказывала, что одной век коротать придется. Так и сказала: «Мужики вокруг тебя всю жизнь виться будут, но ни один с тобой не останется». И так оно и выходит, как видишь. Димка учиться уехал, Серега тоже временный, а Толик собрался жениться на сестре партнера по бизнесу.

— Я останусь, — сказал я решительно. — Я всегда с тобой буду. — И хотел было поцеловать ее, но она отпрянула.

— Илюшка, ты хороший парень, правда, но не в моем вкусе, ну совсем не в моем, прости. У тебя такие уши оттопыренные...

Я долго смотрел на себя в зеркало в тот день. Что ей не нравится? Что? Парень как парень: стройный, загорелый... Мама говорит, что я интересный, глаза у меня большие, а уши и, правда, оттопыренные... Конечно, я не такой талантливый, как Димка, не такой спортивный, как Серега, и не такой деловой, как Толик.

— Илюшка, ты? А я уже слышала, что ты по делам в Киев приехал. Смотри-ка, не забыл меня в своих заграницах. Мы же с тобой двадцать лет не виделись.

— Восемнадцать. А если точнее... Сегодня тридцатое апреля, значит, мы не виделись семнадцать лет, десять месяцев и четыре дня.

— Ты хочешь сказать, что все это время обо мне думал и дни считал?

— Нет. Иногда не думал. Просто отсчитал время от даты отъезда. Как вы провожали меня, помнишь? В лесу шашлыки жарили...

— Помню. И как ты всю обратную дорогу спал в машине у меня на груди, тоже помню.

— Я притворялся, что сплю.

— Я так и думала.

— Хоть ушами потрогать тебя хотел на прощанье. Своими оттопыренными.

Ритка довольно расхохоталась.

— Илюшка, так мы увидимся? Сходим куда-нибудь, ладно? Я не замужем. С мамой живу и дочкой. А работаю там же, на молокозаводе.

— Это я уже понял. Так приезжай прямо сейчас, запиши адрес гостиницы...

— Поздно уже, десять вечера. Давай до завтра отложим.

— Зачем ждать?

— Ладно уж. Дай только время — принаряжусь и подкрашусь.

Я повесил трубку. За то время, что мы не виделись, я, как будто, прожил несколько жизней — разные страны и города, экспедиции, жены, дети, любовницы всех цветов кожи, американская тюрьма, адвокаты, бизнесы, финансовые операции. А для нее время будто застыло: она по-прежнему живет с мамой, работает на том же молокозаводе и на ее балконе все так же цветет герань. Где-то там моя жизнь продолжает нестись со страшной скоростью: секретарь записывает звонки, партнеры ждут возвращения, проценты в банке растут, грузовые пароходы плывут через океан, товар проходит таможню, а я пока здесь, в Киеве, городе моей юности, жду встречи с Риткой, моей «вчерашней молочницей».

В прошлой жизни я порядком надоедал Ритке своими приставаниями, и она как-то выпалила:

— Сколько раз можно повторять? Не в моем ты вкусе. Да будь ты последним мужчиной на земле, я бы с тобой не легла.

— А если я тебе денег дам? — спросил я, поражаясь собственной наглости.

— Вот пристал! Ну, если...

И она назвала фантастическую по тем временам сумму.

Я собрал. Не сразу, за несколько месяцев. Сказал Толику — мне нужны деньги, и он дал мне возможность заработать. О, если бы он знал, зачем! Я возил какой-то левый товар из пригорода в Киев, охранял склады и даже сопровождал «шефа» на какую-то «стрелку». К счастью, она закончилась полюбовно. Все это время мне звонили подозрительные личности и мама очень за меня боялась. Кстати, я тогда многому научился, в частности, как не надо вести бизнес.

Я выбрал день, когда родителей не было дома. Позвонил Ритке и сообщил, что собрал деньги. Она сонно ответила, что придет. Я принял душ. Постелил чистые простыни. Купил бутылку шампанского, коробку конфет и букет роз. Несколько раз переставлял все это на столе. Думал, дать ли ей деньги до того или после. Наверно, до того, а то потом пожалею — у меня никогда не было такой суммы, и, наверно, еще не скоро будет.

Я мысленно написал целый сценарий — как она войдет, как я провожу ее в комнату, покажу пластинки и коллекцию нэцкэ, поставлю Визбора, открою шампанское, разолью по бокалам, мы сядем на диван, я буду целовать золотистые завитки на шее, а потом скажу небрежно: «Ах, да, чуть не забыл, деньги! Вот, возьми». Протяну ей пакет, и наконец, раздену ее.

Я прождал целый вечер — она не пришла. Мать ответила по телефону, что Риточка на работе, у нее ночная смена.

На рассвете я уже стоял под ее домом, прислонившись к каштану, и тихо скулил, ожидая ее с работы.

В шесть утра она появилась во дворе.

— Ой, привет. Слушай, я забыла совсем, мне на работу надо было.

— Ничего, — сказал я. — Давай сейчас.

— Да ну. Я устала, иду с ночной смены, ты же видишь. Хочешь ванильный сырок? С изюмом. — Она открыла сумку.

— Нет. Идем сейчас.

— Не могу. Мама будет волноваться.

— Она спит еще. Позвонишь ей позже.

— А, ладно. Идем. Черт с тобой. Не отвяжешься, ведь.

Ко мне уже нельзя было — вернулись родители, и я повел ее в маленькую частную гостиницу с громким названием «Галактика».

Она стала раздеваться, как только за нами закрылась дверь. Быстро стянула узкое платье, сбросила туфли, расстегнула лифчик. Я достал пакет с деньгами и отдал ей. Она кивнула и бросила его в сумку с ванильными сырками. Затем стянула трусики, легла поверх одеяла, раздвинула ноги и сказала:

— У тебя есть полторы минуты. — И зажмурилась.

И я успел.

Дежурная по этажу посмотрела на нас удивленно — вроде за полдня оплатили, а не успели зайти, сразу вышли. Я даже не раздевался.

А сейчас она в моем гостиничном номере. Изменилась. Бедра отяжелели, перекрашена в блондинку, но ей идет. Модная стрижка. Яркая косметика не скрывает тонких морщинок у глаз. Незнакомые духи. И вообще — женщина незнакомая. Таких много, прошел бы мимо, не заметил. Только взмах ресниц прежний.

В ее сумочке звонит мобильник.

— Мама, все в порядке. Ложись спать, я задержусь. Илюша приехал, я же тебе говорила, у него дела тут...

— Илюша? — квакает голос в трубке. — Вдруг он будет к тебе приставать?

— Так я ему дам, мама.

Она прячет телефон в сумку.

— Мама волнуется, потому что сегодня Вальпургиева ночь, на улице будет много пьяных, чертей ряженых и прочих маргиналов.

— Она у тебя все такая же строгая, как я погляжу.

— Ага. Дочке сорок лет скоро, а она все туда же: «Не задерживайся поздно». У меня давно никого не было, она привыкла, что я дома сижу. Как только я узнала, что ты приехал, — говорит Ритка, — так сразу пошла в парикмахерскую — постриглась, маникюр, педикюр, ну и — подбрилась. Это же Илюшка, думаю. Ему надо дать, он же все равно не отвяжется.

Даже голос изменился, появилась вульгарная хрипотца. Однако ночь с ней вернет меня в прошлое и я попытаюсь догнать то, что ускользнуло тогда. Не с ней спать буду, получается, а с собственной памятью. Во вчерашнем дне тоже можно навести порядок. Правда, у меня здесь нет коллекции нэцкэ, но Визбора можно послушать онлайн.

Я достаю шампанское из ведерка со льдом.

— Ты как уехал, я от Димки забеременела, и Серега меня сразу бросил, переживал очень. Он был директором спортивного комплекса, пока не спился. А Толика убили, ты слышал, наверно. Взорвали его контору еще в девяносто шестом — нечего даже хоронить было. А Димка по всему свету гастролировал, дочке подарки присылал, открытки, а потом у него нервный срыв случился, и он сейчас в каком-то санатории живет, в Германии — там это лечат. А у меня было несколько романов, в основном, с женатыми. Их жены все ругались, что я потомственная ведьма, мужей привораживаю и беду приношу. Эх, была бы я ведьмой, наколдовала бы себе все, что нужно. Вот ведь, как все сложилось... У тебя там, в Америке, фирма своя, я слышала. Ты настырный. Своего всегда добиваешься.

Это да. Я всегда своего добиваюсь, планирую настоящее, исправляю ошибки, отдаю долги и возвращаю свое, — подумал я, но вслух сказал:

— Я хотел быть с тобой, Ритка. Жаль, что я тогда был не в твоем вкусе.

— А ты и сейчас не в моем вкусе, Илюшка. Не обижайся. Но, может, это было твое счастье.

За окнами слышны песни и громкий хохот. Я встаю и отдергиваю штору. Мимо гостиницы идут девушки с метлами, в рыжих париках, с рожками и хвостиками.

Ритка задумчиво смотрит на девушек.

— Ты мне в тот раз денег дал...

— Ну да, надо же было как-то возместить то, что я не в твоем вкусе. И сегодня дам. Хотя мне это сейчас куда легче сделать.

— А зачем тебе, чтобы легче было, Илюшка? Я тебя о другом попрошу. За то, что ты не в моем вкусе... Я всегда мечтала на Лысую Гору попасть. А одна я боюсь. Поехали, а? А то все говорят — ведьма, ведьма, а я там ни разу даже не была. А тут еще и Вальпургиева ночь — мне там самое место.

— Ритка, ну как ты себе это представляешь? Если мы сейчас, в полночь, вызовем такси и скажем — на Лысую Гору, нам по этому адресу психушку вышлют.

— Ну, давай другим способом доберемся.

— Полетим на метле, что ли?

— Пешком пойдем. Тут недалеко. А потом будешь рассказывать, что был у тебя секс с ведьмой в Вальпургиеву ночь на Лысой Горе, да на трын-траве. А, Илюшка? Может, ведьма во мне, наконец, и проснется.

«Этого мне только не хватало, — подумал я. — Здесь кровать огромная, мягкая, душ, джакузи, ужин я в ресторане заказал. Подумать только, опять эта молочница из вчерашнего дня навязывает мне свои правила игры, как всем тем, кому принесла беду».

— Посмотрим, — сказал я. — До рассвета еще далеко. Скоро принесут ужин, а я пока открою шампанское.

(с) Евгения Горац  Из книги "Возьму с собой"