ПОЛЬ ВЕРЛЕН
Три сонета
(перевод и комментарии М. Аркадьева)
Чисто музыкальная задача (памятуя верленовское "De la musique avant toute chose!" «Музыки прежде всего!») руководила мной на протяжении всей работы над переводом.
Paul Verlaine
1. Nevermore
Souvenir, souvenir, que me veux-tu ? L'automne
Faisait voler la grive à travers l'air atone,
Et le soleil dardait un rayon monotone
Sur le bois jaunissant où la bise détone.
Nous étions seul à seule et marchions en rêvant,
Elle et moi, les cheveux et la pensée au vent
Soudain, tournant vers moi son regard émouvant :
« Quel fut ton plus beau jour ! » fit sa voix d'or vivant
Sa voix douce et sonore, au frais timbre angélique.
Un sourire discret lui donna la réplique,
Et je baisai sa main blanche, dévotement.
-
Ah ! les premières fleurs qu'elles sont parfumées
Et qu'il bruit avec un murmure charmant
Le premier oui qui sort de lèvres bien-aimées !
Nevermore
О память, память! Плач осенних крон,
Полет дрозда сквозь неподвижный звон,
И солнце шлет лесам лучистый сон,
Где слышен взрыв - мятежный ветра стон.
Идем одни... Нам ветер говорит,
Как грустен мир и сумрачен зенит...
Но вдруг улыбкой взгляд ее горит,
И голос золотом живым звенит.
И в звоне том челесты тембр мерцает.
Улыбка тихая возникнет и истает,
И губ ее коснется с легким трепетаньем.
О, ранние цветы! Ваш звездный аромат
Пью в чистом звуке нежного дыханья,
Беззвучных первых слов, что в памяти звенят.
Название этого сонета отсылает к знаменитому символу романтизма, стихотворению Эдгара По «Ворон», с его рефреном: "Quoth the Raven "Nevermore" («Крикнул ворон «Невермор» (Никогда)).
В катренах я сознательно пожертвовал чередованием женских и мужских окончаний, но зато сохранил в первом катрене эквивалент звучания рифм подлинника на «-(т)-он».
Буквальный перевод первой строчки первого терцета - «свежий ангельский тембр» нестерпимо пошло звучит по-русски. Поэтому я заменил его тембром отсутствующего у Верлена музыкального инструмента челеста (нежные клавишные колокольчики), которая и своим звуком и своим «небесным» названием (celesta) тонко поддерживает верленовский «ангельский» лейтмотив. Считаю своей удачей музыкальную инструментовку: аллитерации на «з-в» в терцетах (звоне, звездный, звуке, беззвучных, звенят).
Для сравнения привожу перевод Ф.Сологуба:
Nevermore
Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон несся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их желтом одеянье.
Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, —
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»
На голос сладостный и взор ее тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной,
И руку белую смиренно целовал, —
О первые цветы, как вы благоухали!
О голос ангельский, как нежно ты звучал,
Когда уста ее признанье лепетали!
2. Après trois ans
Ayant poussé la porte étroite qui chancelle,
Je me suis promené dans le petit jardin
Qu'éclairait doucement le soleil du matin,
Pailletant chaque fleur d'une humide étincelle.
Rien n'a changé. J'ai tout revu : l'humble tonnelle
De vigne folle avec les chaises de rotin...
Je jet d'eau fait toujours son murmure argentin
Et le vieux tremble sa plainte sempiternelle.
Les roses comme avant palpitent; comme avant,
Les grands lys orgueilleux se balancent au vent,
Chaque alouette qui va et vient m'est connue.
Même j'ai retrouvé debout la Velléda,
Dont le plâtre s'écaille au bout de l'avenue, -
Grêle, parmi l'odeur fade du réséda.
Спустя три года
Чуть слышный двери скрип... Как в сумрачную келью,
Я тихо в сад вхожу, листву задев плечом.
Здесь солнце лепит цвет карминовым лучом
На влажных лепестках душистой акварелью.
Я все увидел вновь - вот портик с капителью,
Вот дикий виноград и плющ, и ветхий дом,
Вот дремлющий фонтан играет серебром,
И вечный стон осин звенит немой свирелью.
Здесь тонок аромат и чуток пульс цветов,
В оцепененье дня хранящих хрупкость снов.
Здесь птица каждая меня, взлетев, узнает.
Склонюсь я вновь к ногам безмолвной Велледы,*
Чей гипс в тиши аллей незримо опадает,
Как невесомый град сквозь запах резеды.
В катренах опять использую прием эквифонетического перевода (звукового подобия). Фонетическая красота французского языка достойна того, чтобы передать его хотя бы в звучании русских окончаний.
* Велледа- германская жрица(I век н.э.).В стихотворении Верлена идет речь о мраморной статуе, изображающей жрицу.
3. Langueur
Je suis l'Empire à la fin de la décadence,
Qui regarde passer les grands Barbares blancs
En composant des acrostiches indolents
D'un style d'or où la langueur du soleil danse.
L'ame seulette a mal au coeur d'un ennui dense,
Là-bas on dit qu'il est de longs combats sanglants.
O n'y pouvoir, étant si faible aux voeux si lents,
O n'y vouloir fleurir un peu cette existence!
O n'y vouloir, ô n'y pouvoir mourir un peu!
Ah! tout est bu! Bathylle, as-tu fini de rire?
Ah! tout est bu, tout est mangé! Plus rien à dire!
Seul un poème un peu niais qu'on jette au feu,
Seul un esclave un peu coureur qui vous néglige,
Seul un ennui d'on ne sait quoi qui vous afflige!
Томление
Я - сын империи эпохи декаданса,
И бледных варваров слепую вижу смерть.
Слагаю акростих - изысканную твердь,
Где стиль златой звенит в сплетеньи диссонанса.
Мой одинокий дух - в тоске немого танца.
Там, говорят, внизу, кровавый бродит смерч,
Там невозможно мысль от гибели сберечь,
Как невозможно жизнь сберечь от злого глянца.
Да, невозможен мир - о, новый Вифлеем!
Испит до дна мой смех : теперь он прян и горек.
Здесь все поглощено, здесь запах смерти стоек,
Здесь брошены в огонь пергаменты поэм.
И усмехнется раб с тупым пренебреженьем
Над нашей немотой и нашим униженьем.
Тот же прием фонетического (музыкального) подобия в катренах. Мое отступление от подлинника « я- сын империи» кажется мне вполне корректным и опять же более музыкально оправданным, чем буквальное и несколько тяжеловесное «Я есмь империя…». Упоминая Вифлеем, я ввожу христианский мотив, отсутствующий в данном сонете, но отнюдь не чуждый Верлену в этот период творчества.
Мне не удалось перевести характерные верленовские риторические повторы, каюсь. Зато это великолепно сделал Пастернак:
Я — римский мир периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.
Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои.
О, не уметь сломить лета свои!
О, не хотеть прожечь их без остатка!
О, не хотеть, о, не уметь уйти!
Все выпито! Что тут, Батилл, смешного?
Все выпито, все съедено! Ни слова!
Лишь стих смешной, уже в огне почти,
Лишь раб дрянной, уже почти без дела,
Лишь грусть без объясненья и предела.
(Батилл – римский мим-комедиант, фаворит Мецената, жившего в эпоху императора Августа)
Из моего цикла "Четыре Мадригала на сонет Верлена" для хора a capella;
фрагменты партитуры Мадригалов просто для красоты:
VOEU
Ah! Les oaristys! Les premières maîtresses!
L’or des cheveux, l’azur des yeux, la fleur des chairs,
Et puis, parmi l’odeur des corps jeunes et chers,
La spontanéité craintive des caresses!
Sont-elles assez loin, toutes ces allégresses
Et toutes ces candeurs! Hélas! Toutes devers
Le Printemps des regrets ont fui les noires hivers
De mes ennuis, de mes dégoûts, de mes détresses!
Si que me voilà seul à présent, morne et seul,
Morne et désespéré, plus glacé qu’un aïeul,
Et tel qu’un orphelin pauvre sans soeur aînée.
O la femme à l’amour câlin et réchauffant,
Douce, pensive et blonde, et jamais étonnée,
Et qui parfois vous baise au front, comme un enfant!
Перевод В.Брюсова (терпимо):
ОБЕТ (я бы перевел название как "Желание", не при чем здесь обет)
Подруги юности и молодых желаний!
Лазурь лучистых глаз и золото волос!
Объятий аромат, благоуханье кос
И дерзость робкая пылающих лобзаний!
Но где же эти дни беспечных ликований,
Дни искренней любви? Увы, осенних гроз
Они не вынесли, – и вот царит мороз
Тоски, усталости и нет очарований.
Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует.
О, женщина, с душой и льстивой и простой,
Кого не удивишь ничем и кто порой,
Как мать, с улыбкою вас тихо в лоб целует!