Кубу в 1965-68 гг. прекрасно, подробно помню, с первого до последнего дня моей и родителей жизни на острове. Учился там в первом и втором классе. Помню ярко оранжевый грунт, фантастическую голубизну Атлантики и слепящее обжигающее солнце. Помню "американскую" еще Гавану, желтые ветхие "нью йоркские" такси, набережную и черный от йода парапет Малекон,

отель Фокс (прототип наших "развернутых книг" на Калининском проспекте/ "Новом Арбате"),

и старый отель Девиль, где селили только что прибывших специалистов (каким был мой отец).

Отец и я в бассейне отеля Девиль, Гавана. 1966
Отец и я в бассейне отеля Девиль, Гавана. 1966

Помню Музей изящных искусств, помню оперный театр, кинотеатр "Синесита", где я раз в полгода имел счастье смотреть мультфильмы Диснея, где я увидел и ярко помню отдельные сцены из "Войны и мира" Бондарчука. Особенно эпизод с питьем вина на подоконнике Долоховым и внутренний диалог Пьера перед Бородином, помню лежащего под аустерлицким небом князя Андрея. Помню испанский квартал, роскошный в своих темных разводах кафедральный собор испанского барокко,

Кафедральный собор. Гавана
Кафедральный собор. Гавана

яркие дурманящие запахи жаренного ореха, вкус свежевыжатого, вернее отжатого в специальной машине сока сахарного тростника, запах и вкус черного кофе в чашечке "за три сентаво". Виллу Хемингуэя помню подробно (вид его уборной с книжной полкой приучил меня на всю жизнь читать в туалете ;)

Дом Хэмингуэя в Гаване
Дом Хэмингуэя в Гаване

Помню хемингуэевский "черный домик для ста кошек". Помню поселок Кохимар, где он писал "Старика и море". Там я научился плавать, в том числе с маской и ластами, увидел подводные красоты Мексиканского залива. Помню, как мы с родителями встречали Новый год на берегу залива, на теплом пляже, со спидолой и боем курантов .

Помню ураган "Флора", ветер, на который можно было ложиться спиной, помню залитые морской водой улицы поселка Аламар, где мы с родителями жили в отдельном (!) бунгало под номером 165, "сьенте сесенто синкос". Помню эвакуацию в Гавану, волны, перехлестывающие на Малекон и заливающие город.

Помню стройность и странное, чуждое времени испанское величие гаванского маяка и портовых высоких крепостных фортов. Помню резкий запах йода и водорослей.

Помню летние многочасовые, полные зловещих риторических пауз, речи Фиделя, от длины которых, и от медленной жары люди десятками падали в обморок, и их увозили на скорой.

Помню вкус холодного фруктового супа, который готовила в страшную изнуряющую жару мама. Помню огромных пауков "арания пилюда", залезавших даже в постель, и злобных, голодных, безжалостных москитов. Там у меня начался фурункулез, который прошел только через пару лет после возвращения, там я сначала научился красиво писать, а потом вернувшись в СССР, разучился.

Там я смотрел кино из автомобиля, ел карнавального кабана и до сих пор ищу возможность повторить это ощущение. Там я видел воочию карнавальную кубинскую Королеву красоты. Там я впервые сбежал из дому. Там я научился кататься на роликах и на большом велосипеде. Там я впервые увидел охлажденную до пара на стекле бутылочку настоящей кока-колы, там я впервые увидел и понюхал ром Бакарди. Там мне отец своими руками сделал два карнавальных костюма - костюм робота и костюм мушкетера. Там я впервые держал в руках автомат Калашникова и слышал, как кубинские солдаты стреляют из орудий в сторону нейтральных вод, где постоянно маячил американский линкор. Там я впервые попробовал все виды даров моря (которые потом наши идиоты переименовали в "морепродукты").

Там я выучил наизусть "Бородино" Лермонтова и сыграл гнома Воскресенье в детском спектакле, который поставила моя мама в школе Аламара. Там я впервые остро ощутил ностальгию по снегу и березкам (что сильно повлияло потом на мое юношеское славянофильство). Там я сделался собачником, так как мы взяли жить к себе беленько-серую с коричневыми ушами дворнягу Канделлу, родоначальницу нескольких наших аламарских собачьих поколений.

Кандела-родоначальница и Чучка. Куба Аламар. 1966
Кандела-родоначальница и Чучка. Куба Аламар. 1966

Я помню эту нашу замечательную Канделлу, потом погибшую под колесами бешеного догхантерского автомобиля, собачку , которая раньше принадлежала дяде Хосе (чью добрую лысину и улыбку я помню, как будто мы вчера расстались), обрусевшему испанцу, папиному другу, одному из тех самых, немногих, оставшихся в живых, испанских детей, вывезенных в СССР из Испании побеждающего Франко.

Поэтому такое огромное реальное ошеломлявшее правдой воздействие (вместе со всем остальным) на меня оказывает "испанский" эпизод из "Зеркала" Тарковского. И так далее, всего не перечислишь.

Жизнь на Кубе меня сделала внутренне свободным, по-латински романтичным, свободным, в том числе от атмосферы советской школы, от советского ощущения цвета времени и пространства, но в то же время навсегда лишила меня способности к стандартной социализации, и это повлияло на всю мою жизнь.

Мама, я, с Чучкой (сыном родоначальницы династии Канделлы), и бродячий пес Злюка, который меня сначала покусал, а потом мы подружились.
Мама, я, с Чучкой (сыном родоначальницы династии Канделлы), и бродячий пес Злюка, который меня сначала покусал, а потом мы подружились.
Я в кубинском сомбреро. 1966
Я в кубинском сомбреро. 1966