Мы часто не можем отделить здоровое чувство привязанности к любимому человеку от зависимости. Ко второму варианту развития отношений в большей  степени склонны женщины, чьи матери не смогли дать дочерям хорошего телесного контакта в младенчестве.

Мамам по тем или иным причинам было  страшно брать на руки детей. Если  ребёнку до года было отказано в качественном  полноценном  тактильном  контакте, или же он совсем отсутствовал, то скорей всего во взрослой жизни он будет раним, чувствителен, хрупок в общении. Женщины таких матерей  тонкокожи в психологическом смысле, лишены устойчивости к агрессивному воздействию внешней среды. Быстро разрушаются, долго восстанавливаются, и впоследствии предпочитают избегать ситуации, людей, инициировавших  душевные  страдания и переживания.

Тонкокожим, ранимым мужчинам и женщинам свойственно обижаться на людей. Они  часто бывают несносными, буквально изводят обидами окружающих, в первую очередь тех, кто их любит.

Столь долгожданные отношения, могут забуксовать, или вовсе сойти на нет в выяснениях и уточнениях «кто кому и как причиняет боль». Есть партнёры, которые всегда найдут причину для обиды, и как раз в тот момент, когда отношения вот-вот достигнут пика. Поводом может быть «небрежный» тон смс, «злобный» взгляд, опоздания и т.п. Обидевшись,  они предпочитают уходить в глухую оборону, тем самым замораживая развитие отношений на инфантильной стадии  насупившегося в песочнице ребёнка в штанах на лямке.

На самом деле обижающийся партнёр имеет свои психологические бонусы в этой игре. Обида, как устойчивый  паттерн поведения, позволяет обвинить партнёра и держать его на «безопасной» дистанции. Люди, склонные обижаться, по большей части, бессознательно выстраивают взаимоотношения с партнёром по типу «избегающей» привязанности. Эмоциональная близость и теплота являются сверх значимой целью, но при малейшей возможности  войти в отношения такого рода включается механизм избегания. Я очень уязвим. Я настолько уязвим, что вынужден охранять свою территорию и отзываться обидой на каждого, кто ее задел. Я повешу себе на лоб табличку «Осторожно, злая собака» и пусть только кто-то попробует ее не заметить! Я окружу свою уязвимость высокими стенами, и мне плевать, что через них не видно того, что происходит снаружи – зато моя уязвимость будет в безопасности.

Такое поведение получило название избегающего типа привязанности.

На Западе в последнее время психотерапия клиентов, потерпевших фиаско в любви, строится именно на теории привязанности.

Автором теории привязанности считается Джон Боулби, попытавшийся объединить психоаналитические представления о страхе отделения от матери с исследованиями поведений детенышей животных  в условиях  потери матери и наблюдениями за поведением детей, лишенных родителей.

Развитие навыков общения начинается с установления тесных эмоциональных взаимоотношений между ребенком и матерью, отцом. Эти глубокие, прочные социально-эмоциональные отношения называются привязанностью. Поскольку дети не в состоянии прокормить или защитить себя, самое первое назначение привязанности состоит в обеспечении выживания. Привязанность подразумевает стремление к близости, достигнув которой,  человек обретает чувство безопасности и покоя. В основе привязанности лежит система, в такой же степени присущая каждому биологическому виду, как и системы поведения, отвечающие за воспроизводство, заботу о потомстве, питание и изучение окружающего мира, и, тем не менее, система привязанности не происходит ни от одной из них. Она проявляется в поведении, которое позволяет человеку  держаться поблизости от одного или нескольких важных для него лиц. Считается, что система привязанности, как и другие основные системы поведения, сформировалась в процессе естественного отбора.

 Английские психологи утверждают, что при рождении ребенок обладает определёнными сценариями поведения, позволяющими  поддерживать близость с матерью.  В первые месяцы жизни  такое поведение возникает бессознательно, автоматически, и не направлено на конкретного взрослого. Но по мере того, как младенец начинает различать окружающих его людей, он проявляет привязанность дифференцированно.

Приблизительно к концу первого года жизни наступает новая стадия развития привязанности. Поддерживающее близость поведение становится более активным, действенным и целенаправленным. Ребенок создает свой первый внутренний образ матери. Вместе с этим достижением он начинает страдать от разлуки. В этот период способность ребенка к привязанности особенно велика, причем привязанность может возникать не только к матери, но и к другим знакомым лицам.

Зигмунд Фрейд считал, что малыши привязываются к своим родителям потому, что те обеспечивают их пищей, то есть удовлетворяют их самую насущную потребность. Эта теория получила название теории корыстной привязанности, или «буфетной теории». Дети привязываются и к тем, кто дает ощущение комфорта при контакте. Дж. Боулби, однако, опровергал «буфетную теорию» Фрейда. Он предположил, что социальное взаимодействие необходимо детям само по себе, т.е. чувство привязанности является врождённым.

По мнению Дж. Боулби, младенцы привязываются к матери не ради пищи или тепла. Причина в том, что они обладают врожденной социальной потребностью, стремлением к прямому контакту с взрослым (обычно с матерью). Дети делают все, чтобы оказаться в компании взрослых.  Это желание объясняется не только получением  удовольствия  от контакта, но и врожденным страхом незнакомого и непривычного, ценным с точки зрения выживания.

У маленьких  детей  такой врожденный страх очень велик. По этой причине в отсутствии матери даже слабая внешняя угроза становится для ребенка огромной; повышенная потребность в утешении заставляет его отчаянно плакать и цепляться за мать в темноте или во время грозы. Эта тенденция искать защиты у родителей настолько сильна, что проявляется даже тогда, когда угроза исходит от самих родителей. Как это ни парадоксально, но дети, которых сурово наказывают, привязываются к своим родителям еще сильнее.

Возможно, в этой бессознательной установке кроются причины устойчивости садо-мазохистического поведения и стокгольмского синдрома.

 Ребенок, подрастая, приобретает уверенность взаимопонимания во взаимоотношениях с поддерживающей, эмоционально тёплой матерью, что позволяет ему легче переносить даже длительную разлуку. К этому времени, в основном благодаря развитию нервной системы, ребенок делает новые успехи в передвижении (ходьба, бег). Это дает ему возможность исследовать окружающий мир, встречаясь с товарищами по играм и множеством других людей, в том числе незнакомых.

Привязанность ребенка к матери проявляется двумя путями: ее присутствие вызывает удовольствие, ее отсутствие причиняет страдание. Ребенок уже достаточно рано начинает испытывать страх разлуки с матерью. Джон Боулби предполагает, что любое нарушение первичной привязанности ребенка к матери приводит к развитию у ребенка неуверенности в дальнейшей жизни. В своей  практике неоднократно наблюдала, что нарушение первичной привязанности ребёнка к матери влечёт за собой нарушение и второй и третьей привязанностей во взрослой жизни. Так формируется истерическая зависимость женщины от  мужчины. С этой точки зрения разлука опасна для ребенка, а непрерывность общения с матерью играет важную роль в формировании его душевного здоровья в дальнейшем. Дети, лишенные общения с матерью, демонстрируют серьезные нарушения  в области эмоционально близких отношений. В результате ряда исследований было выделено  четыре типа привязанностей:

1) «избегающее-привязанные», 

2) «безопасно-привязанные»,

3) «амбивалентно-тревожно-привязанные»,

4) «дезорганизованные».

Во время экспериментального наблюдения, было выяснено, что матери детей  второй  группы проявляли в течение первого года жизни  ребенка большую восприимчивость и отзывчивость по отношению младенцам, чем матери детей из  других  групп.

У матерей  первой выявилось глубокое неприятие тесного телесного контакта с ребенком, они были более отвергающими, чаще проявляли гнев, но реже положительные эмоции по сравнению с матерями  других групп. Согласно тем же исследованиям констатируется наличие у матерей данной группы острого конфликта приближения-избегания, выражающегося в том, что их стремление к установлению эмоциональной близости на основе телесного контакта  тормозится болезненным отказом со стороны ребенка.

Т.е. круг замыкается, сначала мама испытывает  трудности физического принятия, а затем уже ребёнок избегает контакта, бессознательно защищаясь от боли отвержения. При этом избегание – отказ ребенка рассматривается  как защитный механизм, уменьшающий тревогу и позволяющий ребенку остаться в диапазоне терпимой близости к матери.

Аналогично младенцам уже взрослые люди вступают в любовные отношения, испытывая острую потребность в любимом, но из-за страха отвержения устанавливают для себя безопасную дистанцию близости, которую он может выдерживать без угрозы разрушения и уязвления со стороны любимого человека. Регулирование дистанции происходит с помощью различных уловок со стороны тревожно-избегающего партнёра от психосоматических до психологических.