В своей многолетней психотерапевтической практике мне приходилось работать с разными моделями финансового поведения клиентов.

Исходя из качественного анализа рабочих историй я выделила две условные группы – «наследники» и «нувориши» или «старые» и «новые» деньги.

Особенности «старых» денег, чья история насчитывает не одно поколение, заключается в том, что они являются стержнем личности своих обладателей. Они стали плотью и кровью хозяев, «новые» только в процессе встраивания в самооценку хозяина.

Недавно заработанные деньги – это, прежде всего, про социальную маску, которую обладатели стремятся предъявить окружающим, чтобы зависть и восхищение окружающих укрепили самооценку и помогли сформировать новую социальную идентичность.

Особенности «старых» денег в нашей стране проистекают из особенностей взаимоотношений с деньгами советского человека:

·       Наличие внутреннего конфликта у советского человека, которому с одной стороны свойственно «не выделение» себя из «мы», а с другой – стремление к власти и повышению статуса.

·       Сочетание высокого уровня развития интеллекта и низкого уровня бытовой культуры.

·       Неодобрительное отношение к достижениям других;

·       Декорирование наличия денег, недвижимости;

·       Гедонизм в виде специального обеспечения из распределителей приветствовался в занимаемой должности и осуждался в частной жизни.

Дети, внуки воспитывались в системе двойных стандартов: с одной стороны – привилегированное положение за счёт специального распределения, служебных квартир и дач, с другой – декларирование равенства всех советских людей.

Поэтому у детей, внуков советских элит двойственное отношение к деньгам.

Родители стремились к власти, социальному статусу в первую очередь, материальные блага были вторичны.

Некоторые из моих клиентов были биты одноклассниками в школах на окраинах Москвы, потому что обладали дефицитными вещами. Родителям не приходило в голову поместить детей в привилегированные школы.

Тем не менее, отличительной особенностью личности детей советских элит является устойчивое ядро социальной идентичности принадлежности к высшему обществу.

Социальная маска носит демократический характер. Они стремятся не выделяться из толпы. Не только потому, что так воспитаны, но ещё и потому, что испытывают чувство вины и стыда за привилегии, которые дают власть и деньги.

О принадлежности к высшему классу можно судить по высокому уровню развития языковой культуры, свободным, но уважительным манерам поведения.

Как нельзя лучше об этом феномене написано в «Пигмалионе» у Бернарда Шоу.

Стремление к показной роскоши проистекает из комплекса неполноценности. Из того самого велосипеда, отсутствие которого в детстве не может восполнить Майбах.

История №1.

Анастасия, 40 лет. Отец - партийно-номенклатурный работник. Большую часть жизни провёл в служебных командировках в странах третьего мира вместе с семьёй.

Сколько себя помнит, боялась отца, дедушку с бабушкой. При скромном образе жизни всё как у всех, взрослые строго следили за тем, с кем общается девочка. Если родители друзей не соответствовали статусу, Насте высказывали неодобрение.

Настя выросла, вышла замуж за внука партийно-номенклатурного деятеля. У неё прекрасная семья, достаток. Но женщина испытывает чувство вины и стыда за имеющиеся деньги. Не может без слёз смотреть на уличных попрошаек, мимо которых проезжает на машине представительского класса. Не позволяет себе ничего лишнего из одежды. Не в радость ей и посиделки с подругами в дорогих кафе.

Ясное понимание принадлежности к элите: недвижимость, образование детей, няни, домработница, отдых – все высшего класса. Но вместе с тем жесткая экономия на повседневных расходах, одежде, тех мелочах, которые составляют радость и вкус жизни.

Конфликт между ощущением принадлежности к элите и невозможностью это выразить в социуме. Свой среди чужих, чужой среди своих. Для богатых у нее нет соответствующей персоны. Но и среди обычных людей она испытывает дискомфорт, потому что строго следит за тем, чтобы не проговориться, не выдать себя.

Стремление помочь в обыденных ситуациях «простым» людям перекрывается пониманием статуса. Вспоминается случай из лермонтовского «Героя нашего времени», где Печорин подтрунивает над сослуживцем, разжалованным из-за дуэли в солдаты. Княжна Мэри поднимает стакан, который уронил раненый Грушницкий несмотря на то, что он в солдатской шинели. Печорин объясняет этот добрый поступок приступом романтизма.

Настя, так же помогает случайным прохожим, если у них случаются какие-то неприятности. Например, помогла собрать рассыпавшуюся у пожилой женщины на ступеньках Крымского моста мелочь. Но после этого корила себя весь день, потому что поступила не как подобает жене банкира.

По себе знаю, насколько это удобно – размытая социальная идентичность, чтобы к тебе с одной стороны относились с уважением, а с другой не боялись. В этом смысле стиль «old money» является хорошим прикрытием в социуме.

Размытость социальной идентичности, стремление скрыть реальный социальный статус определяются не только личной историей человека, историей семьи, кросс-культурными травмами страны, но и ресистиментом тех, кто по факту рождения и не только оказался на более низкой социальной ступени. Ницше подразумевает под ресистиментом чувство большее, чем зависть и злоба.

 «Старые» деньги не спешат предъявлять себя открыто. Они, как золото гномов, скрыты в подземелье, будучи частью ядра социальной идентичности хозяина, знают себе цену. Там, где «новые» деньги делают первые шаги, «старые» износили не одну пару башмаков.

Продолжение следует...